Читать книгу "Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945 - Валерий Вахромеев"

Теперь нам стало ясно, что везут нас с запада Германии на юг. Короткие остановки в пути. Нам раздают в вагоны баланду, разрешают оправиться, и опять по вагонам. Везде поражает чистота и порядок. Нет покосившихся заборов, скособоченных домиков, мусора, так привычных для России. Этому у немцев нам надо бы поучиться.

Раннее утро. Поезд остановился, и уже довольно долго нас не выпускают из вагонов. Но вот двери вагонов отодвигаются, и на нас, пыльных и небритых после дороги, пахнуло утренней свежестью. Кстати, немцы очень не любили неряшливых и небритых пленных, что заставляло следить за личной гигиеной. Конечно, никаких бритв и других принадлежностей у нас не было. Приходились скоблить щетину осколками бутылочного стекла. Мыла не было. Иногда давали что-то мылообразное, серое, похожее на оконную замазку. Этим эрзац-мылом и умывались, и стирали белье.

Сырой и туманный рассвет вставал над южнонемецким городком. Дармштадт похож на многие другие города Германии. В большинстве своем дома двухэтажные, светлых оттенков, с островерхими крышами, покрытыми оранжевой черепицей. Проезжая часть и тротуары или асфальтированные, или выложены брусчаткой. В это время улицы города были еще пусты, никого мы не встретили на своем пути к новому месту заключения. Лишь изредка на каком-нибудь окне вздрогнет тюлевая занавеска и любопытный женский взгляд обратит свое внимание на нашу колонну. А мы все идем и идем, выстукивая дробь деревянными колодками по брусчатой мостовой.

Прошли центр города, и показалась заводская окраина. Высокие кирпичные заборы, массивные железные ворота и трубы, трубы, трубы… У одних ворот конвой дает команду остановиться.

Высокий, трехметровый кирпичный забор поверху затянут в несколько рядов колючей проволокой. Из заводской проходной вышли двое. Один был среднего роста, одет в форму заводского служащего: черная куртка с металлическими пуговицами и черные брюки, на голове форменная фуражка, похожая на фуражки наших железнодорожников. Вторым был солдат, вооруженный винтовкой. Наш конвой коротко переговорил с ними, и перед нами открылись тяжелые железные ворота.

Мы вошли на территорию завода. Колонна идет как бы по коридору. С одной стороны высокая кирпичная стена, с другой — длинное четырехэтажное здание. Стесненное ощущение замкнутого пространства усиливает низкое дождливое небо. Остановились у центрального входа в здание. Где-то поблизости находится столовая: запахи свежеприготовленной пищи тревожат нас, напоминая, что мы уже давно не ели. Действительно, открылось окно на первом этаже, и в нем показалась повариха в белом колпаке. Она с любопытством разглядывала нас. Два солдата, сопровождавшие нас, ведут всю братию на четвертый этаж.

Тяжело переступая со ступеньки на ступеньку, задыхаясь от истощения, поднялись по лестнице. Вот и добрались. На площадке четвертого этажа две массивные железные двери: одна справа, другая слева от лестницы. Нас ведут налево. Прошли тамбур. При входе у нас забрали все наши вещи и положили их в каптерку. Она располагалась сразу же после тамбура, слева от двери. В ней же была устроена хлеборезка. Напротив нее, справа от входной двери располагалась охрана. Выше нас был только чердак.

Наша казарма представляла собой довольно просторное и длинное помещение. По обе стороны были расположены высокие окна, округлые сверху. Окна были забраны толстыми решетками. Пол и потолок были дощатыми. В дальнем конце находились умывальники и туалет, поэтому немецкая охрана ходила туда через нашу казарму. Вдоль левой стены стояли двухэтажные нары, на них лежали бумажные мешки-матрацы, набитые бумажными отходами. Между оконными проемами, у стены стояла чугунная печка.

В первые дни пребывания на заводе мы работали по уборке территории вокруг нашего здания. Кроме солдат для нашей охраны, нам выделяли пожилого полицая. Он следил за нашей работой и время от времени подгонял нас. Как сейчас помню, стоит он с палкой в руке, глаза полузакрыты, и бормочет: «Los! Los! Los!» («Давай! Давай! Давай!»)

Как-то на территории мы разбирали кучу мусора. В ней попадались пищевые отходы: корки хлеба, картофелины, кости с остатками мяса. Мы постоянно недоедали, и для нас эта куча была просто находкой. Все это мы рассовывали по карманам. Сначала полицай не интересовался нашими занятиями, но, увидев, что мы собираем, он закричал и разогнал нас палкой.

Убирая территорию, мы сортировали камни и кирпичи отдельно и складывали к забору. Скоро там образовалась довольно высокая куча, метра примерно полтора. Я приметил ее и сообразил, что для побега она очень кстати. Скоро мы закончили уборку вокруг здания, и нас перевели на другую работу.

Привели нас в просторный цех, где стояли полуавтоматические станки. На них изготавливались болты и гайки для ремонта железнодорожных вагонов. Под присмотром мастера мы обслуживали эти станки. Нужно было постоянно вставлять заготовки в патрон станка. Чуть зазеваешься — сразу острой стружкой срежет кожу с рук. Постоянно льющаяся эмульсия разъедала израненные руки. Появились долго не заживающие язвы.

Постепенно, работая на станках, мы приноровились незаметно делать брак. Обычно мастер в начале смены регулировал станки. Он проверял калибром соответствие стандарту резьбы на болтах и гайках. Пробовал, как свободно вкручивается болт в гайку. Стоило ему отойти от нас, как мы сбивали настройку, и после этого болты никакой силой нельзя было ввернуть в гайки. Перед появлением мастера старались привести станки в нормальное положение, более-менее вернуть первоначальную настройку к концу смены. У мастера не было указательного пальца на правой руке, поэтому ему дали прозвище Беспалый.

Работаем мы как-то, успешно выполняем «задание по браку». Я вынимаю из патрона готовые болты и бросаю в железную коробку справа от станка. В дальнем конце цеха появилась сутулая фигура мастера. Делаю явный брак, но времени для настройки станка у меня уже нет, да и нечем измерить резьбу. Беспалый подходит к первому станку, берет болт и гайку, пытается соединить. Бесполезно. Идет к другому станку. Берет вторую пару — результат тот же. Взбешенный мастер подходит к третьему — везде одна и та же картина. На мое несчастье, мой станок стоит последним в линии. Дошла очередь и до меня. Проверив качество моей продукции, громко бранясь, Беспалый в ярости бросает в меня болты и гайки. Увертываясь от града металла, я спрятался за колонну. Стараюсь прикрыть руками голову, лицо. Мои товарищи, оставив работу, наблюдают, чем все кончится. Все же не увернулся, удар болта рассек тыльную сторону кисти, хлынула кровь. До сих пор я храню немецкий «знак качества» — шрам на руке. Получил я наказание за брак — три дня без еды.

После этого случая меня перевели в чернорабочие, стал я убирать стружку от станков. Все три дня ребята подкармливали меня кто чем мог из своих скудных пайков. Спасибо им! Винторезные станки приводила в движение трансмиссия, от которой шла ременная передача к каждому станку. Здесь мы тоже приноровились портить оборудование. Договорившись с товарищами, мы одновременно включали сцепление всех станков. Не выдержав большой нагрузки, приводной ремень рвался. Пока придет мастер, найдет шорника и тот починит ремень, мы отдыхали, работа стояла. Но вскоре немцы догадались о нашей хитрости. Нам пригрозили строгим наказанием, и ремень стал реже рваться.