Читать книгу "По зову сердца - Джин Стоун"

Впрочем, нет — он был гнилым с самого начала. После этого Джесс уже не приходилось утруждать себя, латая дыры и поддерживая видимость семейного счастья.

— Ну как, выбрали? — обратился к ней Уэнделл.

Джесс тряхнула головой, чтобы избавиться от образов прошлого, и показала ему образец материи:

— Темно-зеленый для мужских глаз и масляно-желтый для нежных женских.

— Ха-ха! — воскликнул Уэнделл. — Нежных женских! Мне казалось, вы должны лучше их знать.

— Я думаю, — продолжала Джесс, — взять для драпировки зеленый с желтыми цветами и желтой каймой. Деревянная обшивка и обивка стульев в тех же тонах.

Уэнделл кивнул:

— Что ж, я в вас верю, дорогая. Только скажите мне потом, какого цвета должны быть скатерти и салфетки. Диссонанса нельзя допустить, правда?

«Правда, — подумала Джесс. — Никаких диссонансов в клубе „Лисьи горы Гринвича“.

— В столовой делаем так же? — осведомился Уэнделл. Ее внимание отвлекли голоса за дверью. Она взглянула на часы: десять двадцать. Нет, светские дамы не приехали бы так рано.

— Ну, что скажете? — осведомился Уэнделл.

— Да, — ответила Джесс. — То есть нет. В столовой сделаем по-другому. Полагаю, там должен доминировать масляно-желтый и вкрапления интенсивно-синего и бледно-голубого.

— Прекрасно.

Голоса стихли, и шаги стали удаляться. Джесс решила, что это скорее всего поставщики.

— Так вот, — продолжала она, стараясь не обращать внимания на чертовых бабочек в животе. — Синий — агрессивный цвет, поэтому для столовых его используют редко, но сейчас появилось очень много чудесных оттенков…

— Не сомневаюсь, все будет на высшем уровне, — перебил ее Уэнделл. — А сейчас, дорогая, мне пора. Вам нужна помощь с измерениями?

— Нет, Уэнделл, спасибо. Грейс дала мне цифры, так что я просто хочу подстраховаться, перед тем как заказывать ткань.

Он кивнул, поднял руку и вышел. Джесс обрадовалась, что он не сказал ей: «Как приятно вновь вас видеть», или «Милая, вы чудесно выглядите», или еще какую-нибудь пошлость, принятую у членов клуба.

Она посмотрела на часы. Очень хорошо, можно выйти отсюда до одиннадцати, а значит, ни с кем не столкнуться. Джесс вытащила тетрадку, куда собиралась записать результаты измерений, и нацарапала в ней: «Банк, зал, большая стена», — достала рулетку и направилась к окну.

Услышав за спиной шаги, она вздрогнула и едва не порезалась лентой рулетки.

— Джессика?! — воскликнул кто-то.

Джесс обернулась. Бабочки опять оживились.

— Милая, вы прекрасно выглядите, — произнесла Дороти Сандерс. — А что вы тут делаете?

В голове у Джесс молниеносно пронеслись разные варианты: солгать, притвориться, что это не она; сказать правду, что она, мол, старается приучить детей к труду, чего никогда не сделает их отец; что она все-таки стала полезным членом общества, хотя потратила много лет впустую, когда была такой, как Дороти и ей подобные. Еще можно сказать, что Джесс убивает время в ожидании того дня, когда узнает, жив ли ее брошенный ребенок, и раздумывает, пожелает ли разговаривать с ней Мора, узнав о предпринятых поисках.

Но Джесс поступила иначе. Любезно улыбнувшись, она тихо сказала:

— Дороти, очень рада вас видеть.

И лента рулетки с шумом втянулась внутрь.

Мощное тело Дороти проплыло по паркетному полу. Она наклонилась к Джесс и запечатлела на обеих ее щеках по неизбежному поцелую. Пахло от Дороти так, как должно пахнуть от Элизабет Тейлор (если только та пользовалась теми духами, которые рекламировала).

— У Селии божественные шторы, — проговорила Дороти, по обыкновению, не разжимая губ, и Джесс почувствовала себя школьницей, получившей награду на конкурсе по правописанию. Дороти дотронулась до своего тройного жемчужного ожерелья, и тут ее взгляд упал на тетрадку Джесс. — О-о, так вы обновляете зал? Это же чудесно! Фиолетовый такой утомительный!

«Утомительный» — вот самое подходящее слово, подумала Джесс.

— Сегодня я только измеряю, — спокойно ответила она. Джесс совсем не хотелось обсуждать с Дороти Сандерс, да и ни с кем другим, выбранные ею материи или цветовую гамму. Это только ее дело, и Дороти оно не касается.

Она захлопнула тетрадь.

— Как хорошо, ? — произнесла Дороти с таким глубоким вздохом, что ожерелье на ее толстой шее всколыхнулось, — что вам всегда есть чем заняться.

В свое время Дороти по-матерински опекала Джесс после развода. Она как бы жалела ее, так как Джесс в отличие от Чарльза не вступила в новый брак.

— Да, вы правы, Дороти. — Она улыбнулась. — У меня есть работа, дети. Это моя жизнь. И она мне нравится. Мне некогда сидеть без дела.

— О Джесс, нам здесь так вас не хватает! Вы столько всегда делали на благотворительных мероприятиях… А знаете, та мерзкая шлюха, на которой теперь женат Чарльз, не удостаивает нас своим посещением даже днем.

Бабочки сильнее захлопали крыльями.

— Месяц назад я позвонила ей и попросила нанести вместо меня шесть визитов. Шесть, представляете? Так нет, она слишком занята. Они, видите ли, собираются на Багамы, чтобы купить яхту для путешествий. Прямо-таки поселились на море. Как вы это терпите?

Да кто сказал, что Джесс терпит это?

— Ну, — поспешно ответила она, — у каждого свои вкусы. Извините, пожалуйста, у меня назначена одна встреча, и я уже опаздываю.

И Джесс выскользнула из зала, не дожидаясь начала долгой церемонии прощания. Открыв дверцу машины, она швырнула на заднее сиденье сумку с образцами тканей. Теперь Джесс решила вернуться в этот клуб не иначе как в сопровождении толпы своих помощниц, которые никому не дадут к ней приблизиться.

А до этого у нее еще есть время.

Прежде чем отправиться в мастерскую, Джесс решила заехать домой и переодеться в брюки и свитер — так удобнее работать. К тому же она ясно сознавала, что не хочет показываться своим мастерицам в эти минуты — слишком сильно глаза пылали яростью. Всякий раз, когда Джесс заставляли думать про Чарльза, напоминали, что его жизнь сложилась так, как он хотел, и рядом с ним женщина, полностью соответствующая его идеалу, она выходила из себя.

Порой Джесс не верилось, что когда-то она жили, столь отвратительной жизнью. А теперь жизнь Джесс действительно свелась к работе и детям. И ничего больше не осталось. Ни любви, ни мужчин. В сорок пять она страдала от того, что любовь обходит ее стороной, а позже стала удивляться, почему прежде этот вопрос имел для нее какое-то значение. Одного Чарльза Джесс хватило на всю жизнь.

Поставив машину в гараж, она прошла на кухню и порадовалась чистоте и порядку. Слава Богу, что ей не приходится делить свой кров с каким-нибудь самодовольным болваном.