Читать книгу "Все или ничего - Джудит Крэнц"

Да и зачем она вообще выходила за кого-то замуж? – спрашивала себя Фернанда по дороге на ранчо. В этот момент Иеремия настроил приемник на одну из станций современной музыки Калифорнии, и машину заполнил синтезированный грохот.

За последние четырнадцать лет она сменила четырех молодых мужей и десятки еще более молодых любовников... Бог свидетель, мать воспитывала ее не для такой жизни, но всякий раз, когда она ложилась в постель с новым мужчиной, в ее душе со свежей силой вспыхивала постоянно жившая в ней надежда – а может, отчаяние? – что вот сейчас все будет как надо и произойдет чудо.

Джим Флинн, Хьюберт Сант Мартин, Хэйден Смит и Ник Николини – все они были моложе ее, и все приходили в такой восторг при виде ее сексуальной привлекательности, что, казалось, действительно готовы были совершить это самое чудо. В первое время каждый занимался с ней любовью по три-четыре раза за ночь. И в последний раз – а так было всегда – они возбуждались медленно, почти неохотно, почти лениво, без той убийственной нетерпеливости, от которой все в ней словно умирало, и иногда ей даже удавалось испытать нечто вроде слабого мимолетного спазма, который можно было назвать почти оргазмом. Трудно сказать, возможно, это и был настоящий оргазм, который испытывают другие женщины, занимаясь любовью с мужчинами, она этого не знала. Но, конечно, он не шел ни в какое сравнение с тем, что делала она сама.

Но скоро, даже слишком скоро, у всех ее мужей, как и у всех ее любовников, как и у всех мужчин в мире – черт бы их побрал! – желание заниматься любовью возникало уже реже. Если это был любовник, то Фернанда просто бросала его. Но если это был муж, то волей-неволей ей приходилось притворяться, будто она испытывает то же, что и он, или хуже того: пускаться в навязшие в зубах объяснения, которые вызывали в памяти невыносимую скуку, связанную с первым браком. Одним словом, когда ей становилось невмоготу имитировать оргазм, то рано или поздно развод становился неизбежным.

Тридцать девять, думала Фернанда, а я все еще ищу то, что мне необходимо найти. Тридцать девять, но стоит лишь подумать, что где-то существует неутомимый в постели мужчина, как тут же возникает это мучительное ощущение наполненности, доходящее почти до судорог, ощущение, словно у тебя там разгорается медленный костер...

Тридцать девять... ужасный, нагоняющий тоску возраст, хуже не бывает. В один прекрасный день – а он не за горами – она проснется и поймет, что ей уже сорок три, сорок пять или сорок семь! В один прекрасный день на нее уже не будут смотреть как на хорошенькую девушку, сколько ни трудись. А после определенного возраста только очень-очень богатая женщина может надеяться иметь молодых мужчин.

Но она ведь еще не достигла этого возраста, конечно, нет, даже близко не подошла, ей еще далеко до этого тяжкого испытания, которое готовит время. Но пару миллионов Джека Дональдсона все же пришлось потратить: праздники жизни разбросаны по всему миру. Спору нет, она по-прежнему богата, по-прежнему может позволить все, что душе угодно, но далеко не так богата, как должна быть с возрастом. Ведь все относительно, разве не так? Только очень-очень богатая женщина может проснуться и сказать: ну и что же, что мне сорок лет.

Когда автомобиль свернул с шоссе и начал подниматься вверх по дороге, ведущей на ранчо, в голове Фернанды мелькнула знакомая мысль. Когда-нибудь, когда отец умрет и они продадут ранчо, они с сестрами разбогатеют, разбогатеют настолько, что невозможно даже себе представить. Каждой из них достанутся сотни миллионов. Но когда? Сколько еще придется ждать? Получит ли она деньги, пока они еще нужны ей, пока она все еще молода? Или будет уже слишком поздно?

IV

Лучи заходящего солнца в последний раз позолотили поросшие деревьями вершины гор, и на плато, где в воскресенье проходила фиеста, спустилась темнота. К этому времени праздник достиг своего апогея. Большой оркестр заиграл попурри из мелодий Гленна Миллера, и при первых же звуках знаменитого «Коктейля в полночь» танцплощадка заполнилась людьми. Семьи, получившие приглашение на фиесту, могли привести с собой всех детей старше шестнадцати, и молодежь теперь с энтузиазмом открывала для себя свинг, в то время как их родители отчаянно пытались вспомнить его по старым фильмам, но зато представители старшего поколения, кому за пятьдесят, с удовольствием демонстрировали свое искусство. Приглашенные на фиесту всегда подобающим образом одевались для такого случая: мужчины, даже если они никогда не сидели на лошади, – в традиционных, со множеством украшений ковбойских костюмах, женщины – в великолепных платьях стоимостью в четыре тысячи долларов бежевых, коричневых и палевых оттенков, а многие щеголяли юбками с кринолинами в стиле Скарлетт О'Хара.

Майк Килкуллен, отойдя в тень под навесом над танцплощадкой, какое-то время молча смотрел, как проходит его праздник. Вся впадина лежала перед ним как на ладони, освещаемая пламенем жаровен, тысячами свечей, горевших в стеклянных колпаках, чтобы их не задуло, и мерцанием множества маленьких белых фонариков, подвешенных повсюду. Против возможного пожара были приняты меры предосторожности, но на всякий случай по периметру этой красивой естественной чаши стояли вакерос с ранчо: любая подхваченная ветром искра от жаровен могла послужить причиной несчастья.

Внезапно у него защемило сердце: о, как бы он хотел, чтобы его дед стоял сейчас рядом с ним!

Хью Килкуллен, который прожил до восьмидесяти пяти лет, был первым ребенком рода Килкулленов, родившимся на ранчо в 1867 году. Майку исполнилось шесть лет, когда деду уже перевалило за шестьдесят, но он был по-прежнему бодр и полон энергии и, оседлав для внука пони, брал его с собой в поездки по ранчо, приучая к ним и знакомя со множеством разных дел, которые должен знать и уметь выполнять настоящий землевладелец. Они часами ездили по казавшимся бесконечными пастбищам, полого вздымавшимся от обрывистых утесов, нависающих над великим океаном, вдыхали пьянящий воздух покрытых высокими травами плато, прорезанных отвесными берегами пересохших речушек, на которых произрастали величавые дубы, платаны и лиственницы.

Хью Килкуллен жил еще в ту эпоху, когда хозяйство на ранчо в основном велось так же, как и в первое время. На его глазах строилась железная дорога от Санта-Фе, и на его же глазах в прошлое отошел обмолот зерна по-старинному, когда сорок лошадей вращали одну гигантскую молотилку. Он помнил еще то время, когда к гасиенде не был подведен водопровод, когда после заката солнца в домах зажигались керосиновые лампы, когда в засушливые годы женщины его семьи жертвовали своими тщательно ухоженными садами, потому что вода, сохраняемая в больших чанах, использовалась только для того, чтобы напоить скот. Он еще мог любоваться гордыми оленями и медведями, любившими полакомиться медом, которые тогда обитали на нижних склонах горы Портола-Пик.

Ее вершина резко уходила вверх сразу же за границей ранчо. Геологически она относилась к западным отрогам гряды Санта-Ана, и такое близкое ее расположение к побережью придавало необычность всему пейзажу. Эта гора, давшая название и самому ранчо «Лунная гора» – «Монтана-де-ла-Луна», – вонзала свою узкую вертикальную вершину прямо в небо, и с некоторых точек казалось, что луна поднимается прямо из-за нее. Золотые лучи торжественного восхода солнца щедро изливали свое тепло на все живое вокруг гордо вздымавшейся над побережьем вершины, и едва светило оказывалось чуть выше самой ее верхней точки, как взгляду представала захватывающая дух картина более высоких и дальних гор Кливлендского национального заповедника со сверкающими на солнце брильянтами ледников.