Читать книгу "Открытие медлительности - Стен Надольный"

— Это Джек. Вот он — большой умелец. Особенно по части выпивки и жратвы! — Мэри Роуз развеселилась. — У них однажды корабль на мель сел, так чтобы сняться, пришлось Джека выкинуть за борт. Как избавились от этой туши, так и снялись!

Она откинулась назад и заливисто рассмеялась. Пока она смеялась, закрыв глаза, Джон мог спокойно разглядеть ее колени и бедра, чтобы определиться, в каком направлении двигаться дальше. Но одного его желания оказалось недостаточно, ибо как заставить шевелиться то, что шевелиться никак не желает. Он взял со стула штаны, установил, где верх, где низ, и выудил из кармана четыре шиллинга.

— Да, платить-то тебе все равно придется, — сказала Мэри Роуз. — Иначе вроде как выйдет, что ты и удовольствия никакого не получил!

Она обхватила его голову руками и уткнулась в него. Губы Джона коснулись ее бровей, он чувствовал каждый мелкий волосок. На душе было мирно и покойно. Не нужно напрягаться, не нужно думать ни о чем, эти руки, баюкавшие его голову, сами знали, что им делать и как.

— Ты серьезный мальчик, — сказала она. — И это хорошо. Вырастешь, станешь джентльменом. Приходи еще, в следующий раз у тебя все получится, все будет действовать как положено!

Джон пошарил в карманах.

— У меня тут есть, — начал он, извлекая какой-то предмет, — латунная гайка.

Он оставил ей гайку в подарок. Она молча взяла ее, а потом сказала:

— Когда пойдешь, поставь подножку толстому Джеку. — Ее голос звучал теперь хрипло. — Пусть сломает себе шею, хоть отдохну тогда.

Когда Джон вернулся на судно, ему показалось, что Мокридж впервые смотрит на него одновременно двумя глазами.

— Ну как?

Джон задумался, потом принял решение и уже с него не сбивался.

— Я влюбился, — сказал он. — Только сначала я маленько перетрусил, из-за пуговиц, больно много их.

И это было правдой. Еще долго вспоминал он приятный запах, исходивший от ее кожи. Его не оставляла надежда, что, быть может, медлительность женщин сродни его собственной.

С днищем оказалось все в порядке. «Испытателю» выдали наконец полагающийся паспорт, и Мэтью получил, несмотря на неудачу под Данджинессом, благословение Адмиралтейства. Потом к ним присоединился доктор Браун, второй ученый, и парусный мастер Тисл, которого уже давно поджидали. Теперь экипаж был в полном составе. Мэтью велел сниматься с якоря.

На четвертый день пути они вошли в канал, где стоял военный флот. Зрелище не из приятных — гигантские чудища, загруженные под завязку порохом и железом, пригодные разве что для пальбы, но никак не для морских маневров, залегли в засаде, поджидая французов.

— Никогда больше! — с облегчением сказал Джон.

Они будут далеко от берегов Европы, и цель у них будет только одна — вести наблюдения и уточнять карты. Он увидит большой и прекрасный мир. Давно пора, хватит ему слушать чужие рассказы. Море поможет ему избавиться от малодушных страхов. Он уже не ребенок. Когда однажды Шерард сказал, как в детстве: «Я должен быть зорким, как настоящий орел» — Джона охватило странное чувство. Ему захотелось плакать, будто его постигла тяжелая утрата.

Но теперь он был в пути.

Тому, кто отправляется в морское путешествие, горевать некогда. Дел слишком много. Мэтью взялся за выучку своей деревенской команды и гонял всех с утра до поздней ночи, пока они уже не начинали засыпать на ходу. Джон не только вызубрил наизусть все маневры и повороты-развороты, необходимые для ведения боя, но и знал теперь назубок все устройство корабля, каждый блок, каждый строп, каждый стык. Он выучил, как клетневать трос, чтобы изготовить блок со свитнем, как тировать ванты, как делать талрепные кнопы, как закреплять опору под стень-эзельгофтом. Он затвердил все команды, а их, надо сказать, оказалось немало. Одна беда — кот Трим, полосатый красавец, вредности необыкновенной. Этот кот всегда обедал вместе с командой. Довольно быстро он разобрался, что у медлительного мичмана можно одним ударом лапы сбить с вилки порядочный кусок мяса и утащить подальше, чтобы потом расправиться с ним в каком-нибудь укромном местечке. С завидной настойчивостью он повторял свой трюк, каковой почти всегда заканчивался в его пользу. Дошло до того, что теперь все только и ждали, когда появится коварный ворюга и обдурит несчастного мичмана. Джон видел, что каждая такая победа добавляла коту популярности, и это не нравилось ему. Но это были всё мелкие неприятности, из разряда таких, которые позволяют не думать о более крупных.

Страшный призрак почти не мучил его по ночам. Во сне Джон в основном занимался парусами. Ему чудилось, будто он слышит собственный голос: «Трави шкот! Крепи бизань! Поднять брамсель! Подтянуть тали! На марсе! Крепи фалы! Стакселя ставить!» — и корабль послушно делал то, что ему положено было делать.

Перед началом первого занятия по навигации Мэтью сказал, что всякий порядочный человек просто обязан знать все звезды как свои пять пальцев. После этого он приступил к объяснению того, как устроено небо и что такое секстант. О секстантах Джон уже кое-что знал, но до сих пор ему ни разу не доводилось держать сей ценный инструмент в руках. Зеркальце и деления на шкале совпадали до одной шестидесятой дюйма. По центру размещалась специальная линейка, носившая красивое женское имя «алидада», в котором слышалось что-то восточное. Первым делом Джон усвоил, что секстант ни в коем случае нельзя ронять, потом стал учиться им пользоваться. «На море спасают либо точные цифры, либо молитва, третьего не дано!» — говорил Мэтью. Когда он припадал к зрительной трубе, он сам превращался в измерительный прибор: левый глаз закрыт, от него расходятся веером лучики-морщинки, как дюймовые деления, рот кривится, демонстрируя величайшее презрение ко всякой неточности, подбородок, насколько это возможно, прижат. Вот человек, который, прежде чем действовать, должен сначала посмотреть и составить себе точное представление об увиденном. Джон с Шерардом сошлись на том, что Мэтью им больше всего нравится, когда занимается измерениями.

Кроме секстантов были еще хронометры, которые Мэтью любовно называл хранителями времени. Только зная точное время по Гринвичу, можно рассчитать, до какой восточной или западной долготы ты добрался. Хранители времени изготавливались вручную, поштучно, и у каждого из них имелось свое собственное звучное имя: Эрншоу № 520 и 543, Кендалл № 55, Арнольд № 176. При этом у всякого хранителя времени было свое неповторимое лицо — черные узоры по белоснежному полю, и каждый на свой манер немного отставал или забегал вперед. Лишь все вместе они гарантировали точность. По отдельности же они проявляли поразительное своенравие, каковое обнаруживалось при сравнении показаний. Часы подобны были творениям. Самым чудесным в их устройстве было то, что благодаря таинственному действию анкера пружинка, сколько на нее ни смотри, всегда казалась совершенно неподвижной. Если хранитель времени отставал хотя бы на одну минуту, то погрешность при расчете местонахождения могла составить пятнадцать миль. Не менее важной фигурой был компас, Уокер № 1. По своему складу он был очень чувствительным и чутко реагировал, к примеру, на пушки, если они находились где-нибудь поблизости.