Читать книгу "Эфина - Ноэль Реваз"

Т. и Эфина теряют друг друга из виду глупейшим образом. Однажды, во вторник утром, Т. исчез, как это за ним водилось. Эфина не позвонила ему на мобильный, как обычно делала. Ей надоела роль встревоженной женщины, кроме того, она знает, что Т. отвечает на звонок один раз из десяти. Один раз из пятнадцати или ста. Т. оставляет телефон в парке. В театре. Забывает в такси. Дарит клошару, чье морщинистое лицо почему-то показалось ему симпатичным. Иногда телефон лежит в кармане висящего в шкафу пальто. Он роняет его в воду, стоя на мосту у парапета. Множество телефонов Т. покоится на дне множества рек. Эфина всегда дарит Т. новый телефон на день рождения, на Новый год или просто так, без всякого повода. Увы — Т. либо туг на ухо, либо звонок плохо отлажен, и он его не слышит. Но ему не приходит в голову ни включить телефон, ни выключить его, ни поставить на зарядку. Он получает новую трубку, пользуется ею, а когда батарея разряжается, забывает на комоде. Т. уверяет, что не помнит, как прослушивать голосовую почту, и сообщения Эфины звучат где-то в пространстве. Вот что странно — Эфина не раз видела, как он ловко управляется с телефоном, отправляя смс-сообщения. Итак, во вторник Т. сбежал, Эфина думает, что он вернется и незачем тратить время на поиски. Отсылаемые в пустоту плаксивые сообщения только засоряют эфир. Эфина не склонна к трагедийному жанру. В конце концов, у нее есть собственная жизнь.

Т. ночует в гостинице. Он бродит по паркам, переходит из одного дешевого бистро в другое. Заказывает чай, официантки думают, что он проходит курс вытрезвления, и жалеют его. У него всегда задумчивый вид, он погружен в свои мысли. Хочется взять его под крылышко. Все дело в плаще. Седеющий сутулый человек с волосами в носу не должен носить плащ. Иначе его могут принять за бродягу. Особенно если плащ в пятнах, немного порван, а из карманов при малейшем движении вываливаются на пол разные предметы. Например, блокноты или ручка. Дело в том, что очень часто, от скуки, Т. пишет, вернувшись в номер. Старая привычка. Стоит ему оказаться в обшарпанных стенах, взглянуть на дешевый стол из ДСП, прикоснуться к грязному жесткому ковру, и им тут же овладевает желание кинуться на кровать и писать — страницу за страницей. Он не знает, кому предназначены эти послания. Но уж точно не ей. Только не ей. Он говорит себе, что наверняка составил больше тысячи подобных сочинений, но она их вряд ли считала. Она не понимает, что ни одна запись не имеет большего значения, чем другие. Они — обрамление, окружающий пейзаж, в котором он движется, живет и работает, чтобы сделать этот пейзаж более комфортным. Более уютным, ласковым, гостеприимным, как перина, на которой Т. мог бы нежиться в свое удовольствие. Падать в него, раскинув руки и ноги, как в свежевыпавший снег. Впрочем, снег состоит из кристаллов, и наука утверждает, что они, в своем великом множестве, разнородны по форме. С сотворения мира и до скончания веков не было и не будет двух похожих одна на другую снежинок, и Т. занимается тем, что без устали собирает их. Было бы глупо отвергать то, что плывет тебе в руки. Когда он соединяется с ними, его тело становится плотным, а бесплотные кристаллы парят в воздухе. Одна чаша весов перевешивает, вот Т. и ловит их, и собирает без устали, чтобы восстановить равновесие. Эфина не знает, что ее взвешивают на весах, а может, думает, что, кроме нее, на весах никого нет. Что она не делит весы с сотней других женщин. Эфина считает себя единственной, вот и тратит силы на бесконечные звонки Т. Лучше бы запаслась сетью для ловли китов. Она полагает, что сердце Т. питает к ней очень сильные чувства. Она верит, что раньше он никого не любил, что все его связи носили сугубо плотский характер. Что Т. интересовали только задницы. Задницы и сиськи. Губы, промежности и ляжки — но не сердце: сердце Т. оставалось девственночистым в ожидании Эфины. Все это — вина Т., руководствовавшегося основополагающими принципами: не изливать душу и не хвалиться былыми победами. Не говорить о женщинах с женщинами. Отрицать наличие какого бы то ни было опыта и жить с женщиной так, как если бы она была первой в твоей жизни. Ты похоронишь в тайных глубинах сердца остатки былых чувств и сотрешь из памяти все имена. Твоя грифельная доска останется чистой, а в бумажнике не будет фотографий. Итак, Т. заявил Эфине, что до нее не знал любви. Что его сердце оставалось нетронутым и наглухо запечатанным. Эфина — его первая любовь, единственная обладательница ключа от его сердца. На самом-то деле Т. впервые влюбился в третьем классе начальной школы, а потом часто влюблялся с первого взгляда и рвал страсти в клочья. Сердце Т. так много страдало, получило столько ударов, его так часто пронзали ножами и булавками, что оно напоминает кусок мяса, растерзанный дикими зверями. Сердце Т. страдало, оно очень уязвимое и нежное, но знает об этом только он сам. Только он и его многочисленные подруги, обнаружившие, что у этого великого человека сердце, как у ласкового теленка. Чувствительное, хоть и ветреное сердце. Сердце, обливающееся кровью по себе самому, на которое, впрочем, рассчитывать не стоит. Это сердце «делает ноги» при первых признаках опасности. Эфина не успела в полной мере познать это сердце, Т. ускользнул, кроме того, с возрастом он научился мастерски скрывать свои чувства.

Эфина говорит себе: в конце концов, Т. известно, где его дом, и он всегда является с повинной. Она занимается своими делами. Так проходит неделя — и проходит быстро. Т. думает, что Эфина о нем забыла, раз не звонит без конца, до ужаса его раздражая. Но ведь, когда она «доставала» его звонками, он знал, что Эфина о нем думает. А теперь его окружает тишина, тишина гостиничного номера и прикроватной тумбочки из клееной фанеры, покоробившихся картин на стенах и репродукций Ван Гога, оборвавшихся занавесок в ванной, сортиров в коридоре, мигающих ночников… Такая тишина хуже телефонных звонков. Проходит следующая неделя — медленнее. Эфина не звонит, а Т. не возвращается. Время от времени он появляется около ее дома. Идет мимо окон, не смея поднять глаз. Однажды он все-таки это сделал, и ему показалось, что у нее гости. Бог его знает, почему он так решил. Возможно, из-за света в окнах гостиной. Или потому, что на кухне было открыто окно, а значит, Эфина готовила, что случалось нечасто. Вернее будет сказать — никогда. Разве что для гостей. Но у нее не бывает гостей. Во всяком случае, так было, когда она жила с Т. Выходит, жизнь Эфины изменилась, и Т. больше не осмеливается возвращаться под окна ее дома.

Миновала третья неделя, и Эфина не знает, как себя вести. Т. ушел, поэтому он первым должен дать о себе знать. Спросить: могу я вернуться? Повиниться. Публично покаяться. Обнаружиться на лестничной клетке, грязным и жалким, без ключей в кармане. Три недели он не подавал признаков жизни, и это уж слишком, она не может позвонить ему. Позвонить и спросить как ни в чем не бывало: куда ты пропал? Я складываю твою почту на столике в прихожей. Или: звонил такой-то. И кстати, мне тебя не хватает. А так ли это на самом деле? Эфина грустит, когда думает о нем. С другой стороны, в том, что случилось, есть свои преимущества. Стирка отнимает меньше времени. Спальня всегда убрана. Никто не будит ее бесконечно по ночам, ей не приходится выслушивать рассказы о кошмарах Т. и убаюкивать его бессонницу. Она не должна защищать от Т. собаку. Может звонить знакомым. Да, некоторые преимущества имеются. Правда, есть ощущение пустоты, но так ли уж она велика? Эфина начинает в этом сомневаться. Она смогла провести три недели в одиночестве, и ей не так уж и плохо. Немного слез время от времени и несколько приступов ярости. Она выгуливает Пюка утром и вечером. Пюк смотрит с ней телевизор. По воскресеньям Пюк составляет компанию Эфине и всем ее подружкам — они вернулись, как будто убрали существовавший долгое время заслон. Эфина думает, что следует подождать, не ей принимать решение. Если Т. вернется, она с радостью его примет. Если не вернется, она… Она не может вообразить, что будет, если он не вернется. Как это — никогда больше не видеть Т. Видеть его только на сцене. Встретить однажды на улице, совершенно случайно, и просто сказать «привет». Поцеловать его в щеку, как обычного знакомого.