Читать книгу "Броневержец - Владимир Коротких"

— С Украины.

— Долго, значит, ехал?

— Долго, — кивнул Леха, расстегивая влажный бушлат. Палатка была хоть и большая, но хорошо прогревалась двумя буржуйками.

— Ты у нас уже второй лишний прапорщик. Чего они там? Одному мы пару дней назад уже устроили перевод в другую часть. Ладно. Посыльный! — Комбат громко позвал стоявшего у входа в штаб солдата. — Боец! Найди мне быстро начальника штаба!

Вскоре начштаба, тоже майор по званию, стоял рядом и выслушивал комбата:

— Человека, — он кивнул на Леху, — поставь на довольствие, а сам хочешь звони, хочешь езжай, но реши мне этот вопрос раз и навсегда! Чтоб нам больше никого не присылали! Скажи им, что батальон укомплектован. Предписание у него, — он кивнул на Леху, — забери и лично займись этим!

Начальник штаба попытался проявить обратную инициативу:

— Так давайте мы на его предписании свою отметку поставим, что вакантных должностей нет, еще и письмо сопроводительное ему дадим, пусть сам едет.

Комбат, широко разведя руками, с металлическими нотками в голосе продолжил:

— Ну, конечно! Давай его снова в Ташкент! Он не накатался еще! А может, сразу в Москву его послать?! Прямо в приемную Главкома Сухопутных войск?! Ляп-то он допустил, когда приказ о назначении подписывал! Пускай он там со своим верхним штабом и разбирается?! Так, что ли?! Это твое упущение, почему после первого раза ты вопрос не снял. Это твои братья-штабисты над людьми изгаляются! Им лень лишний раз трубку снять да с батальоном связаться. Он тебе чем виноват? — комбат снова кивнул на Леху. — И больше меня этими вещами не дергай! Чтоб все уладил!

С этим и разошлись. Обозленный начштаба, когда они вышли на улицу, остановился и указал пальцем на одну из стоявших невдалеке небольших палаток:

— Иди туда! Там прапорщик Кульков квартирует. Скажешь, я на постой прислал. — Майор коротко вздохнул. — А с направлением из управления кадров округа я переговорю. Чехарда тут! За речку всем попасть надо, а переправа тут одна — очередь, как в ларек за пивом!

Леха подошел к палатке, аккуратно слил с брезентового козырька, свисавшего над входом, скопившуюся на нем воду и протиснул внутрь палатки сначала чемодан, а потом вошел сам. В палатке никого не было. Два соломенных тюфяка с ватными подушками, буржуйка посередине, один ящик с углем и два маленьких у тюфяков, вероятно, служивших тумбочками, составляли минимальный, но достаточный в полевых условиях набор жизнеобеспечения. В изголовье одного из тюфяков стоял точно такой же, как у Лехи, чемодан, свидетельствующий о том, что у тюфяка уже был хозяин. Леха с интересом потрогал ручку того чемодана, убедившись в ее целости, и задвинул свой в изголовье свободного тюфяка.

В палатке было прохладно. Леха открыл дверцу печки. На дне, в кучке золы, тлели несколько углей. Он выгреб железной кочергой золу, подбросил в печь угля и вышел из палатки.

Под навесом походной кухни суетились два солдата-повара.

— Обед еще не готов, товарищ прапорщик, рано пока, — объяснил один из них. — Осталась гречка от завтрака, будете?

— Давай! — охотно согласился Леха.

Миска гречки с кусками тушенки промелькнула по Лехиному пищеводу, как быстрый приятный сон про голую женщину, не успев вызвать в конечном итоге при скоротечности этого явления ничего, кроме досады за несбывшееся удовольствие. Как водится в таких случаях, все нормальные мужики снова, хоть и напрасно, закрывают глаза, чтоб досмотреть сон, так и Леха потянулся за добавкой. Но, как и второй серии сна, гречки больше увидеть не удалось.

— Это последняя была, — виновато ответил повар. — Но скоро на обед рассольник будет и картошка! — пытался он подбодрить Леху.

Почти сытый Леха вернулся в палатку и обнаружил там соседа. Сидя на корточках, тот ковырялся кочергой в печке.

Он обернулся, захлопнул чугунную дверцу буржуйки и встал. Ему было уже за сорок. Небольшого роста, с брюшком, круглолицый, с пшеничного цвета усами и лысеющей головой с остатками редких светлых волос, он смахивал на недовольного хомячка, в норку которого забрался непрошеный гость.

— Новый? Опять, я слышал, лишний? Это ты угля сырого в буржуйку навалил? — Он испытующе посмотрел на Леху.

Тот только неопределенно пожал плечами.

— Там почти прогорело все, не замерзать же… — Но, желая сгладить момент, миролюбиво протянул руку: — Прапорщик Шашкин Алексей, можно Леха!

— Вижу, что прапорщик, — пожимая руку, ответил хозяин брезентовой комнаты без удобств. — Прапорщик Кульков Николай Михайлович, можно просто Михалыч! А сухой уголек ближе к углу ящика лежит. — Он провел кочергой черту по кучке угля и аккуратно положил ее рядом с печкой. — Давай уже, обживайся.

Леха уселся на тюфяк, выдвинул чемодан и стал вынимать пожитки. Когда на свет появился радиоприемник ВЭФ, Михалыч оживился.

— Во! Теперь страну будем слушать. А заодно и вражьи голоса! Тут знаешь, как берет — граница рядом, почти без помех.

А когда Леха извлек со дна чемодана еще и бутылку с наклеенным на нее ярлыком «Горилка с перцем», купленную еще на Украине, то Михалыч сказал:

— Спрячь до вечера! Командир этого не терпит! Кого днем с запахом учует, сразу без разборок в харю бьет! Он бывший штангист. Удар — как бампером самосвала, на ногах устоять невозможно! — Михалыч вжал голову в плечи и поморщился.

— Тебе уже досталось, что ли? — усмехнулся Леха.

— Нет пока, но как от его кувалды летают, видал. — Он плавно провел ладонью по воздуху, прочертив траекторию чьего-то полета. — Вечерком выпьем, тогда и поговорим. Я пошел, надо грузы принять, слышь, колонна подошла. А ты отдохни с дороги и за печкой посматривай. — Михалыч напялил поверх бушлата плащ-накидку и вышел на улицу, где все еще лил дождь.

Вечером они принесли ужин в палатку и пили горилку.

— Хороша-а-а-а-а, — чмокал языком Михалыч, как будто пил не крепкую, настоянную на перце жидкость, а сладкий кисель. — Хороша-а-а, — качал он головой. — Намного лучше нашей «Перцовки»! Забористая, стервоза!

Они разговорились. Михалыч оказался нормальным душевным человеком. Но в отличие от Лехи он, как человек, имеющий гораздо больший служебный и житейский опыт, более степенно относился к некоторым вещам и в гробу видал те самые теплые края с ихними слонами и ананасами. Он за свою уже более чем двадцатилетнюю службу досыта накатался по стране и попасть теперь желал исключительно на пенсию.

Рембат, который совсем недавно еще дислоцировался где-то на просторах ТуркВО, здесь доукомплектовывался личным составом и техникой по штату военного времени. Сюда и прибыл из далекой Сибири для прохождения дальнейшей службы прапорщик Михалыч. Захмелевший от горилки, он живописал Лехе все прелести сибирской природы, и, силясь вспомнить стихотворение, сочиненное солдатом из его тамошней части, он, восседая по-турецки на тюфяке, размахивал руками из стороны в сторону и отрывочно декламировал: