Читать книгу "Высшая ценность - Александр Лоскутов"

Шеф молча пожал плечами, будто бы демонстрируя, что в вопросах теологии не силен.

— Какая мне разница, что сказано в Писании? У нас конкретная проблема — вот этот вот приказ… Не крути головой. То, что на верху листа написано «рекомендации», в данный момент ничего не значит. Это именно приказ. И понимать его нужно именно так.

— Отстранить оперативника Управления внешней разведки и зачистки Алексея Суханова от исполнения служебных обязанностей, — по памяти процитировал я строки из «рекомендации». — Временно препроводить его под стражу. До выяснения дополнительных подробностей ограничить передвижение. Лишить возможности контакта с представителями темного мира… Дмитрий Анатольевич, вы только вслушайтесь. Формулировка-то какая дурная. «Лишить возможности контакта…» Да какой, к Дьяволу, может быть контакт с нечистью? Шеф чуть заметно поморщился.

— Алексей, ну ты же понимаешь, что я от этого всего тоже не в восторге. Передать Управление фактически в подчинение Епархии. Кинуть лучшего сотрудника в руки церкви. Позволить церковникам связать себя по рукам и ногам дурацкими уставами и предписаниями. Практически подписать отказную… Но, самое плохое, у меня нет выбора. У нас всех нет выбора. Грядет новый День Гнева. Ни Управление, ни армия не способны совладать с этим. Только у церкви есть план.

— И это значит, что можно позволить церкви подмять и Управление, и армию? — Я недовольно фыркнул. — Кстати, Дмитрий Анатольевич, а откуда вы знаете, что у церкви есть план? Готов поклясться, святые отцы даже от вас скрывают подробности. Да и что они могут противопоставить самому Господу Богу? Что вообще все мы способны Ему противопоставить? Молитвы? Или мечи?

Опустив глаза, шеф скромно промолчал.

— Единственное, что я могу придумать: это собраться с духом и, дождавшись, когда Всевышний в очередной раз проредит свою паству, попытаться спасти хоть что-то из былого. Для этого нужно Управление. Нужна армия… И совсем даже не нужна церковь.

Облокотившись на стол, я подался вперед.

— Зачем она вообще нужна людям, эта церковь? Все эти купола и важного вида священники в белых хламидах с золотыми крестами на груди. Зачем они нам? Все мы платим налог на их содержание. Не маленький налог. И куда, спрашивается, он уходит? На то, чтобы белорясые могли мягко спать и вкусно кушать? Да половина из них и так уже поперек себя шире!

Поджав губы, шеф молчал. Видимо, хотел, чтобы я выговорился и остыл.

— Святые отцы. Духовные наставники. Белые одежды как символ божественной чистоты и незапятнанности… Ага. Как же! Чистота, незапятнанность, безгрешность. Наши святые отцы грешат ничуть не меньше всех остальных. Едят, пьют, спят, старательно предаются тем или иным порокам, после чего каются и отпускают друг другу грехи. Человек-де грешен, а в Писании, мол, сказано, что Господь истинно раскаявшихся простит. Уж не знаю, так ли считает сам Бог или нет, но служители его для себя любое оправдание сыщут. И ссылочками на Библию подтвердят.

Я перевел дух.

— Людям не нужна церковь — по крайней мере, такая церковь. Людям нужна вера. Подлинная вера, а не та, которую предоставляют им старики в белых хламидах… «Покайся, сын мой, и пожертвуй нам на кусок хлеба с маслицем и икоркой…» Тьфу.

Махнув рукой, я обречено откинулся назад. Старый, помнивший еще дни до Гнева стул протестующе заскрипел подо мной.

— Все сказал?

— Почти. Шеф кивнул.

— Хорошо. Тогда иди. И радуйся, что тебя не слышала инквизиция.

— А что, свободу слова уже отменили? — ядовито осведомился я.

— Свобода слова — свободой слова, — прозаически отозвался шеф, — а только ересь у нас дело подсудное. И давно уже.

— Так разве это ересь?

— Что есть ересь, тебе те же самые святые отцы объяснят… Иди домой. Сиди и не высовывайся. Если что, звони. Мобильник свой заберешь у диспетчера. — Дмитрий Анатольевич слабо улыбнулся. — Оружие не возвращаю — сам понимаешь, оно тебе теперь без надобности. Я иронически поклонился. Крутанулся на каблуках. И прогулочным шагом направился к двери.

— Да, Алексей. Еще одно.

— Что? — Я на мгновение придержал шаг.

— Я за тебя поручился. Дал слово, что ты не собираешься сбегать. Ты понял?

— Угу, — после недолгой паузы неразборчиво проворчал я. — Не сбегать. Все понял… Что уж тут непонятного.

* * *

Вновь, как и несколько дней назад, я молча брел по улочке. Проходил мимо жилых домов. Мимо пивных баров и магазинов. Мимо многочисленных церквей и церквушек.

Домой я пока не торопился. Успею еще насидеться в четырех стенах. Лучше прогуляюсь, пока это еще возможно. Наслажусь последними каплями своей свободы.

На улицах, как обычно и бывает в это время, было многолюдно. По тротуарам тек сплошной людской поток. Усталые после долгого рабочего дня горожане расходились по домам, торопясь укрыться от жестокостей этого мира в относительной безопасности своего жилища. Пешком. Городской транспорт не справлялся с таким наплывом пассажиров, а свои личные автомашины в наши дни имели лишь немногие избранные: слишком уж дорого обходилась ввозимое аж из Тюмени топливо.

Попав в поток, я спокойно плыл по течению. Не пытался как-то протестовать или проталкиваться, хотя подобная ситуация для меня, честно говоря, была непривычна. Чистильщикам редко приходится ощущать вколачивающиеся в бока чужие локти. От этого надежно защищают болезненное уважение горожан и их затаенный страх.

Нас боятся…

Хотя кого это «нас»? Я ведь больше не чистильщик.

Где вы видели чистильщика без его пояса? Без оружия? Без меча, наконец? Чистильщик без меча — уже не чистильщик.

Сегодня я — обычный городской оболтус, каких тысячи. Ничем не примечательный парень. Разве что одет немного необычно. Да еще по сторонам глазами шарит, словно все время высматривает кого-то. А так — ничего особенного. Никто. Человек из толпы.

Я шел по вечернему городу. Просто шел, не выбирая дороги и позволяя человеческой реке нести меня туда, куда она пожелает. А когда шумный поток рассеялся, вдруг неожиданно оказался стоящим напротив дверей того же самого кафе, в котором уже провел несколько минут в раздумьях о судьбе мира и моем в нем месте.

Ну что, сделаем это традицией — предаваться тяжелым раздумьям в окружении заварных пирожных и кремовых тортиков?

Пожав плечами, я мягко толкнул беззвучно открывшуюся дверь.

Народу оказалось заметно больше, чем в прошлый раз. Но все равно добрая треть столиков были пустыми. Я, как и тогда, сел в углу, постаравшись отделиться от весело поглощающих сладости людей. Не хотелось мне сейчас компании.

Есть не хотелось тоже. Так что я просто сидел и смотрел на то, как за большим, чуточку мутноватым стеклом по улице идут люди. Разные люди. Молодые и старые. Злые и добрые. Бодрые и усталые. Веселые и грустные. Живые. Просто живые.