Читать книгу "Русич. Шпион Тамерлана - Андрей Посняков"

– Работенка тебе, Арсений Иваныч! – кинув Раничева на пол, бодро отрапортовали воины.

Палач недовольно отвлекся от книги, мотнул головой:

– Чего его тут развалил? Давайте, на дыбу подвесьте.

– Погоди малость с дыбой, Арсений, – наклонившись, прокричал сверху дьяк. – Пущай он у тебя так посидит покуда, посмотрит.

– Да пущай сидит, мне-то что? – Арсений пожал плечами. – Постегать его малость?

– Да не надо покуда. Знаю – ты уж так постегаешь, что он, сердечный, потом и писать не сможет, да и собственное имя забудет. Пусть уж так посидит – язм пока перекушу малость. А ты б ему тем временем показал инструмент.

– Инструмент? – переспросив, палач неожиданно улыбнулся. – Это можно, покажем.

Вылезли по скрипучей лесенке вои, крышка наверху захлопнулась.

– Что ж, так и сидишь здесь безвылазно? – поинтересовался у ката Раничев. – Неудобно.

– Зато платят изрядно, – обернувшись, откликнулся тот. Похвастал: – Одной дочке скопил приданое, теперя другой надоть.

– Не совестно людей-то мучить? – Раничев пытался вывести палача из себя, вдруг да совершит какую ошибку? Скажем, подойдет ближе, наклонится, тогда можно будет попытаться… Эх, жаль руки-то на совесть связаны.

Присев на скамью, кат пристально посмотрел на Ивана:

– А животину на мясо бить не совестно? – спросил он. – А друга дружку воевать, города палить да жен-детишек в полон уводить, убивать-грабить – не совестно?

Однако! Раничев чуть не присвистнул от удивления. Похоже, палач-то оказался философом.

– Сами все себя воеводами обзывают, князьями да боярами, лыцарями – а что делают? То же, что и я, да еще и похуже. Только меня презирают, а собою – гордятся. А какая меж нами разница? Никакой. Вот и у Плутарха сказано… – К еще большему удивлению Ивана, кат поднял с лавки книжицу… полистал, признался смущенно: – Эх, забыл страницу. Теперь не найдешь, а хороши словесы… Ты сам-то из посадских будешь?

– Из купцов. Где только не поездил.

– Вот и братец у меня – такой же. Везде по земле носило. – Палач потянулся. – Ну что, рассказать тебе про инструмент пыточный? Гляди, эвон…

– А может, про что иное поговорим? – осмелел Раничев. – Про моление Иоанна Заточника, скажем, или лучше о разрушении града Рязани.

– Не надо про Рязань, – махнул рукой кат. – Страшно. А про моление – скучно. Лучше вот Плутарх или есть еще такой фрязинский пиит – Данте.

– Красива, говорят, страна фрязинская, – поддакнул Иван. – Много там городов богатых и славных: Рим, Венеция, Генуя…

– Ну слава римская давненько прошла, – перебил палач. – А Венеция и вправду – град чуден. Братец рассказывал – улиц там нет, одни каналы, и по воде той – лодки чудные плавают. А еще есть Флоренция град, красотой и ученостью славный, а в Генуе, господине ты мой, одни торгаши живут, ни пиитов там нет известных, ни хронографов преизрядных. Братец вот сказывал…

– Братца твоего, часом, не Нифонтом кличут?

Палач выронил из рук книгу. Взглянул злобно, ощерился, но в глазах – то ясно видел Раничев – таился тщательно спрятанный страх. А ведь и в самом деле Нифонт Истомин его братец! И кат по какой-то причине сей факт скрывает, правда не очень-то умело. Что ж, как говорится, – куй железо, не отходя от кассы!

– Нифонт – мой хороший знакомый, – услыхав наверху шум, быстро произнес Иван. – С ним меня познакомил воевода Панфил Чога, из-за которого, чую, я сюда и попал.

– Молчи! – Оглянувшись на лестницу, палач приложил палец к губам. – Если не хочешь совсем пропасть – молчи за-ради Бога!

– Ага, помолчишь тут… – Иван саркастически кивнул на палаческий инструментарий.

– После поговорим, – шепнул кат Арсений, и в этот момент в подвал заглянул Феоктист.

– Ну что, Арсений, все показал?

Арсений молча кивнул. Дьяк рассмеялся:

– Ужо, посейчас пришлю воев… Вытянут. Потом еще двоих татей постегать надо будет, ну а уж после – все. К утру и закончим.

Вернувшись обратно в башню, Иван растянулся на соломе, вполуха слушая, как шепчутся о чем-то Милентий Гвоздь и его парни. И чего им не спится? Ночь ведь глубокая.

– Подсадник он, точно, – горячо доказывал кто-то. – Удавить – от греха подальше. А, батько Милентий?

– Охолонись. Удавить всегда успеем.

– Да не подсадник я, – довольно громко возразил Раничев. – Надоели уже шептаться. А коль думаете, что подсадник, так меньше базарьте.

– Ишь ты, как заговорил, паря. Чего ж тогда на тебе вся шкура целая?

– А на вас? – вопросом на вопрос отозвался Иван.

– Мы – другое дело, – тихо возразил Милентий. – Нами позже займутся, и уж не упастись, точно. Как пить дать, торчать нашим головам на кольях, хорошо хоть Арсений палач изрядный, умелец.

– А какая разница, плохой палач или, как ты говоришь, умелец? – заинтересовался Иван. – Ведь все одно – так и так помирать.

Парни приглушенно загоготали.

– Э, не скажи. – Милентий Гвоздь усмехнулся. – Хороший палач, он тебя на тот свет быстро спроворит, без лишних мучений, а ежели неумеха – ну-ко, попервости всю шею изрубит? Это как же боль такую терпеть?

Раничев задумался:

– Вообще-то – да…

Все замолкли. Помолчав немного, Милентий вдруг вполголоса затянул песню:

Как по реченьке-реке

Ходил парень удалой,

Ходил да похажива-а-ал…

– На дев-красуль да поглядыва-а-л, – подпел Иван. Он знал эту песню еще со времен скоморошьих хождений с Ефимом Гудком. Где-то теперь Ефиме?

А Милентий затянул опять:

– Ай ты, девица-краса, краса дева-а-а!

– Краса дева, да куда ж ты ушла-а-а! – не отставал от него Иван. Так и пропели всю песню на два голоса, хорошо так вышло, душевно.

– Знаем мы, батько, что ты певун изрядный, – восхищенно прошептал один из парней. – Но и этот тож ничего.

– Эй, как тебя, Иване, – позвал Милентий. – Поешь ты хорошо, только низы зря завышаешь.

– Не учи петь, я сам скоморох, – пословицей ответил Иван.

– Скоморох? – удивленно переспросил Милентий. – Ты ж говорил, что купец?

– Ну и купец. Временами. Эх, не спится что-то… Может, еще чего-нибудь затянем?

– А и затянем, – хохотнул Милентий. – Давай какую знаешь, а я подпою.

Подумав, Раничев затянул «Пастушонка», известный в рязанской земле шлягер:

– Ой да шел, пастушок, пастушонок. Ой да, по лугу, лугу…

– По лугу клеверному…

– По лугу клеверному да меж оврагами…

– Меж оврагами, меж березами…