Читать книгу "Медовый месяц - Инна Волкова"

— Пока еще рано о чем-то говорить. Насколько я знаю, проверяют всех, кто мог бы это сделать. — Она вдруг нахмурилась. — Зря я тебе все это рассказала, Машенька. Сама не знаю, что на меня нашло. Я не должна была говорить на эту тему.

— Вы не хотите, чтобы в городе началась паника? — догадалась я. — Не хотите, чтобы газеты писали о новом серийном маньяке?

— Именно так, — она присела на краешек стула, повертела в тонких пальцах чашку с недопитым кофе. — Александр Владимирович предупредил меня, чтобы я не распространялась об этом убийстве, пока, во всяком случае. Конечно, сейчас не те времена, и журналисты быстро все пронюхают, и никто не сможет запретить им писать всякие ужасы и нагнетать страх.

— Я понимаю и ничего никому не скажу, — заверила я. — Да и кому я могу рассказать? Я же в вашем городе, кроме вас, никого не знаю.

— Извини, что я тебя напугала и расстроила.

— Да что вы! Я-то в порядке. Вот вам тяжело… А Паша знает?

— В общих чертах. — Она поднялась с места. — Пойду одеваться. Паша еще спит? Не буду его будить. Когда проснется, поцелуй его от меня. Вы сегодня на речку собираетесь?

Она уже казалась совершенно спокойной и уравновешенной, как всегда, только голос ее звучал немного устало. Я с невольным уважением и даже восхищением посмотрела на свою свекровь. Какая сильная и мужественная женщина! Как она держится! Позволила себе всего лишь минутную слабость и уже готова идти на работу. Я бы так не смогла. Если бы с Лизой случилось такое, я даже похолодела от одной этой мысли, я бы, наверное, в обмороке валялась и рыдала беспрерывно. А она молчала все это время и только сегодня не выдержала, да и то потому, что я застала ее врасплох.

— Людмила Александровна, — промолвила я. — А может, вам лучше сегодня побыть дома, отдохнуть или пойти с нами на речку, просто полежать у воды, вода успокаивает.

— Спасибо, девочка моя, за заботу, но я должна работать. Меня люди ждут, пациенты. У меня сегодня трудная операция, и я не могу не прийти в больницу.

— Но как вы сможете работать в таком состоянии?

— Как и всегда. Понимаешь, когда я стою у операционного стола и провожу операцию, я не должна думать ни о чем другом, кроме больного. Все эмоции должны быть на время забыты. Сердце отключено, работает только голова. Эти советы давал мне еще мой первый наставник, когда я только начинала свою карьеру. Потом можешь все, говорил он, пожалеть, посочувствовать, погоревать — в общем, все эмоции только после операции. А когда ты стоишь у стола и жизнь человека в твоих руках, ничто не должно отвлекать. Никакие посторонние мысли, как печальные, так и радостные. Обо всем надо забыть. И вообще, работа помогает забыться. Так что не волнуйся за меня. Все будет нормально. Идите с Пашей спокойно куда собирались, отдыхайте и ни о чем плохом не думайте. У вас каникулы, и вы имеете полное право развлекаться на полную катушку.

Она дружески подмигнула мне и вышла из кухни. Я посмотрела в окно, солнце уже светило вовсю, и небо было таким голубым и нежным, что трудно было оторвать от него взгляд. Не думать ни о чем плохом и развлекаться… Хотелось бы, конечно, но боюсь, сегодня у меня это вряд ли получится. Я отчетливо представила себе эту жуткую картину — мертвое изуродованное тело женщины с выколотыми глазами, и у меня все похолодело внутри. Ей нанесли десять, так она, кажется, сказала, ударов ножом. Кто это мог сделать кроме сумасшедшего, ослепленного яростью и дикой злобой?

— Маша, я ухожу, закрой за мной дверь, пожалуйста.

На пороге кухни стояла Людмила, уже совершенно одетая. И когда она успела? Модный, но строгий костюм серо-жемчужного цвета, который ей очень шел, умело подкрашена, волосы уложены. Я даже уловила слабый запах духов, которыми она пользовалась. Мне очень нравился этот запах, такой летний, аромат полевых цветов, меда, трав и солнца. Давно хотела спросить название этих духов, чтобы купить себе такие же, но все забывала. Сейчас как-то неловко это делать, как-нибудь в другой раз. Я закрыла за ней дверь, мы простились до вечера, она посоветовала мне долго не плавать, вода в этой речке довольно холодная, пожелала приятного отдыха и ушла. Я же поплелась на кухню, чтобы сварить себе еще кофе. Ту чашку я так и не допила. И не успела ничего съесть, просто в рот не лезло. Теперь же почувствовала голод. Я посмотрела на часы. Пора будить Пашку. Впрочем, пусть поспит, успеем еще наплаваться и загореть. Весь день впереди. Хотя, если уж быть совсем честной, основная причина была не в трогательной заботе о любимом муже, просто мне хотелось сейчас побыть одной.

Я прошла на кухню. Поставила чайник. Старалась думать о чем-то другом, но в голову упорно лезли слова Людмилы: «Ей сегодня должно было исполниться сорок, младшая девочка все время плачет и спрашивает, где мама… Ей выкололи глаза и отрезали правую грудь…». Господи, каким же надо быть подонком, чтобы сделать такое! За что, почему?! Что чувствует убийца, вонзающий нож в живую плоть? Видит кровь, струящуюся по коже, теплую, красную, яркую? Боже мой! А глаза, глаза жертвы? Смотрит ли в них убийца или отворачивается, не в силах вынести этого взгляда? И если смотрит, то как потом он может спать, не является ли ему во сне убитый и не прожигают ли его глаза мозг и сердце убийцы, словно каленым железом? Не заставляют ли корчиться под теплым одеялом, обливаться потом, кричать что есть сил, во всю мощь своих легких? Или… Вдруг я услышала жалобный крик, словно наяву материализовавшийся из моих мыслей. Я даже поперхнулась глотком кофе и закашлялась. Может, мне почудилось? Но нет, крик снова повторился, теперь я ясно слышала, что кричат из нашей с Пашкой спальни. Я быстро вскочила и в два прыжка добежала до комнаты. Открыла дверь.

Мой супруг лежал на постели не в самом приличном виде, откинув одеяло, и вопил во сне так, как будто его резали.

— Паша, проснись! — я усиленно трясла его за плечи и кричала в самое ухо.

Но мои попытки разбудить его не сразу увенчались успехом. Перестав кричать, он еще какое-то время ворочался, стонал и хватал ртом воздух. Наконец проснулся. Непонимающе посмотрел на меня, похлопал глазами, как молоденький теленок, и спросил хриплым от сна голосом:

— Что, что случилось?

— Это я тебя должна спросить. Ты вопил, как будто тебя режут. Я чуть из-за тебя не подавилась. Летела с кухни тебя спасать.

— Да? — Он наконец проснулся окончательно, присел на постели. — А что, сильно я орал?

— Еще как! Думаю, слышно было даже на улице.

— Вот это да! — удивился он мощи собственной глотки.

— А чего орал-то? Приснилось что-нибудь страшное? — поинтересовалась я.

— Да сон противный приснился. — Он поморщился и провел ладонью по лбу, постепенно приходя в себя. — Уф, даже вспотел.

— А что снилось-то?

— Да я толком и не помню. Какая-то муть.

— Ну все-таки, интересно, чего ты так вопил? Убивали тебя, что ли?

Он вздрогнул и как-то странно посмотрел на меня. Мне показалось, что я вижу страх в его расширенных зрачках.