Читать книгу "Распутник - Сара Маклейн"

— Тебе нравится? — произнес он негромко и мрачно. Пенелопа закусила губу и кивнула. — Так скажи это.

— Да... да, это восхитительно. — Она понимала, что это прозвучало слишком просто и неискушенно, но не могла избавиться от восторга в голосе.

Его пальцы не останавливались.

— Оно и должно быть восхитительным. Если не так, скажи мне, и я все исправлю. — Он поцеловал ее в шею, чуть прихватил зубами нежную кожу и приподнял голову. — А это тоже восхитительно?

— Да.

Он вознаградил ее новыми поцелуями, по шее все вниз, вниз, слегка пососал нежную кожу плеча, лизнул грудь, обвел языком вокруг твердого, торчащего вверх бугорка, нарочно избегая прикасаться к тому месту, где она хотела ощутить его сильнее всего.

— Я намерен развратить тебя, — пообещал он ее груди и скользнул рукой по животу, ощутив, как затрепетали напрягшиеся мышцы. — Я намерен обратить тебя от света к тьме, от добра к худу. Я намерен погубить тебя. — Пенелопе было уже все равно. Она принадлежала ему. Он завладел ею одним своим прикосновением. — Знаешь ли ты, как будешь себя при этом чувствовать?

На этот раз она с трудом выдохнула слово:

— Восхитительно.

Он посмотрел ей в глаза и, не отрывая взгляда, втянул сосок в теплый рот, потрогал его зубами и языком и начат посасывать его. Это было так дивно, что Пенелопа простонала его имя и запустила пальцы ему в волосы.

— Майкл... — шепнула она, испугавшись, что он нарушит чары наслаждения, и закрыла глаза.

Он поднял голову, и она мгновенно возненавидела его за то, что он остановился.

— Посмотри на меня. — Это прозвучало приказом.

Их взгляды снова встретились, и тогда его рука скользнула под платье, пальцы слегка задели завитки... Пенелопа, негромко вскрикнув от ужаса, крепко сжала бедра. Он не может... только не там...

Но он уже снова перенес внимание на грудь, целуя, посасывая, и все запреты исчезли, и бедра ее раздвинулись, позволив его пальцам скользнуть между ними и прижаться, не шевелясь, — порочное, восхитительное искушение. Пенелопа снова застыла, но на этот раз не отказана ему.

— Обещаю, что тебе это понравится. Доверься мне.

Его пальцы двинулись дальше, шире раздвигая бедра, подбираясь к самой сути, и Пенелопа выдавила дрожащий смешок:

— Сказал лев ягненку.

Он прикоснулся языком к нежной коже под одной грудью, затем под другой, жаждущей такого же внимания, а Пенелопа извивалась под ним, выдохнув его имя. Его пальцы вели себя по-настоящему порочно, раздвигали потайные складки и гладили нежно, неторопливо, подбираясь к теплому влажному входу.

Он поднял голову, поймал ее взгляд и медленно ввел длинный палец в самое ее сокровенное. Пенелопу пронзило внезапным неожиданным удовольствием. Он поцеловал ее между грудями и повторил движение пальца, прошептав:

— Ты уже влажная для меня. Восхитительно влажная.

Было невозможно противиться стыду.

— Прости.

Он поцеловал ее долгим, медленным поцелуем, скользнув языком глубоко в рот (палец зеркально повторял это внизу), затем отодвинулся, прижался лбом к ее лбу и произнес:

— Это значит, что ты хочешь меня. Это значит, что даже после всех этих лег, после всего, что я натворил, после всего, чем я стал, я еще могу пробудить в тебе желание.

И снова погладил ее, ощущая, как пульсирует вокруг пальцев плоть, наслаждаясь тем, как Пенелопа изгибается, подаваясь к нему бедрами, пока его большой палец описывает круги по напрягшемуся бутону удовольствия.

— У меня от тебя просто слюнки текут.

Пенелопа широко распахнула глаза, услышав это, но он не дал ей времени подумать. Его рука заскользила вниз, приподняв ее бедра и стягивая через ноги платье. Он откинул остатки платья в сторону, и Пенелопа уже лежала перед ним голая, а он оказался у нее между ног и неторопливо раздвинул их, приговаривая при этом самые порочные, самые греховные слова, поглаживая ее бедра. Он положил ее ноги к себе на колени и начал долго, страстно целовать внутреннюю сторону бедер сразу над чулками.

— Вообще-то... — он замолчал, неторопливо, ошеломительно проводя по нежной коже языком, — ...не думаю, что я выдержу еще хоть мгновение...

Внезапно он прижался к ней ртом, его язык неторопливо, почти невыносимо лизал и кружил по тому самому месту, где копилось наслаждение, моля о разрядке. Пенелопа вскрикнула и резко села, но он поднял голову и нажал большой ладонью на ее мягкий живот.

— Ляг... позволь мне попробовать тебя на вкус. Позволь показать, как сладко это бывает. Смотри. Говори, что тебе нравится. Чего ты хочешь?

И да поможет ей Господь, она так и сделала. Он лизал и сосал своим безупречным языком и порочными губами, а она шепотом поощряла его, постепенно понимая, чего хочет, хотя до сих пор не знала, каким должен быть конечный результат.

Его язык двигался все быстрее, описывая крути там, где она его так хотела, и она шевельнулась, и все запреты исчезли, пропали, уступив место нарастающему наслаждению... и теперь она жаждала узнать, что же произойдет в конце...

— Прошу, только не останавливайся, — шептала она.

Он и не собирался.

Выкрикнув его имя, Пенелопа перешагнула грань, качнулась к нему, прижалась, моля о большем, пока он дарил ей это языком и губами и пальцами, и она забыла обо всем, кроме дерзкого, ослепительного наслаждения.

И пока она приходила в себя после пика восторга, он нежно, долго целовал ее бедра. Она выдохнула его имя и потянулась к мягким каштановым кудрям, желая только одного — лежать рядом с ним час... день... всю жизнь.

Он замер, едва ее пальцы прикоснулись к его волосам, и какое-то время они просто лежали неподвижно. Она обмякла после полученного наслаждения, и целый мир свелся для нее к ощущению шелковистых кудрей в руках, к царапанью его бороды по нежной коже бедер.

Майкл.

Она лежала молча, ожидая, когда заговорит он. Ожидая, когда он вслух скажет то, о чем она думает... что это было по-настоящему потрясающе и что если эта ночь хоть о чем-то говорит, то их брак станет для нее куда большим, чем она могла надеяться.

Все будет хорошо. Не может не быть. Подобные переживания не случаются ежедневно.

Наконец он шевельнулся, и Пенелопа почуяла его отчужденность в том, как он потянулся за пальто, укутал ее в свои аромат и тепло, откатился в сторону, встал на ноги одним плавным движением и взял свой аккуратно сложенный шерстяной сюртук оттуда, куда положил его чуть раньше. Надел его, быстрый, как молния.

— Теперь ты по-настоящему и полностью обесчещена, — произнес он ледяным тоном.

Пенелопа села, прижимая пальто к груди и глядя, как он открывает дверь и поворачивается к ней спиной. Широкие плечи, сливались с темнотой в коридоре.