Читать книгу "Финиш для чемпионов - Фридрих Незнанский"

Нет. Это вряд ли. Анна, сразу видно, настроена на семью. Юрий Петрович — закоренелый холостяк. Холостяком, видно, и умрет. Ну что ж, на его век женского пола хватит!

19

— Мама! — донесся из прихожей голос Нади.

Елена Степановна на кухне подскочила с табурета, едва не поцарапав палец теркой, которой она строгала для дочери легкий витаминный ужин из одного зеленого яблока и двух бананов средней величины. Такой оттенок голоса она узнавала безошибочно: он неизменно служил приметой несчастья. Наденька потеряла варежки на прогулке в детсаду; на Наденьку напали дворовые хулиганы; Наденька растянула связки голеностопного сустава на тренировке… И как обычно, откликаясь на тревожный зов, прямо в клеенчатом фартуке, разукрашенном бананово-яблочной кашицей, Елена Степановна выскочила в тесную прихожую их малогабаритной квартиры, готовая немедленно действовать: броситься на поиски новых варежек или эластичного бинта, бежать разбираться с обидчиками, совершить любой другой, единственно необходимый поступок. Девочка моя родненькая, что с тобой? Что мама должна сделать для тебя?

Надя не выглядела заболевшей или травмированной, несмотря на красные от внутреннего жара волнения щеки. Три шага по направлению к матери она сделала легко, не спотыкаясь, без напряжения, характерного при боли в поврежденном суставе, — и бросилась матери на шею, не боясь запачкать о фартук новое платье, купленное в ГУМе нынешней весной. Эти безрассудные нежности окончательно повергли Елену Степановну в смятение.

— Надя, что это ты? Ты здорова?

— Здорова, — жалобно прохныкала Надя, содрогаясь от наконец прорвавшихся слез. — А вот таблетки принима-ала-а-а…

— Какие таблетки? — У Елены Степановны похолодело в груди. Завертелся, туманя голову, рой жутких предположений, вплоть до того, что Надя пыталась отравиться на почве несчастной любви или временных неудач в гимнастике. Как это могло произойти, ведь она была уверена, что дочь полностью ей доверяет? — Говори по-человечески! Тебе вызвать «скорую»? Промывание желудка? Ты можешь, наконец, объяснить…

Но Надя уже объясняла — скомканно, путано, перескакивая с пятого на десятое. Она по-прежнему не могла прийти в себя от наплыва событий. Ее поймали на приеме допинга! Точнее, она принимала допинг, и ее почти изобличили… вот только пробу крови взять не успели… В общем, дело было так…

Она до сих пор с трудом может представить себе лица тех двоих, мужчины и женщины, которые по выходе из автобуса на ее остановке заявили, что они действуют по поручению лаборатории «Дельта», и потребовали, чтобы художественная гимнастка Кораблина позволила взять у нее кровь на допинг. Надя была так потрясена тем, что им известно ее имя, что лица напавших на нее (она не могла воспринимать их по-другому) виделись ей в каком-то искажающем сиянии. Они были ужасные, ужасные! Мерзкие старик со старухой, будто из сказки братьев Гримм. Они тянули к ней свои скрюченные, сморщенные руки, раскрывали чемоданчик, в котором сверкали иглы и пробирки, багровые от чужой крови… Так, по крайней мере, показалось ей — даже если это был всего лишь предзакатный отблеск на стекле. Надя хотела броситься бежать, но застыла на месте, уверенная, что, если им известно ее имя, если им все о ней известно, будет только хуже, если она убежит. Это усугубит ее вину… Какую вину? Ну уж это не загадка! В кармане сумочки Нади болтается флакончик с таблетками… такими красивенькими, крошечными, словно предназначенными для кукол… Она с самого начала догадывалась, что€ это за таблетки, подозревала, что их прием не сойдет ей просто так.

И что теперь делать? Свалить все на доктора Боба? Что им какой-то доктор Боб! Хоть десяток докторов, а все-таки Надя сама за себя ответственна.

Неизвестно, что с Надей было бы, если бы не спас ее еще один незнакомец — третий. Теперь ей вспоминается, что он тоже был немолодым и не слишком-то красивым, но ей показался настоящим красавцем, когда осадил тех двоих. Он назвал их по фамилии — оказывается, это супруги Мурановы… Супруги Мурановы, Надя не могла не слышать о них, несмотря на то, что занимается художественной, а не спортивной, как они, гимнастикой. Неужели это они — такие страшные? Как они могут так нападать на Надю, ведь сами в прошлом были молодыми спортсменами? Третий человек сказал, что действия Мурановых незаконны, и тем самым они привлекли внимание частного охранного предприятия «Глория». Мурановы заговорили сразу громко и возмущенно, выражая желание встретиться с начальником этой самой «Глории», утверждая, что ничего незаконного в их действиях нет. Представитель «Глории» согласился с тем, что встретиться с директором им так или иначе придется…

Завершения спора Надя не услышала. Довольная тем, что в перепалке о ней забыли, она пошла в направлении своего дома. Сначала медленно, осторожно, потом — когда поняла, что ее отсутствия не заметят, — быстрей и быстрей…

И только в подъезде Надю заколотило в истерике: представила, что было бы, если бы у нее успели взять кровь на анализ. А может, это еще предстоит? Может быть, вот-вот в дверь позвонят супруги Мурановы, победно таща с собой лабораторию в чемоданчике? Ведь она приняла таблетки после полудня, лекарство все еще растворено в ее крови…

Как раз в эту секунду по квартире пронесся звонок в дверь. Резкий и требовательный. Надя испуганно прижалась к матери:

— Мамочка! Не открывай, это они за мной пришли!

— Глупости, Надя, — неуверенно возразила Елена Степановна, смущенная и расстроенная рассказом дочери. Подойдя к двери вплотную, она крикнула: — Кто там? Мы вызовем милицию!

— А что, на вас наехали бандиты? — раздался с лестничной клетки бодрый голос главы семьи.

Вдвоем дочь и мама бросились открывать замки и снимать цепочку. Глеб Сергеевич ворвался в прихожую, блестя по-летнему покрасневшей от солнца лысиной, невысокий, но деловитый и надежный, и принялся воинственно озираться: ну-ка, где бандиты, от которых надо защищать его дорогих девочек?

— Глебушка, — трагически заломила руки Елена Степановна, — твоя дочь принимала какие-то таблетки! Это у них называется допинг…

— Ленуся, — привычно приподнявшись на носках, муж чмокнул длинную и худую Елену Степановну в щечку, — давай обсудим это за ужином. — Он убедился, что непосредственной опасности нет, а значит, нет причин суетиться. Мужчина не должен допускать суеты. — Поставит кто-нибудь чайник? Я голодный, как тигровая акула.

— За ужином? Э… да. — Елена Степановна успела вспомнить, что специально для Глеба Сергеевича на плите разогревается (ой, наверное, уже выкипел!) вчерашний суп. — В самом деле, Надя, Глеб, пойдемте ужинать!

Суп, если честно, превратился в рагу, но это не вывело Глеба Сергеевича из равновесия. По профессии бухгалтер, он любил расставлять все по местам, кропотливо сводить дебет с кредитом, чтобы выяснять, хороши или плохи дела фирмы. И когда случившееся с Надей представили на его обозрение, он авторитетно заявил, что ничего по-настоящему плохого не произошло. И не произойдет. С одним условием: Надя должна расстаться с таблетками и никогда больше ничего подобного не принимать. Ни-ког-да. Кто бы ей их ни подсовывал, хотя бы даже тренер. Пусть она сейчас же даст в этом слово своим родителям!