Читать книгу "Год зайца - Арто Паасилинна"

По следам было видно, что медведь бродил по лесу. Наверное, подыскивал себе подходящее лежбище. Интересно, где он устроился на зимовку? Ватанен углубился в заросли и увидел поваленные деревья, под которые забрался медведь. Легкий парок поднимался из-под стволов.

Ватанен беззвучно развернулся и выбрался из чащобы на открытый склон; заяц, радостно подпрыгивая, бросился ему навстречу.

Вернувшись к сторожке, Ватанен понял, что у него гость. У стены стояли фирменные беговые лыжи. В доме сидел молодой человек в лыжном костюме. Здороваясь, он крепко, не по-лапландски, сжал руку Ватанена. Это и был Каартинен, о котором Ватанен так много слышал.

Каартинен пришел в восторг от зайца, принялся гладить его и похлопывать, так что Ватанену пришлось попросить, чтобы тот оставил животное в покое. А заяц явно не доверял пришедшему, хотя обычно он не боялся незнакомых людей, если Ватанен был рядом.

Каартинен сказал, что проложил десятикилометровую лыжню от сторожки в Виттумайсенойя сюда, в Ляяхкимакуру. Он достал из нагрудного кармана анорака два мотка полиэтиленовой ленты, красной и желтой. Ими он собирался разметить лыжню для туристов. Сказал, что еще до Рождества сюда прибудет группа важных персон — проводить отпуск в глуши лапландских лесов. Что-то по линии Министерства иностранных дел. Будет много высоких гостей и, конечно, журналистов.

Каартинен заявил, что хочет купить у Ватанена зайца; предложил сначала полтинник, потом — сотню и, наконец, двести марок. Конечно, Ватанен только рассердился на лыжного инструктора.

Каартинен остался на ночь. Ватанен не мог уснуть — все думал о медведе. Наконец уснул, но спал плохо.

Утром Ватанен проснулся один. Заяц и Каартинен исчезли. Во дворе не было ни лыж Каартинена, ни свежих заячьих следов.

В ярости Ватанен надел лыжи, встал было на лыжню, проложенную Каартиненом, но тут же вернулся в сторожку, снял с гвоздя винтовку и лишь потом пустился в путь. Только сейчас он вспомнил слова оленеводов о жертвоприношениях. Со скоростью ветра Ватанен скользил по лыжне в направлении сторожки в Виттумайсенойя.

Когда Ватенен добрался до места, спина у него взмокла. Он тяжело дышал, пот щипал глаза, а жгучая ненависть жгла его изнутри. На берегу ручья Виттумайсенойя стоял замечательный дом, который все называли сторожкой, — бревенчатое строение, рассчитанное не меньше чем на сотню человек.

Сбросив лыжи, Ватанен распахнул дверь. Каартинен сидел у стола и наслаждался кофе.

— Где заяц?

Каартинен отшатнулся к стене. В испуге он уставился на Ватанена, который сжимал в руках винтовку, и стал сбивчиво, испуганно объяснять, что ничего не знает о зайце. Он рано ушел из сторожки и не посмел разбудить хозяина, который спал крепким сном.

— Брешешь! Зайца сюда, сейчас же!

Каартинен забился в угол.

— Да на что он мне сдался… — пытался защищаться он.

— Зайца давай! — ревел Ватанен. Каартинен продолжал запираться, Ватанен потерял терпение. Бросив винтовку на стол, он подскочил к Каартинену, схватил его за ворот и, приподняв, прижал к стене.

— Хоть убей, не отдам! — вырвалось у Каартинена. От этих слов Ватанен пришел в бешенство. Дико крича, он рванул Каартинена на себя и, словно куклу, швырнул на пол. Тут же, не давая ему опомниться, врезал в челюсть — аж захрустело; бедняга инструктор во весь рост растянулся на полу. Стало тихо, слышно было только тяжелое дыхание Ватанена.

Но тут же послышались и другие звуки. Через раздаточное окно из кухни доносилось приглушенное царапанье и легкое шуршанье. Ватанен выбежал на улицу, оттуда вбежал в кухню, стал открывать дверцы шкафов. На пол вывалился заяц со связанными лапами. Его заяц!

Перерезав ножом веревку, Ватанен с зайцем на руках вернулся в жилую половину, где Каартинен приходил в себя после удара.

— И что это значит? — спросил он Каартинена тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Рассказ Каартинена был длинным и очень странным.

Детство его прошло в религиозной семье. Ревностные верующие, его родители решили, что сын обязательно должен стать священником. По окончании гимназии мальчика отправили в университет Хельсинки на теологический факультет. Но учеба не удовлетворяла нежного юношу: он не мог уверовать в лютеранское учение так, как следовало бы. Его грызли сомнения, он был далек от теологии и приходил в ужас при мысли, что когда-нибудь ему придется, не веря самому себе, нести Божье слово пастве. Невзирая на религиозные чувства родителей, он бросил изучение теологии и поступил в семинарию Кемиярви, выпускавшую учителей. Конечно, и там ему пришлось иметь дело с лютеранским учением, но доминирование Иисуса Христа ощущалось гораздо меньше, чем в Хельсинки. Через некоторое время Каартинен стал учителем народной школы.

Уже в семинарии молодой человек, обладавший богатым воображением, начал активные поиски своего «Я»; ответы на мучавшие его вопросы он искал в литературе. Увлекся толстовством, а когда привлекательность учения великого графа для него поблекла, принялся изучать восточные религии; буддизм произвел на него самое глубокое впечатление. Он даже планировал путешествие в Азию, в места, где можно припасть к истокам этой религии, но родители с самого начала не одобряли его взглядов и, соответственно, не выделили финансов на поездку. Религиозные чувства Каартинена понемногу увяли.

Работая учителем в школе Лиминка, Каартинен увлекся анархизмом. Он заказал для школьной библиотеки французские издания по этой теме и с помощью словаря изучил их от корки до корки. Ему удалось также проверить действенность усвоенных идей на практике, в результате чего во второй половине года руководство школы освободило его от занимаемой должности. Летом бывший учитель отказался от анархического учения и с необычайным интересом принялся познавать основы финского этноса. Он проштудировал десятки трудов, авторы которых поддерживали благородный тезис о возрождении финской национальной идеи, изучал древнюю историю финского народа. Чем глубже Каартинен проникал в понятийный мир праотцов, тем больше он убеждался: наконец-то найдено то, что он так долго и пламенно искал, — вера праотцов, настоящая религия, единственная, достойная настоящего финна.

Каартинен пылко излагал Ватанену основы религии, обряды которой он отправлял уже много лет. С необычайным вдохновением он поведал о лесных духах, боге грозы, гномах, идолах, колдунах из вековых лесов, заговорах и жертвоприношениях. Он описал древние религиозные обряды и ритуалы и признался, что сам практикует жертвоприношения, подражая праотцам, занимавшимся этим тысячу лет назад. Став лыжным инструктором на севере, Каартинен дополнил религиозные идеи финно-угорских народов саамскими приправами, и все эти обряды он исполнял в одиночестве среди глухих лапландских лесов. В городах отправлять религиозные обряды невозможно, пояснил Каартинен.

В верховьях ручья Виттумайсенойя, на берегу небольшой ламбужки, Каартинен бензопилой вырезал своего рыбного бога, идола, которому приходил поклоняться в межсезонье. На площадке перед идолом он сложил из камней жертвенный очаг, на котором имел обыкновение приносить в жертву какую-нибудь живность: пойманных сеткой соек, попавших в ловушки куропаток, а однажды — купленного аж в Ивало щенка. Сейчас же у него появилась возможность принести в жертву настоящего свободного лесного зверя. Ватанен не согласился его продать, и у Каартинена осталась лишь одна возможность ублажить своего бога — украсть зайца у хозяина. Каартинен добавил, что сейчас он живет очень гармоничной жизнью. Он чувствовал, что древние боги довольны им и что других богов не существует. Такого же чудесного душевного покоя он желал и Ватанену. Даже предложил вместе принести зайца в жертву богам.