Читать книгу "Океан - Альберто Васкес-Фигероа"

Когда наконец он окончательно закрепил его, баркас рванул вперед, набирая скорость, и его форштевень начал мурлыкать словно кот, по мере того как лодка рассекала спокойные воды с подветренной стороны острова.

— Он находится на Лансароте.

— И это все, что тебе до сих пор удалось узнать? Что он находится на Лансароте?

— Послушайте, дон Матиас, — попытался защититься Дамиан Сентено, — когда я только приехал, все местные, как один, пытались уверить меня в том, что парень находится далеко. На какое-то время я даже поверил их россказням, полагая, что Цивильная гвардия здесь все как следует обыскала. Однако потом я пришел к выводу, что никто как следует не порыскал на острове. Возможно, речь идет о самой негостеприимной земле на свете, но нужно помнить, что там достаточно укромных мест, где можно хорошенько спрятаться.

— Ты имеешь ввиду Тимафайа?

— Да, я говорю об этой адской земле Тимафайа, обо всех этих пещерах, пляжах, соседних островках и даже жилых домах. Здесь большинство домов находятся далеко друг от друга, и люди живут изолированно. Их разделяют не только стены, но еще и обычаи. Можно прочесать Лансароте от края и до края и не встретить ни одной живой души. Этот остров словно населен призраками, а поля будто обрабатываются сами по себе.

— Крестьяне встают очень рано и, как только начинается жара, возвращаются в свои дома, где сидят до наступления вечера. Здесь, за исключением времени сева и уборки урожая, они лишь подправляют стены, защищающие посевы от ветра, да выпалывают сорняки. Так как здесь нет воды, то и поливать нечего. Здесь им помогает роса.

— Я уже это понял. А также понял, что достаточно кому-либо спрятать своего сына, как любые поиски становятся безуспешными.

— Если бы речь шла о простом деле, я бы тебя не позвал, — сухо произнес дон Матиас. — Ни тебя, ни твоих людей. Я не хочу объяснений. Я хочу лишь побывать на похоронах Асдрубаля Пердомо… — Он сделал длинную паузу, а потом посмотрел на Сентено таким тяжелым взглядом, что тот поежился. — Более того, мне доставит ни с чем не сравнимое удовольствие, если ты приведешь мне его живым. Тогда я бы сам пристрелил его, закопал в саду и каждый день мочился бы на его могилу. Так скажи — когда же это произойдет?

— Я уверен в том, что все будет именно так, я просто не могу сказать, когда именно это случится, — ответил Дамиан Сентено. — Девица тоже исчезла, однако думаю, что прячутся они порознь.

Старик ничего не ответил. Он встал, высунулся в окно и, казалось, залюбовался своими виноградниками, потом наконец он подошел к старому камину — его дом был одним из немногих на Лансароте, который мог бы похвастаться подобной роскошью, — и взял с полки фотографию сына:

— Мне все еще кажется, что он может вернуться домой. Я вскину взгляд — и увижу, что он стоит на пороге. Потом он попросит у меня несколько дуро, чтобы пойти на паранду… Я просыпаюсь по ночам, представляя, что это он стучит в дверь, а оказывается, это всего лишь ветер гудит в лозах. Ты знаешь, я целыми днями плачу от бессилия и гнева. И как до сих пор Бог не покарал человека, совершившего подобное преступление. Это то, чего я никак не могу понять, однако надеюсь, что спрошу Его, когда предстану перед Ним на том свете! Я потерял три года жизни, рискуя собственной шкурой, чтобы защитить Христа, а Господь не потратил и минуты, дабы защитить моего сына. И мне кажется, что это чертовски несправедливо! Да, несправедливо! Когда наступит время, я буду вынужден потребовать у Него объяснений.

Дамиан Сентено все это время молча смотрел на своего патрона, а потом налил себе еще одну рюмку сладкой домашней мальвазии, которую Рохелия оставила на столе рядом с подносом с галетами и бисквитами. Сержант пришел к выводу, что нужно поспешить, иначе он рискует в итоге остаться ни с чем. Похоже, его бывший командир был уже изрядно не в себе, и не случится ли так, что к тому времени, когда он доведет дело до конца, дон Матиас окончательно съедет с катушек и его завещание будет признано недействительным? Одиночество, злоба и бессилие превратили его в охваченного бешенством зверя, в старого, потерявшего разум шизофреника, который раньше срока рискует сойти в могилу.

— Вам бы следовало выходить время от времени, — осмелился дать совет Дамиан Сентено, когда заметил, что дон Матиас снова погрузился в свои мысли, невидящими глазами глядя на фотографию сына. — Постарайтесь отвлечься, снова сходите в казино, сыграйте партейку-другую или пригласите в гости друзей. Вы только себе хуже делаете, продолжая так убиваться.

— Я в советах не нуждаюсь, Дамиан. Мне нужен Асдрубаль Пердомо, мертвый, вот и все, — огрызнулся дон Матиас, даже не взглянув на собеседника. — Мертвый, Дамиан, мертвый… Ты понял? Один-единственный мертвый человек! — На сей раз он повернул голову, и глаза его жутко сверкнули. — Ну чего тебе стоит убить одного-единственного человека? Он всего лишь присоединится к сотням покойников, которых ты уже отправил на тот свет! Что происходит? Неужели ты постарел?

— Вы же знаете, что нет, — возразил Сентено. — Дело в том, что на этом проклятом острове дела складываются совсем не так, как на материке, да и времена уже другие. Тогда я только вам должен был давать объяснения…

— Теперь ничего не изменилось. Ты по-прежнему должен давать объяснения только мне.

— Вы ошибаетесь, дон Матиас. Я говорю так, потому что провел четыре года жизни в заточении, а это очень тяжело, поверьте мне. Я убью этого парня для вас, однако хочу обставить все так, чтобы не провести потом остаток жизни в тюрьме.

— Ты ведь знаешь, что я, как и раньше, стою за твоей спиной.

— Знаю, и благодарен вам за это. Однако, каких бы иллюзий мы ни питали, следует понимать, что та протекция, которую вы можете мне составить, совсем не та, какую вы могли мне предоставить во время войны. Хотим мы этого или нет, но с той поры прошло уже десять лет, и годы эти многое изменили.

— Я это уже понял.

— Только не смейтесь надо мной. — Голос бывшего легионера зазвучал недовольно и немного капризно, что, естественно, не могло остаться незамеченным для капитана. — В Терсио я понял одну вещь: тот, у кого первого сдают нервы, совершает фатальную ошибку. Вам должно быть известно: дело до конца можно довести только при одном условии — я сумею сохранить спокойствие. На это я всегда рассчитывал — и теперь не стану менять своих убеждений.

— Все это было бы очень хорошо, если бы я видел результаты. Чего тебе удалось добиться?

— Того, что они боятся. Еще больше они станут бояться, когда поймут, что дни проходят, а водовоз не появляется. — Он слегка усмехнулся. — Засуха затяжная, баки пусты, а времена, когда на Плайа-Бланка воду верблюды доставляли в бурдюках, давно прошли. Сейчас жителей снабжает водой водовоз, а я сделал так, что он не появится.

— Надеешься, что это даст результат?

— Нет ничего хуже жажды, уж будьте уверены. Я три года служил в Сахаре — и очень хорошо знаю, что это такое. То, что человек откажется сделать даже за миллион, он сделает за глоток воды, стоит ему лишь испытать настоящую жажду.