Читать книгу "Небесные тираны. Столетняя история бомбардировщиков - Бьёрн Берге"

время Первой мировой войны. В 1920 году восстали местные племена берберов под предводительством Абд аль-Крима. Они методично совершали атаки на испанские гарнизоны, а бегущих испанских солдат преследовали и безжалостно убивали. За лето 1921 года погибло около 15 000 испанских военнослужащих. Это были самые большие потери, когда-либо понесенные колониальной армией.

Подкрепление из 150 000 новых испанских солдат было быстро переброшено через Гибралтарский пролив. Их сопровождала эскадрилья самолётов «Голиаф», расположившихся в портовом городе Мелилья на узкой песчаной полосе недалеко от границы с Алжиром. Отсюда планировалось атаковать повстанцев ядовитым газом. По окончании Первой мировой войны газ был признан самым варварским оружием за всю историю. Но Верховный комиссар Испанского Марокко Дамасо Беренгер ни о чём не жалел:

Я не поддерживал применение удушающих газов против местного коренного населения, но после всего, что они сделали, не говоря уже об их коварстве и лицемерии, я с радостью атакую их этим оружием{122}.

Испания сохраняла нейтралитет на протяжении всей Первой мировой, и у неё не было ни опыта войны с использованием газового оружия, ни достаточного количества нужных боеприпасов. Поэтому испанские военные напрямую обратились к немецкому эксперту Гуго Штольценбергу, очень энергичному человеку, стиль которого напоминал Ле Корбюзье — он даже очки носил такие же. Вместе с Фрицем Габером, ставшим позднее нобелевским лауреатом по химии, он руководил первыми немецкими газовыми атаками сидящих в окопах бельгийских солдат и получил инвалидность, когда газовый баллон взорвался прямо у его лица. Как химику ему было нечего делать в Германии, ведь по Версальскому договору ему были запрещены любые дальнейшие разработки и производство химического оружия. Поэтому он с радостью пошёл навстречу Испании и позаботился о том, чтобы стране направили огромное количество газовых артиллерийских снарядов и авиационных бомб, вероятно, из секретных запасов, оставшихся со времён войны.

Сделка была выгодной для обеих сторон. Штольценбергу было позволено вернуться к своей главной страсти, а цена в 5000 долларов США за тонну газа оказалась гораздо ниже того, что испанские власти ожидали увидеть на открытом рынке{123}.

Со временем с помощью Штольценберга было организовано национальное производство ядовитого газа на предприятии «Фабрика насьональ де продуктос кимикос» в Ла-Мараньосе под Мадридом.

Широко применявшиеся тогда газообразный хлор и фосген интересовали фабрику меньше, чем горчичный газ, также известный как иприт; это название газ получил в честь бельгийского города Ипр, где он был впервые применён в военных целях. Горчичный газ образуется в результате реакции между дихлоридом серы — синтетически обработанной природной серой — и этиленом, экстрагированным из спирта, и представляет собой газ с едва заметным жёлто-коричневым цветом, пахнущий горчицей, чесноком или хреном. Симптомы отравления проявляются только через несколько часов в виде язв, напоминающих ожоги, и постепенно перерастают в глубокие, болезненные, зудящие и ноющие волдыри на поражённых участках кожи и в легких. Большие дозы смертельны, и даже умеренное воздействие приводит к длительной потере трудоспособности и необходимости постоянного медицинского наблюдения. В долгосрочной перспективе этот газ также может вызвать рак и генетические изменения.

Самолёты «Голиаф», сбрасывающие газовые бомбы, финансировались группой испанских провинций, названия которых были написаны на фюзеляже{124}. Будущий генерал ВВС Испании Идальго де Сиснерос был назначен командиром эскадрильи, а его самолёт был украшен изображением Давида с пращой. Он родился в семье испанских аристократов и начал карьеру лётчика ещё в 1914 году. На фотографиях 1920-х годов он запечатлён с элегантными усами, как у Чаплина, но в остальном он выглядел опасным, как бульдог.

В автобиографии он рассказывает о бомбах (в каждой по сотне килограммов горчичного газа), с которыми нужно было обращаться крайне осторожно. Случалось, что они трескались и приводили к серьёзным отравлениям среди наземного персонала. Они вообще были такими хрупкими, что когда лётчик взлетал с боеприпасами на борту, то уже не имел права садиться с ними. Бомбы надо было сбросить, и, согласно приказу, предпочтительными целями были деревни, базары, сельскохозяйственные угодья и реки{125}.

Эти миссии сильно щекотали нервы. Мятежники заполучили современное огнестрельное оружие из рук убитых испанских солдат, и Сиснерос признавался: «Как только терялись из виду наши боевые линии и до возвращения на позиции я испытывал страх»{126}. На многих вернувшихся самолётах были следы от пуль, некоторые были сбиты. Впрочем, бóльшая их часть разбилась сама по себе, часто из-за попадания песка в двигатель. В общей сложности треть экипажей вернулась в Испанию в гробах.

«Угрызения совести при мысли о жертвах меня не мучили», — вспоминает Сиснерос{127}. Конфликты между испанцами и арабами длились столетиями и почти стали частью обеих культур. В то же время долг и патриотизм глубоко укоренились в прочно устоявшейся мужской культуре авиабазы, где не было места нытью и проявлениям эмоций.

Никогда прежде газовые атаки с воздуха не велись против гражданских поселений, так что учиться приходилось по ходу дела. Сиснерос рассказывал, как во время одного из первых таких нападений на горную деревню его эскадрилья летела слишком низко и сбросила четыре бомбы. Взрыв поднял огромные клубы пыли, которые настолько ограничили видимость, что было не видно, успешным ли оказался удар. А когда на следующий день лётчики вернулись на место бомбёжки, чтобы посмотреть, что 1 там произошло, они не обнаружили никаких повреждений — словно на марокканцев сбросили не иприт, а конфетти{128}. Поэтому он повторил атаку, причём на этот раз сбросил аж 60 бомб, но вновь без видимого эффекта: «Казалось, они просто выплёвывали иприт». Изучив вопрос подробнее, испанцы выяснили, что из-за взрывов создавались ветры, уносившие бóльшую часть газа далеко от места попадания, а тому, что оставалось, препятствовали песок и пыль. Лишь когда пилоты приобрели опыт (и стали к тому же использовать больше бомб), результаты стали удовлетворительными для них. Теперь бомбы сбрасывали таким образом, что образовывались мощные потоки газа, уничтожавшие всё на своём пути.

В районах, подвергнутых бомбардировкам, мирному населению пришлось несладко. Испанцы наступали с севера, а французы — с юга. Испания предоставила французам самолёты и выделила эскадрилью «Фарманов», которые осенью 1925-го провели совместную ковровую бомбардировку крупнейшего города, контролируемого повстанцами, — Шавена; при этом использовались как обычные, так и газовые бомбы.

Даже после того, как лидер мятежников Абд аль-Крим капитулировал в начале лета 1926 года, бомбардировки несдавшихся деревень продолжались{129}. Лишь через год всё было кончено, и тогда военные делегации нескольких европейских стран были готовы осмотреть этот район. Немецкие наблюдатели капитан Ульрих Грауэрт и лейтенант Ганс Ешоннек видели, что даже самые безжалостные бомбардировки не привели к