Читать книгу "С каждым днем сильнее - Ариадна Талия Соди-Миранда"

и подумала, как могло быть возможно такое, что никто ничего мне толком не объяснил о моем сценическом имидже, не дал дельного совета. Все смотрели меня лишь как на полуголую девицу и поставили на мне крест. Мне высказали все! Отзывы сыпались на меня как град с неба. «И она собиралась стать кумиром молодежи? — говорилось во всех средствах массовой информации. — Даже не мечтай!»

В то время в моей родной стране никто не носил такую одежду, именно поэтому мне хотелось сломать привычный образ хорошей, послушной девочки, который должны были напяливать на себя молодые певицы, если хотели чего-то достичь. Конечно же, были знаменитости, которые выходили на сцену, держась вызывающе. Такой была Алехандра Гусмáн, рокерша до мозга костей по своей сути, а на сцене — чистой воды динамит. Ее голос, в котором звучали вызов и чувственность, сразу же поставил ее в ранг любимцев молодежи. Была также Глория Треви с ее текстами и непристойными телодвижениями, разрушающая все общественные каноны и создающая молодежное направление, в котором она могла открыто выражать свои мысли посредством текстов песен. Но в моем случае все было иначе. Я была частью популярной и любимой группы «Тимбириче», и люди видели, как мы растем, превращаясь из детей в подростков. Кроме того я сыграла в сериале наивную молоденькую девушку, и мой персонаж являлся отражением девушек того времени. Два эти факта сыграли свою роль в том, что для зрителей смена моего имиджа была слишком очевидной. Новый образ был весьма сомнителен, и его сложно было принять.

Несмотря на все мое желание, на все усилия и старания, которые я вложила в запись диска и его раскрутку, отзывы по-прежнему были жестоки и беспощадны. Такая реакция повисла камнем на моей душе, и были моменты тяжелых сомнений, когда мне было очень больно и стыдно. Я чувствовала, что мой мир рушился, разваливаясь на куски, и не было способа найти выход, объясниться… не было ничего… только стыд, сопровождающий разбитые мечты, и боль. По сути, я дошла до точки; я бросилась на кровать и ревела, неделями не выходя из комнаты. Я не хотела видеть солнце и даже не позволяла маме открыть шторы.

Мама дала мне время на то, чтобы боль прошла, но однажды, устав видеть меня безутешно рыдающей, она вошла в мою спальню, отдернула шторы и сказала: «Посмотри на себя, доченька. Тебе восемнадцать лет, ты талантлива, умна и, кроме того, у тебя прекрасная фигура. В тебе нет ничего вульгарного. Ну-ка давай, вставай… больше ты не будешь валяться. Поднимайся и иди вперед». Но я могла только твердить ей одно и то же, что я все делала от души, от чистого сердца, и не могла понять, как люди могли быть такими злыми и беспощадными и так набрасываться на меня. Я показывала ей свои руки, жесткие от клея, которым я приклеивала цветы к своим бюстгальтерам и костюмам. Как можно было приговорить к смерти душу и сердце, которые выразили себя в целом диске из-за одной песни? Как они могли оборвать жизнь диска из-за одного сингла?

В тот момент я, пожалуй, не понимала, что моя мама знала лучше всех, сколько трудов и усилий я приложила к осуществлению своей мечты. Она знала это, потому что всегда, с самого начала, находилась рядом со мной и не оставляла меня ни на минуту. Помимо того, что мама была моим менеджером, она была первой, кто поддержал меня в выборе костюмов, в том, чтобы сломать стереотипы и попытаться стать другой. Это она воодушевляла меня сделать что-нибудь смелое и новое, что-то такое, что выразило бы все накопившиеся во мне чувства. Никогда, ни единого раза, она не переставала поддерживать меня и побуждала делать все, о чем я мечтала.

Чтобы как можно быстрее вытащить меня из депрессии, в которой я пребывала, мама предложила мне на выбор три решения:

— Смотри, доченька, — сказала она, — мы можем продолжать сетовать и жаловаться на крайне негативную критику по поводу твоего диска и нового имиджа как солистки, погружаясь в эту злополучную депрессию, и делу конец, остановимся на достигнутом! На этом твоя сольная карьера заканчивается, ты решаешь заняться чем-то другим, например, биологией или психологией, которые нравились тебе с детства.

К этому времени я уже приподнялась в кровати и стала думать, чего же я достигла, пока мама продолжала говорить:

— Теперь, вот что. Если ты хочешь продолжить свою карьеру и не хочешь работать в Мексике, мы подхватим чемоданы, закроем дом и поедем по миру, чтобы начать все заново в другой стране — Испании, Италии, да есть тысяча всевозможных мест… — она сделала краткую паузу, посмотрела мне прямо в глаза, а затем продолжила… — но, если ты хочешь остаться в Мексике и продолжить петь, как ты хотела и мечтала, тогда живо вставай с кровати и защищай свой талант, дерись за него, как львица… Ты меня поняла?

Я задумалась над ее словами и поняла, что она была права. Я не могла позволить себе сломаться и упасть, я просто не собиралась этого делать. В конце мама добавила, что когда-нибудь я посмеюсь над тем, что она только что сказала.

— Милая моя, — сказала мне мама, — то, что не убивает — закаляет и делает сильнее. Вот увидишь, из этой переделки ты выйдешь более сильной и стойкой.

Если бы я видела тогда, что ожидало меня в ближайшем будущем, что у меня будут «золотые» диски, четыре песни, написанные как ностальгия о прошлом… Если бы я все это видела, то поняла бы, что мама была права, права во всем. Если бы я видела это, то выбежала бы и держалась бы как истинные «мачо» и… все-таки я устояла тогда, и очень хорошо, что так получилось.

В тот день я усвоила один из самых важных и ценных уроков, которому мама никогда меня не учила: я поняла, что истинная ценность человека, его достоинство и доблесть заключены в нем самом. Я поняла, что, порой, человеку нужно столкнуться с ситуациями более болезненными, чем были раньше, поскольку это единственный способ больше узнать, стать сильнее и человечнее.

Иду вперед