Читать книгу "Встреча - Кэтрин Ласки"

и провела рукой по его щеке. – Люблю, когда ты не бреешься.

– Ничего, что колется?

– Ничего, – она рассмеялась и немного отстранилась.

– Ты захватила купальный костюм?

– Имеешь в виду мою земную одежду, не так ли?

Она отступила и приподняла небольшую, размером с книжку, сумочку, в которой всегда носила сухую нижнюю юбку. Девушка улыбнулась и начала расстёгивать плащ. Даже в самые холодные вечера она одевалась довольно легко, потому что не чувствовала холода, как все остальные. Затем сбросила платье и осталась стоять в нижней юбке и высоких ботинках на пуговицах. Присев на одну из опор моста, начала расшнуровывать ботинки.

– Мне кажется, кто-нибудь просто обязан придумать более удобную повседневную обувь для женщин. Только подумай, сколько времени тратится впустую на возню с этими пуговицами. И это в первый год нового века. Ноги не должны приносить женщинам неудобств, даже если они не русалки.

– Действительно. Я над этим поразмыслю. «С новыми ботинками в новый век». Что ты думаешь об этом девизе?

– У меня есть даже лучше: «Новые ботинки новой женщине нового века».

– Отлично. Лучше не придумаешь, – улыбнулся Хью.

– Даже не пробуй. Ты должен сосредоточиться на звёздах, – сказала она, стягивая второй ботинок.

Хью смотрел на неё. Он никогда не видел никого красивее. Для него Мэй была подобна луне, он любил в ней поистине всё, и не было ничего более волшебного, чем наблюдать за её превращением, когда девушка скользила в воду. Сначала она стеснялась превращаться у него на глазах. Но потом стала непринуждённей и позволяла ему сидеть рядом с нею на бетонных опорах моста, пока болтала ногами в воде. Обычно она сразу окуналась, а потом, спустя несколько взмахов, её ноги сливались и превращались в хвост, мерцающий под водой. Теперешний способ занимал гораздо больше времени, но ему доставляло такое удовольствие наблюдать, как её ноги срастаются, и плавник, переливаясь фиолетовым и золотым, начинает поблёскивать в воде. Потом, за считанные секунды, она исчезала, уносясь, словно пламя, разгоревшееся под речной рябью.

Она могла проплыть двадцать ярдов и даже больше, и только потом прорывалась на поверхность. Её голова, с прилизанными теперь волосами, поворачивалась к нему, и дочь моря весело махала юноше рукой. Обычно она плыла на восток, в сторону моря и гавани, но иногда – по реке на запад. Скорость её была феноменальной. Она всё время возвращалась задолго до рассвета – на рассвете на мосту закипала жизнь. Ехали телеги и извозчики с овощами и фруктами или свежим мясом, только что со скотобоен Брайтона – в университетский город вторгался мир коммерции. Ни студенты, ни преподаватели не смогли бы прожить только интеллектуальной жизнью.

– А теперь отвернись, – хихикнула Мэй, когда вместо хвоста появились ноги и она встала.

– Куда ты плавала сегодня?

– В гавань. Надеялась снова встретиться с Ханной. Но не видела её, – вздохнула она.

– Уилер, наверное, – нахмурился Хью.

– Наверное, – кивнула Мэй.

– Почему он такой эгоист? – пробормотал Хью. – Если кто и должен понять, так это он. Он был сыном моря. Но отрицать её истинную природу – подло. Просить кого-либо предать себя – это предательство самой любви.

– Нет никакого объяснения. Он заботится только о своём собственном счастье.

– Но нет и не может быть настоящего счастья, если ты препятствуешь счастью того, кого якобы любишь. Счастье должно быть общим, а не скрытным.

– Ты не скрытный, Хью Фицсиммонс, – проговорила Мэй, промокая волосы полотенцем и присаживаясь. – Теперь можешь повернуться. – Она уже натянула сухую одежду.

– Когда любишь кого-то, то любишь такой, какая она есть. За всё, что она есть, – он остановился, – во всех проявлениях.

Хью смотрел на Мэй с тем же выражением осознания чуда, что появлялось на его лице всякий раз, когда ему удавалось разглядеть далёкую звезду на безоблачном ночном небе. Стеснительность Мэй рассеялась, и, позабыв о мокрых волосах и измятой одежде, она потянулась к нему.

– Я люблю тебя, – прошептала она и, прежде чем он успел ответить, коснулась губами его губ и растворилась в поцелуе.

10. О чём она и не ведала

«Во всех проявлениях». Слова эти вертелись у Мэй в голове, когда следующим утром она вошла в библиотеку. Здесь, в Кембридже, её жизнь стала почти идеальной. Была бы идеальной, если бы удалось спасти Люси и Ханну… О, Ханна! Как вышло, что ей, Мэй, так повезло по сравнению с сёстрами? На этот вопрос не могло быть ответа.

Библиотечные газовые люстры бросали короны янтарного света на склонённые головы студентов в кабинках, где те трудились над непростыми переводами или, возможно, загадочными философскими спорами. С высоты сводчатого потолка, через витражные окна, осколками падал свет. Мэй была поражена: каждый раз, заходя в библиотеку Гора, она вспоминала о свете, что пробивался сквозь толщу морских вод, когда она плавала в ясные дни или лунные ночи. Свет струился по колоннам, глубокое сверкающее сияние переплеталось с тенью, а вода становилась похожа на жидкий драгоценный камень со многими гранями. Конечно, здесь была не вода, а воздух. Дежурная библиотекарша, которую девушка знала по прошлым визитам, на этот раз направила её в частную коллекцию редких книг, хранящуюся на третьем этаже.

– У нас есть лифт. Однако боюсь, он предназначен исключительно для профессора Уиншипа из-за его… уф… недуга. Просто пройдите сюда, – попросила она, указывая на массивную дверь резного дуба. – А потом поднимитесь на третий этаж. Он будет там или в задней кабинке, или где-то… порхать.

«Порхать? Что же это за недуг у профессора?» – терялась в догадках Мэй.

Но, по крайней мере, она была отчасти подготовлена. Теперь девушка знала, кто такой Будда. Найдя несколько книг по восточным религиям у Гилбертов, она выяснила, что Будда был древним мудрецом, основавшим одну из величайших мировых религий. И слово «Будда» на самом деле означало «пробудившийся» или «просветлённый». Мэй подумала, что могла бы всю жизнь прожить, не узнав этого, и почувствовала себя просветлённой. Алиса Гилберт с радостью рассказала и про Будду, и про восточные религии, когда увидела Мэй, читающую книгу. «Замечательная религия! – воскликнула она. – Я агностик, но духовно, думаю, склоняюсь как раз к буддизму».

Хотя Мэй была не совсем уверена, кто такие «агностики», она догадалась, что они не принадлежат ни к христианству, ни к любой другой религии, о которой она когда-либо слышала. Девушка заключила, что «агностицизм» подразумевал, что Алиса Гилберт не склонна к организованным религиям. Позже она посмотрела значение в одном из многочисленных словарей, которых, казалось, в доме Гилбертов было даже больше, чем неистребимых хлопьев пыли. «Человек, убеждённый, что