Читать книгу "Сестра Груня - Валентина Васильевна Путилина"

когда приехала в Петербург из Москвы. Впрочем, никакого рассвета и не было. Всё время было светло, белые ночи — примета этого великого города.

Прямо отсюда она в то утро вышла на Невский проспект, ставший ей навсегда близким. Там она с Добрым человеком ходила, там познакомилась с замечательной женщиной Юлией Петровной Вревской. Кто знает, может быть, удастся увидеть её в Болгарии. Ведь Юлия Петровна сама сказала на прощанье: «Может, встретимся ещё».

По вокзалу прошли к платформам жандармы. Засвистел паровоз. Начиналась посадка. Сёстры милосердия направились к своим вагонам.

И тут на платформе Груня увидела Доброго человека. Он шёл твёрдым шагом в распахнутом пальто, в шляпе, в руках — зонт и цветы. Переходил от вагона к вагону, заглядывал в окна, явно кого-то разыскивая. Груня догадалась — её, конечно, на то он и Добрый человек. Глаза засияли от счастья: «Пришёл! Пришёл!»

Он увидел её и быстро шагнул навстречу.

— Так вот где ты, Аграфена свет Тимофеевна! — весело проговорил он. — Возьми, это тебе, — протянул он ей букет лиловых астр.

— Спасибо, спасибо, — прошептала она взволнованно. — Как же мне хотелось, чтобы вы пришли! — от всего сердца вырвались у неё слова. — Мне теперь этой радости хватит на всю жизнь.

Михаил Николаевич шутливо поклонился и воскликнул:

— Помилуйте, помилуйте, сударыня! Это я должен радоваться. Так-то, сударыня. Цените себя. — И перевёл разговор на серьёзный лад: — Ты лучше, друг мой, обещай написать мне, как прибудешь к месту назначения. Я буду ждать твоих писем, они мне очень нужны. А чтобы ненароком не позабыла мою просьбу, вот тебе пакет с бумагой и конвертами. Их надолго хватит.

«И об этом позаботился, — подумала Груня растроганно. — Добрый, добрый человек!»

— Да, — вспомнил он, — посылает тебе поклон Александра Максимовна. Я взялся вести её дело.

Груня только благодарно взглянула на него.

До отхода поезда оставалось совсем немного времени.

— Ты должна вернуться, Груня, — сказал Михаил Николаевич на прощанье. — Счастливого тебе пути. И не отступайся от своей цели!

Он кивнул ей, потом поцеловал руку.

Поезд тронулся. Все прильнули к вагонным окнам, прощаясь с теми, кто оставался дома. Груня стояла притихшая и опечаленная. Неужели никогда больше не увидит она своего Доброго человека? Самого лучшего из всех, кого она узнала за последнее время. «Ничего! Ничего!» — произнесла она спасительное слово, которое всегда ей помогало. Помогло и на этот раз.

НА БОЛГАРСКОЙ ЗЕМЛЕ

Долга и длинна дорога из Петербурга в Болгарию. Проехали Москву и Тулу, скоро должен быть Орёл. У Груни сердце замирало от волнения, так памятно здесь всё ей. Ещё три месяца тому назад шла по этим местам пешком. Где-то поблизости село Воздвиженское. И сразу вспомнилась тётка Устинья. Как она там поживает, добрая душа?

В Орле поезд немного задержался. Груня с Верой вышли на платформу. Кругом множество народу. Станция загромождена военными поездами.

На запасном пути стоит товарный вагон. Около прохаживаются солдаты в серых шинелях с красными погонами и синими петлицами. Фуражки тоже с синими околышами. На поясе патронные сумки. Солдаты немного похожи друг на друга: светло-русые, сероглазые и синеглазые, с виду крепкие, может, орловские, а возможно, кто-то из Севска. Крепко засел в памяти у Груни этот старинный город.

Слышен гул паровозов, стук колёс, свист — всё в движенье, всё живёт военными заботами.

Наконец, тронулся и Грунин поезд. Снова замелькали теперь уже незнакомые места.

Как же велика Россия! Не скоро осталась граница позади. Потом — Румыния, и вот — долгожданная болгарская земля.

Величавый Дунай, высокие горы, широкие равнины, виноградники, диковинные фруктовые сады — всё поражает своей непривычностью. Тут же следы войны: сожжённые сёла и деревушки, разрушенные дома. Вот оно, какое лицо войны-пагубы! И охватывает щемящая жалость к людям, переживающим страшные бедствия, к земле-страдалице…

После долгих дней пути санитарный поезд, наконец, прибыл к месту назначения. Большой отряд врачей, сестёр милосердия и санитаров был распределён по разным военным госпиталям. Груню с Верой и старшей над ними сестрой милосердия направили в лазарет под Горным Дубняком, верстах в десяти от Плевны. Сам же Горный Дубняк находился в руках турок.

Сёстры милосердия выехали на санитарной повозке к месту своей службы. Их сопровождал ездовой Тимофеич. Уже немолодой солдат, лет сорока, коренастый, крепкий на вид, чуть прихрамывающий после недавнего ранения.

Лошади шли мерно, спокойно, Тимофеич не торопит их. Впереди вырисовываются высокие горы — Стара-Планина. Вокруг виноградники и фруктовые сады. Воздух напоён ароматом трав и зрелых плодов. И над всем — тёплое царственное солнце, не такое, как в туманном Петербурге.

— Хорошо-то как здесь! Благодать! — восхищённо воскликнула Вера.

— Добрая земля, — согласился Тимофеич, — тучная. — И спросил с нескрываемым нетерпением: — Ну, что там у нас нового, в России? Я уж, почитай, пять месяцев как из дому.

— Всё по-старому, — ответила Вера. — Осень пришла. Урожай, говорят, неплохой, как-то обошлось в этом году, не случилось нигде засухи. В газетах о войне много пишут, о подвигах наших солдат под Плевной и на Шипке. Мы так рвались в Болгарию.

— А я, честно сказать, по дому сильно тоскую. Семья у меня большая — сыновья, дочки, жена добрая, родители ещё здравствуют. Хочется всех повидать.

Всего ничего, может, с версту проехали вместе, а будто век знакомы друг с другом. Мягкий, спокойный взгляд Тимофеича вызывает доверие. И говорит он охотно, на все вопросы отвечает обстоятельно. Понимает, как не терпится только что прибывшим сёстрам узнать обо всём сразу. Для них здесь всё внове.

— А в бою страшно? — допытывается Вера.

— Разве нет? — ответил Тимофеич. — Да ведь двум смертям не бывать, одной не миновать. Чего таиться, хочется уцелеть. А что делать? Со мной так: вначале жуть берёт, потом себя забываешь, одно на уме — одолеть ворога. Я, видишь, до Плевны дошёл. Как раз тут под Плевной в двух крупных сраженьях участвовал, служил в 12-м пехотном полку у самого Скобелева.

— Скобелева? — переспросила Вера с почтением. — Про него легенды складывают, говорят, он необычайно храбрый человек.

— Истинная правда, — согласился Тимофеич. — Храбрости у него не отнимешь. Но что всего дороже нашему брату солдату, заботливый он, думает о нас.

— А какой он из себя? — расспрашивала Вера.

— Бравый такой, молодцеватый, — с удовольствием проговорил Тимофеич. — Годов за тридцать ему, не больше. Взгляд у него хороший. Посмотрит на тебя, в душу проникает. Турки зовут его по-ихнему, по-турецки, «Ак-Паша», по-нашему значит «генерал в белом».

Я его в первый раз видел на Дунае.