Читать книгу "Сестра Груня - Валентина Васильевна Путилина"

защитники Шипки день за днём отбивали яростные атаки врагов. Особенно страшен был последний штурм.

Кончились снаряды, не было патронов, и уже совсем рядом синие мундиры и красные фески. «Алла! Алла!» — доносились воинственные крики турок. Они рвались к Самарскому знамени.

Нечем отбиваться, и на атакующих стали сбрасывать камни.

«Шипкинские орлы» отстояли перевал. На вершине горы продолжало развеваться Самарское знамя, всё изрешечённое пулями.

После сражений на Шипке и под Плевной в Россию прибыло много раненых. Ещё больше оставалось их там, в Болгарии, в дивизионных госпиталях.

Груня сетовала: «Неужели и теперь не пошлют на передовую? Когда же тогда ещё?»

Но наконец-то! Свершилось! Пронеслась весть, что большую группу сестёр милосердия направляют в Действующую армию на Балканы. Вошли в неё и Груня с Верой Мелентьевой. На сборы отводился короткий срок.

Дни пролетали с неимоверной быстротой. И вот уже завтра отъезд.

Как всегда перед значительным событием, стало тревожно. Груня сидела задумавшись. Не упустить бы чего важного… Надо распрощаться со всеми, кто её учил и поддерживал. Да чтоб, случаем, долгов каких за ней не осталось. Вдруг что произойдёт непредвиденное, не полагается уходить, не отдав долгов. С Михаилом Николаевичем она расплатилась, отослала деньги по почте. И письмо на днях послала, сообщила, когда уезжает.

Перебрала всё в памяти, написала письма в Севск, Ольге Андреевне, и домой и стала укладывать вещи в дорогу. Ну, вот, всё сделано. «Что-то Вера не идёт, ей тоже надо укладываться, не собрала ещё свои вещи», — заботливо подумала Груня.

Сегодня они с Верой ещё не виделись. Днём не пришлось: работают в разных палатах, а вечером — тоже. Потому что Вера ушла к своим петербургским родственникам проститься перед отъездом.

«Да что ж это её нет! — беспокоилась Груня. — Поздно!» Она уже собиралась лечь спать, и в это время вернулась подруга.

— Ты не спишь? — весело крикнула Вера с порога. — Ах, как славно!

Сняла пальто с капюшоном, такое же, как у Груни и других сестёр милосердия.

— Не узнать тебя! Как же красиво! — воскликнула Груня.

Обычно Вера была в сером платье с фартуком и белой косынке — в таком виде полагалось сёстрам милосердия являться на работу. А тут — нарядное бархатное платье тёмно-вишнёвого цвета. И причёска к лицу: густые тёмные волосы собраны в большой пучок. На ногах — модные туфли на высоком каблуке.

— Захотелось принарядиться, прихорошиться, когда ещё доведётся… — будто оправдывалась Вера. И рассказала, где была. Сначала у тётушки, потом со всеми родственниками слушала оперу «Демон» в Мариинском театре. — Ах, Грунечка, как замечательно все пели! Жаль, что тебя со мной не было.

Она быстро переоделась и стала укладывать вещи в чемодан, продолжая рассказывать про оперу. Ведь Груня даже не слыхала, что бывают представления, где актёры не говорят, а поют на разные голоса.

— Вернёмся живые, мы с тобой вместе послушаем оперу, а рассказывать о ней трудно. — И вдруг неожиданно попросила: — Дай-ка мне стихи Пушкина, помечтаем, что ждёт нас. Молодец твой Добрый человек, замечательную книгу преподнёс тебе, бесценную.

Груня вынула томик стихов, который положила в чемодан поверх своих вещей, и дала подруге. Интересно, как она задумала мечтать вслух с книгой?

Вера наугад открыла страницу и стала читать первое, что бросилось в глаза:

В надежде славы и добра,

Гляжу вперёд я без боязни…

Довольно! — быстро захлопнула она книгу. — Не станем искушать судьбу — читать дальше. Здесь прямо про нас с тобой написано. О славе не будем думать, добро и милосердие — вот наша слава. И — вперёд без боязни!

Груня подхватила её слова:

— «Иди и не бойся!» — так мне сказал отец, когда я уходила из дому на войну. Мне его слова помогают.

Она улыбнулась своим воспоминаниям. Ей было сейчас так хорошо сидеть рядом с подругой и говорить о том, что близко.

— Спасибо тебе за всё, — сказала она Вере.

— И тебе тоже, Грунечка.

Они умолкли. Каждая подумала о том, что ждёт впереди и выпадет ли ещё когда такой спокойный вечер?

Уснули они обе поздней ночью и встали непривычно рано.

— А я дома побывала во сне, — с улыбкой сказала Груня. — Мамушка пирогов напекла, один мне дала, другой тебе велела передать. Хороший сон. Быть удаче нам обеим.

— Ты добрая, — сказала Вера. — Тебе доброе и снится. — И напомнила: — Скоро ехать. Надо попрощаться с больными. Ты пойдёшь к своим?

— А как же! — воскликнула Груня.

Они закончили сборы, чтобы потом без спешки ехать на вокзал, и отправились в Петергофский госпиталь.

Груня обошла палату, пожелала всем здоровья. Ей тоже говорили в один голос:

— Возвращайся здоровой. Береги себя! — И просили, чтобы написала письмо.

А болгарин Недялко сказал на своём языке слова, понятные и без перевода:

— До вижданя, госпожица сестра! Най-сърдечно ти благодаря.

И снова, как в первый день прибытия в госпиталь, поцеловал ей руку. Благодарил за всё.

— Выздоравливайте, родные! — от души пожелала Груня. И пошла. У порога оглянулась и поклонилась. Всем сразу.

НА ВОКЗАЛЕ

Уже смеркалось, когда Груня с Верой добрались до Николаевского вокзала. Неласково провожал их Петербург. Накрапывал дождь. Дул пронизывающий ветер.

— Дождик в дорогу — хорошая примета, — и здесь находила Груня повод порадоваться.

А Вера молча улыбнулась в ответ. У неё тоже было хорошее настроение.

Николаевский вокзал был полон народу.

Люди смеялись, говорили, плакали, старались перекричать друг друга.

В этой сутолоке Груня потеряла подругу. Она ходила по вокзалу, пытаясь разыскать её, потом увидела, но подойти не решилась. Веру окружили родственники, пришли проводить её. Других сестёр тоже кто-нибудь провожал. Только Груня оказалась одна, и от этого было немного грустно.

Постепенно в зале стихли разговоры, начались официальные проводы сестёр милосердия. К ним обращались с напутственным словом, называли патриотками и подвижницами, прославляли за стремление помочь тем, кто больше всего нуждается в их помощи. За любовь не только к своей родине, а ко всему человечеству, так как лишь истинная любовь могла вдохновить их на такой самоотверженный труд.

Груня близко к сердцу принимала каждое слово, ведь это и к ней оно обращено, и согласно кивала. «Конечно, любовь: и к русским солдатам, и к болгарским людям. Без любви и веры в Добро никакие блага не свершаются» — это она понимала сердцем.

Торжественные выступления закончились. Заиграла музыка, и вновь все сбились возле своих родных. От нечего делать Груня принялась разглядывать вокзал.

Вот тут она сидела до рассвета тогда, в июне,