Читать книгу "Фудблогер и обжора - Анна Жилло"

— А у меня прабабушка, папина бабушка. Сейчас придумаю.

Наилучшим вариантом была бы Снежка, если бы вдруг задержалась на работе. Конечно от Парголово до Коломяг изрядный крюк, на ради такого случая она заскочила бы… Но увы, Снежа оказалась уже в Грузино, причем в ванне.

— Торт? — обалдело переспросила она. — Он что, у тебя? С тортом? Ну, этот, который?…

— Все потом, — прошипела я, покосившись на Ярослава. — Не утони там.

*"Ночь нежна" — роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, начинающийся с того, что психиатр влюбляется в свою пациентку и женится на ней

=22

С тортом все решилось просто. Я отнесла его соседке Валентине, у которой было двое детей-школьников и огромный прожорливый муж. Мы не дружили, но перекидывались парой слов, когда встречались в лифте. Объяснение сочинилось самое простое: там миндаль, а у меня аллергия на орехи.

Правда, достался соседскому семейству торт не в полном объеме. Ярослав отрезал тоненький, почти прозрачный ломтик и положил на блюдце, кинув сверху одну сливочную розочку.

— Так нормально? — спросил, осмотрев его скептически.

— Да, — рассеянно кивнула я, потому что занимало меня в данный момент совсем другое. Пристроить торт и заняться чем-то гораздо более интересным. — А тебе?

— Марин, большинство кондитеров сладкое не едят. Только пробуют в процессе всякие крошки-обрезки или крем. И вообще… Раз пошла такая пьянка, тоже открою страшную тайну. У меня зависимости от еды нет, но полнею легко. На диетах не сижу, просто стараюсь не переедать. Ну и спорт. Подростком был не толстым, но таким… плотненьким. А вот в академии поперло. Плюс восемь кило на первом курсе. Пришлось взять себя в руки. Так что твои проблемы мне не только в теории знакомы, хотя и самым краешком.

— Надо же! — удивилась я. — По тебе точно не скажешь. И по тому завтраку зверскому, который ты тогда приготовил. Хорошо себя в руках держишь.

— Ну… завтрак я приготовил для тебя. Хотя мог бы, конечно, и догадаться, что девушка с такой обалденной фигурой вряд ли ест, как троглодит. Увлекся процессом.

Я почувствовала, что загорелись уши, и прислушалась к себе — не вылезет ли vacca grassa с традиционными напоминалками о толстых щиколотках, растяжках и груди, которая через десять лет, а может, и раньше, станет похожа на уши спаниеля. Но нет, на удивление, молчала.

— Видел бы ты, как может есть эта девушка, — вздохнула я с горечью. — Очень даже вероятно, еще увидишь. Троглодиты будут нервно курить под корягой.

— Марин, если заранее себя настраивать на то, что это произойдет…

— Нет, Слав, ты не влился. Было бы намного проще, если бы все зависело от позитивного настроя. Кое-что зависит, конечно, но далеко не все. Это та ситуация, когда к войне нужно быть готовой постоянно, в любой день, а не обманывать себя, что она никогда не начнется, если о ней не вспоминать. Если у меня все хорошо, я не думаю о том, что завтра может случиться вираж.

— Вираж? — переспросил Ярослав, сдвинув брови.

— Это не официальный термин. Так в клинике называли срывы.

— Sbandamento?

— Нет, virata. В буквальном смысле вираж. Именно поворот, а не смятение или замешательство. Так вот, когда все хорошо, я об этом не думаю, но всегда имею в виду, что вираж может начаться в любой момент. Чтобы не застал врасплох.

— И часто срывает?

— Ну как тебе сказать? — задумалась я. — Реальных срывов за пять с половиной лет было три. Два раза по одному короткому приступу, один раз затянулось на несколько дней. Не мало, но и не много. В пределах нормы. После этого обычно нужен небольшой корректирующий курс психотерапии. Еще бывает так, что подступает, но с этим удается справиться. Последний раз — перед поездкой в Италию, накануне. А утром после этого — ты!

— Могу себе представить, — хмыкнул Ярослав. — А потом Милан с кулинарными соблазнами. Ты реально боец.

— Спасибо, польщена. Знаешь, в Милане о еде я как-то особо не думала. А вот тебя все время боялась встретить. И, наверно, больше всего боялась именно потому, что хотела. Встретить. Казалось, ты где-то рядом.

— Не собирался говорить, но… Я тебя видел. В «Труссарди». Зашел к шефу, у которого стажировку проходил, а ты ужинала с компанией. Ничего так себе сюрприз. Там еще был здоровенный рыжий парень. Это и есть Фабиано?

— Да, он. И ты решил не показываться? — я накрыла торт крышкой и взяла в руки.

— Угу. Марин, я сделал два шага, следующий был однозначно за тобой. Или ты идешь навстречу, или можно забить и забыть.

— Я до последнего момента сомневалась. Стоит ли.

— Охотно верю, — Ярослав слегка подтолкнув меня к двери. — Давай, иди уже. Надеюсь, это не в соседнем доме.

— В соседней квартире.

С Валей пришлось задержаться. Ей непременно нужно было выяснить, что им такого странного насчитали по квартплате. А я, видимо, из парадоксальной благодарности за то, что она избавила меня от торта, не смогла отвертеться. Сначала ждала, пока соседка искала квитанцию, потом пыталась сообразить, откуда вылезли такие цифры.

Кое-кто, наверно, подумал, что я сбежала.

Нервно хихикнув, я вошла в квартиру. Свет на кухне был погашен, в комнате тихо играла музыка. Судя по незнакомой мелодии, Ярослав подключил к колонке свой плейлист из телефона через блютус. Сам он сидел на диване, на спинке которого стояло блюдце с тортом.

И ведь выбрал из сушилки ту самую ложку — крошечную, для эспрессо. Я украла ее из столовой клиники и использовала в двух случаях. Чтобы растянуть самое вкусное. И чтобы обмануть чудовище невкусным.

Остановившись на пороге, я смотрела на Ярослава. Музыка, приглушенный свет бра над диваном — это напомнило тот вечер в «Ящике», когда мы сначала сидели и разговаривали, а потом вышли на веранду и он поцеловал меня. Мягко, осторожно, как будто опасаясь, что оттолкну. Потом снова, уже уверенно, настойчиво…

Сердце сорвалось в барабанную дробь, едва я вспомнила об этом. И еще сильнее, когда, глядя на меня с чуть заметным прищуром, Ярослав сказал:

— Иди сюда. Будем растягивать твой торт. Надолго…

=23

Голос — чуть ниже. Немного хрипло. С той особой интонацией, которую не спутаешь ни с чем. Которая отзывается лихорадочным жаром от горла до низа живота. Именно она в тот раз переливалась рубином вина в хрустале, когда его губы прокладывали цепочку коротких, как пунктир, поцелуев, от груди все ниже и ниже.

«Какая ты красивая, Марина…»

Торт? Какой, к черту, торт, да еще растянутый надолго, если я хочу только одного. Стащить с тебя одежду, и чтобы ты раздел меня. И почувствовать наконец тебя в себе, как тогда. Так же полно и глубоко, сливаясь воедино, без единого зазора. До боли, до стона, до последней судороги, одной на двоих.