Читать книгу "Что упало, то пропало - Сабин Дюран"

Иногда ее ответы и реакции бывали не к месту. Например, она могла воскликнуть: «О, моя дорогая!» – растягивая слова, делая неестественные ударения, словно мыслями находилась где-то очень далеко. Она подробнее рассказала мне про болезнь Вильсона, про то, что тревога – одно из последствий, и хотя лекарства помогали, о психическом состоянии она высказывалась неизменно мрачно. Я, конечно, помнила (хотя она не знала, что я знаю) про книги из серии «Помоги себе сам», которые лежали в ее прикроватной тумбочке («Сегодня немного грустно»), примулу вечернюю и масло черного лука и упаковки рецептурных таблеток. Считается, что примула вечерняя и черный лук хорошо помогают при тревожных состояниях и депрессии (я специально погуглила). Таблетки назывались «купримин» – против болезни Вильсона и «циталопрам» – антидепрессант из группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина.

В особенности я запомнила один разговор. Мы сидели в кафе, окна которого выходили на парк. Эйлса рассказала мне, что зачатие Мелиссы произошло очень легко, «слишком легко», но позднее, когда пришло время «расширять семью» (такая формулировка мне тогда показалась странной), возникли трудности. Она так хотела еще одного ребенка, «болезненно» хотела, что, в конце концов, стала принимать «кломид» – лекарство от бесплодия, и «с огромной радостью» обнаружила, что беременна двойней. Не то чтобы я считала ее откровения неискренними, но у меня возникло ощущение, что она так часто повторяла этот рассказ, что в нем было отработано каждое слово и эмоция. Даже последняя фраза оказалась банальным клише:

– Я помню, как в то утро, когда они родились, я держала их обоих в руках, эти два почти невесомых свертка, и чувствовала, что выполнила свое предназначение. Я чувствовала себя наполненной. Вы понимаете меня?

Я поставила чашку на стол. Молоко не полностью размешалось, и я заметила желтую каплю масла на поверхности – от одного этого вида живот скрутило.

– О боже, простите! – воскликнула Эйлса. – Вам скучно про это слушать?

– Не говорите глупостей.

– Звучит так, будто все было великолепно, но, если честно, продлилось это недолго. – Мне показалось, что теперь она говорила искренне. – Я не сказала, насколько травматичными были роды.

– Травматичными? Вы хотели сказать: преждевременными?

– Да, Макс и Беа родились раньше срока, но это обычно дело для близнецов. Но не сильно недоношенными. А почему вы спрашиваете?

– Да просто так. – Я уже взяла себя в руки.

– Знаете, у меня были большие планы: родить их в воде под звуки, издаваемые китами. Ну и все такое. Но все длилось так долго, роды были сложными и болезненными – эпидуральная анестезия подействовала слишком поздно, а потом еще потребовалось воспользоваться щипцами. Я думаю, мы все уже были травмированы к тому моменту, как Беа – она родилась первой – наконец появилась на свет. – Дальше Эйлса приступила к перечислению, словно у нее был составлен список: – С ней все было в порядке, но Макс отказывался брать грудь. Я же, наоборот, объедалась, очень много ела и все время плакала, а он начал терять вес. Том работал допоздна, его не было часами, а мне было так тяжело с близнецами, да еще и Мелисса только-только начала ходить…

Она замолчала и смущенно сморщила нос. Я почувствовала, как напряглась всем телом, будто что-то давило на меня, но попыталась нормально улыбнуться.

– По сути, у меня была послеродовая депрессия, одна из ее форм. Если вы спросите Тома, он скажет, что у меня был нервный срыв, настоящий психоз, приступ безумия, но это неправда. Пришлось применять химию – таблетки мне помогают, хотя я прекратила их принимать – от них сознание затуманивается. Понимаете?

Может, мне следовало сосредоточить внимание на тонкостях ее душевного состояния, а не реакции Тома на это. Может, я сделала глупость, не расспросив ее подробнее.

Сегодня утром, когда я наблюдала, как Далила уходит прочь, я вспомнила один случай, произошедший в начале года. Я находилась в кухне, в доме Эйлсы, и помогала Максу выполнить домашнее задание, пока она пыталась найти кого-то, кто заберет Мелиссу с хоккейного матча. Никто не отвечал на ее сообщения и звонки. Эйлса беспокоилась и напрягалась все больше. Потом она позвонила одной из мам, с которой была едва знакома.

– Вы не могли бы… Хорошо. Неважно. Спасибо большое, дорогая, в следующий раз.

Тон ее был милый и вежливый, никому бы и в голову не пришло, в какой она ярости. Закончив разговор, она швырнула телефон на стол и заорала:

– Чертова сука, не хочет мне помочь!

Глава 7

Четыре пакетика по 10 г соуса тартар Heinz.

Neologism, сущ. – неологизм: слово или словосочетание, недавно появившееся в языке, ранее отсутствовавшее.

В то время я мало видела Тома, хотя не забывала о его существовании. У нас ведь довольно тонкие стены. Он громко разговаривал по утрам, первым шел в душ, его голос эхом отдавался от стен ванны, перекрывая звук льющейся воды. Его смех – грубый хохот, почти крик – был слышен лучше всего. Один или два раза я чувствовала его присутствие. Я сидела на кухне и видела, как шевелятся заросли за окном. Сперва я подумала, что это белки, но оказалось, что это Том Тилсон с другой стороны забора яростно тянет на себя плющ, пытаясь определить, что ему удастся сорвать.

Сью, с которой мы встречаемся на паб-квизе, видела, как Том скандалил с Гэвом – он ходит по улицам и просит «денежку на чашку чая», местные все ему помогают. Том же набросился на него и заявил, что вызовет полицию, если Гэв не уберется. Нам со Сью это совсем не понравилось. Мы решили, что Том специально всем угрожает и видит опасность в любом, кто отличается от него самого. Но однажды из окна маминой спальни я наблюдала сцену, которая заставила меня проникнуться к нему сочувствием. Том стоял на улице с пожилой парой, вероятно, своими родителями. Они были очень хорошо одеты, женщина с изысканной сединой, высокий мужчина с опущенными плечами, что говорило о сколиозе.

– Вот наш дом, – говорил Том голосом уверенным, но с нотками надежды. Он хотел, чтобы его похвалили, и ничего не мог с собой поделать. Мне показалась трогательной эта потребность взрослого мужчины в одобрении.

Я вздрогнула, услышав резкий и ворчливый ответ его матери:

– Очень оживленная дорога.

И только в конце мая мне довелось провести вместе с ним какое-то время. Он уехал на Каннский фестиваль. Всего за несколько дней до этого Эйлса спросила, не могла бы я прибраться перед домом, пока нет Тома, «чтобы он меня не доставал». Боюсь признаться, но я все откладывала и откладывала, и вышла в сад только в воскресенье, чтобы хоть что-то сделать. Предполагаю, что от моих усилий было мало толка.

Я слышала их, но не видела из-за высоты живой изгороди. Том первым вышел из входной двери, значит, уже вернулся из командировки.

– О, ради всего святого, закончишь с этим потом. Не конец света, – крикнул он, стоя на крыльце.