Читать книгу "Когда мы покинули Кубу - Шанель Клитон"

Ну вот опять! В голосе сестры зазвучали нотки, намекающие на то, что я не все замечаю, что мне не хватает того жизненного опыта, который она уже успела приобрести.

– Он смотрит как мужчина, который тебя хочет, – говорит Элиза, понизив голос, и ее щеки розовеют.

– На меня многие так смотрят, это ничего не значит. Если Эдуардо иногда и взглянет в мою сторону с некоторым интересом, то только потому что он молодой парень, а не потому, что у него ко мне какие-то тайные чувства. Вряд ли он вообще способен влюбиться. Помнишь его в Гаване? Как он ухлестывал за девушками из «Тропиканы»? Как заглядывался на замужних женщин?

Элиза прищуривается.

– Если никакой романтики между вами нет, тогда зачем вы так часто встречаетесь?

– Говорю же: мы друзья.

– И только?

– И только.

– Почему-то я в это не верю. И почему-то чувствую, что все мои слова ты пропустишь мимо ушей. То, о чем я тебе сегодня говорила, – пустой звук для тебя, верно?

– Дело не в этом. Просто ты зря обо мне беспокоишься.

– Как мне не беспокоиться! Ты моя сестра!

Я криво улыбаюсь.

– Причем старшая, а можно подумать, что наоборот.

– Иногда я чувствую себя постаревшей, – признается Элиза. – Такое, наверное, бывает, когда целыми днями бегаешь за ребенком, говоришь ему не тянуть все подряд в рот, выбираешь у него из волос кусочки еды и так далее. В общем, когда постоянно чувствуешь на себе ответственность за чью-то жизнь, постоянно кого-то оберегаешь.

Да, свою модель материнства Элиза явно переняла не у нашей мамы.

– Это так ты мне рекламируешь семейную жизнь?! – смеюсь я.

– В ней бывают разные моменты.

– А его-то ты любишь? Хуана?

С одной стороны, вопрос звучит глуповато, с другой – это единственное, чего я не знаю о своей сестре.

Она улыбается.

– Разве не все жены любят своих мужей?

Мы обе знаем, что это не так.

– Он производит впечатление хорошего человека, – говорю я осторожно.

– Он и есть хороший человек.

Элиза зачерпывает горсть песка и пропускает его сквозь пальцы, глядя вдаль, на море. Сейчас она как будто не здесь. Но через несколько секунд она, моргнув, выходит из задумчивости и возвращается ко мне.

– Я люблю его. – В ее голосе звучит уверенность, смешанная с удивлением, как будто она сама еще не привыкла к тому, о чем говорит.

Тем не менее я ей верю. Она давно не выглядела такой счастливой. Видимо, замужество и рождение ребенка отчасти стерло следы тех несчастий, которые долгое время нас преследовали.

– Я за тебя рада. Ты заслуживаешь того, чтобы жить счастливо. И спокойно.

– Ты тоже.

– Боюсь, покой несовместим с моей натурой.

Элиза смеется.

– Это да. – Вдруг ее лицо становится серьезным. – Но вечно воевать, вечно бороться тоже нельзя.

– Постараюсь это учесть.

– Постарайся, пожалуйста. И вот еще что, Беатрис… – Она хватает меня за руку. – Что бы ты ни делала, пообещай мне себя беречь. Я не могу потерять еще одного человека из тех, кого так безумно люблю.

Просьба Элизы звучит как эхо тех слов, которые сказал мне отец, когда я вернулась домой после ночного приключения. У меня в горле собирается ком. Видимо, то, что по милости Фиделя пережили все члены нашей семьи, уже никогда не изгладится.

– Обещаю.

* * *

Мы возвращаемся с пляжа. Мигель топает между нами, разгоряченно лопоча. Няня сзади. В нескольких минутах пути до нашего дома мы расстаемся, Элиза поворачивает налево, я направо. Когда она уедет в Майами, мне будет ужасно ее не хватать.

Квартал, по которому я иду, более скромный, чем наш гаванский. Там, в Мирамаре, мы знали всех соседей. Рядом с нами жила Анна, лучшая подруга Элизы. Здесь у нас друзей нет. Некоторые дома сдаются туристам, а в некоторых живут люди, которые едва здороваются с нами при встрече.

Мы старались здесь прижиться: кто-то более усердно, кто-то менее. Мои попытки, честно говоря, были не очень настойчивыми. Так или иначе, расстояние, отделяющее нас от американцев, невозможно преодолеть, просто надев модное платье или взяв нужную ноту в светской беседе. Я видела то, чего здешние девушки не видели, я пережила революцию и при всем желании не смогла бы сымитировать ту беззаботность, которую они с таким апломбом демонстрируют. В отличие от них я не могу даже изображать невинность. Наверное, именно поэтому матери ограждают их от меня. Мы здесь отверженные. Все боятся, что мы оскверним стерильную чистоту местного общества, которое словно бы не ведает никаких бед внешнего мира: ни бедности, ни страха, ни насилия, ни смерти.

Когда мы были младше, мать говорила нам всегда улыбаться на людях, быть любезными, смеяться, если мужчины шутят, и льстить их тщеславию. Мама учила меня быть мягкой и податливой, надеясь, что это поможет мне удачно выйти замуж. Сейчас я вся сплошная заостренная сталь, и едва ли кому-то из американцев придет в голову взять меня, такую, в жены. Зачем им брать на себя тот груз, которым я придавлена? Общение между нами если и возможно, то только самое поверхностное, случайное, как между совершенно чужими друг другу людьми. Поэтому я проявляю мало интереса к законному браку.

Камешек попадает мне в туфлю, и я запинаюсь, потому что смотрю не под ноги, а на машину, припаркованную перед нашим домом.

Это непримечательный черный автомобиль, к которому прислонился человек в столь же непримечательном черном костюме и аккуратной шляпе с небольшими полями.

Сердце начинает биться чаще.

Когда он поворачивается ко мне с таким видом, будто ждал меня, по спине пробегают мурашки. Давно ли он здесь стоит? Видел ли меня на пляже с сестрой? Видел ли, как мы играем с Мигелем? Одно дело – встречаться с мистером Дуайером в ресторанах при посредничестве Эдуардо, другое – видеть человека из ЦРУ перед собственным домом. Легко забыть, что у мистера Дуайера везде глаза и уши. Внешне совершенно безобидный, он без труда сливается с окружением. Поэтому я его недооценивала, и теперь мне так не по себе.

Мистер Дуайер встречает меня фальшивой улыбкой. Как будто мы просто соседи, которые встретились погожим летним днем.

Без предисловий и формальных вопросов о моем благополучии он говорит:

– Кастро едет в Нью-Йорк, чтобы выступить с обращением к Генеральной Ассамблее ООН. – Мое сердце колотится. – Мы устроим вам встречу с ним – на какой-нибудь вечеринке или, может быть, в ресторане. Госдепартамент приставит к нему многочисленную американскую охрану, и мы сможем легко следить за его передвижениями. Что скажете? Поедете в Нью-Йорк?

Фидель, может, и не нажимал на курок того пистолета, из которого убили моего брата, но это наверняка сделали по его приказу. Умный, образованный, с хорошими связями, харизматичный и страстно любящий Кубу, Алехандро, конечно же, мешал Кастро в его стремлении сосредоточить всю власть в своих руках, поглотив противоборствующие политические группировки. Смерть моего брата должна была послужить предостережением всем желающим вырвать остров из мертвой хватки Фиделя.