Читать книгу "Кости: внутри и снаружи - Рой Милз"

В начале XX века все хирурги-ортопеды были мужчинами – как правило, мощными и большерукими. Физическая сила дает преимущество, когда нужно вправить вывих бедра или вручную бить молотком, пилить и сверлить твердую кость. Вероятно, облик первых ортопедов до такой степени напугал кое-кого, что нас охарактеризовали следующим образом: «сильные, как быки, но в два раза умнее».

Каких же студентов привлекает это веселое царство? Стереотипы есть в отношении всех медицинских специальностей. Конечно, существует множество исключений из правил, но ортопедами многие становятся потому, что сами пережили травмы в спортзале или на стадионе. Помощь ортопеда вернула их в игру и навела на мысль: «Я ведь и сам могу этим заниматься!» Так что среди моих коллег много тренированных ребят, а некоторые из них прославились как профессиональные спортсмены и олимпийцы, например Марк Адикес (американский футбол), Эрик Хайден (конькобежный спорт), Алек Кесслер (баскетбол), Дот Ричардсон (софтбол) и Джейсон Смит (хоккей).

Другие студенты, как и я, в детстве любили возиться в мастерской или в гараже. Когда оказалось, что в операционной можно орудовать похожими инструментами, просто стерильными, мы с энтузиазмом взялись за дело.

Некоторые студенты-медики понимают, что люди умирают от скелетно-мышечных заболеваний не так часто. Ортопеды обычно занимаются улучшением качества жизни пациентов, а не вопросами их жизни и смерти. Кому-то из докторов это нравится, кому-то – нет. Те, кому хочется «держать жизнь пациента в своих руках», выбирают нейрохирургию или кардиохирургию. Ортопеды радуются, когда им удается вернуть пациента в игру: у спортсмена появляется шанс продолжить свою карьеру, а старик может без боли подняться со стула.

Есть еще один важный фактор, который влияет на выбор студентов-медиков вне зависимости от того, осознают они его роль или нет. На третьем курсе студенты медицинских школ[33] становятся младшими членами различных лечебных команд. Они живут повседневной больничной жизнью педиатров, психиатров, специалистов по внутренним болезням, хирургов и акушеров-гинекологов. Во время одной из ротаций можно попробовать себя в общей хирургии и в нескольких хирургических специализациях, например в ортопедии, пластической хирургии, урологии и нейрохирургии. Кто-то приходит к выводу, что любит – или терпеть не может – ранние обходы, готов засиживаться допоздна на работе или стоять у операционного стола всю ночь. Студенты интуитивно чувствуют, с какими специалистами им нравится находиться рядом: на это влияет тип мышления, спектр проблем и методов лечения, характер общения с другими членами команды и даже то, что заставляет их смеяться и как они проводят свободное время. Иногда подсознательно студенты выбирают те специальности, где у них есть шанс преуспеть, внести свой вклад в общее дело и получать удовольствие от работы.

Пора перейти от общего к частному, и вот как я описал бы вашего доктора – этого лучшего друга костей: оптимист, нацелен на результат, энергичен, высококвалифицирован, трудолюбив, решителен и любит поговорить. А еще ортопеды превосходно решают задачи, где надо представлять себе объемную модель. Например, когда требуется вылечить перелом тазобедренного сустава, мы изучаем изображение сломанного бедра спереди и сбоку на рентгеновском аппарате в операционной. Через маленький разрез мы смотрим на внешнюю границу бедренной кости, просверливаем отверстие глубиной десять сантиметров в ее круглой головке и вставляем длинный винт. Представьте, что вы стоите у входной двери с планом дома в руках и целитесь в выключатель в ванной на втором этаже – мы делаем почти то же самое. Я думаю, это какой-то природный дар. Те, у кого хорошо получается визуализировать трехмерную картинку по изображениям на плоскости, могут проявить себя в ортопедии, интервенционной кардиологии и интервенционной радиологии. Если же человек путается в картах и не способен в темноте пройти по собственной квартире, ему лучше попытать счастья в специальностях, менее требовательных к пространственному воображению, предположим, в педиатрии или медицине внутренних болезней. (Я нисколько не принижаю другие дисциплины, просто для них необходимы качества, которых у меня нет.) Кроме того, в различных исследованиях было доказано, что левши лучше, чем правши, ориентируются в пространстве. По моим (ничем не подтвержденным) впечатлениям среди хирургов-ортопедов левшей процентов двадцать, а в общей популяции – десять. Видимо, пространственное воображение и тяга к ортопедии идут у левшей, так сказать, рука об руку.

Другой аспект работы хирурга-ортопеда одновременно вызывает стресс и приносит удовлетворение. Движение сустава, длину и правильность расположения конечности всегда легко оценить, сравнив обе стороны тела. Когда все хорошо, пациенты будут благодарны за восстановление функциональности и внешнего вида. Однако в случае неудачи ошибку заметит даже неспециалист. Если после лечения легких или мочевого пузыря не все идеально, врача, наверное, не похвалят, но и бранить тоже не станут, так как результат не виден окружающим.

Что касается женщин, в наши дни ортопедическая хирургия уже не предъявляют каких-то особых требований к физической силе врача, и ничто не мешает прекрасному полу успешно практиковать эту специальность. Времена, когда ортопед выглядел как потомок гунна Аттилы, давно прошли. Электрические дрели и пилы, ассистенты и устройства, помогающие правильно расположить пациента, сделали грубую силу ненужной. Однако не стоит забывать о нестабильном графике работы хирургов-ортопедов (из-за необходимости взаимодействовать с кабинетами неотложной помощи) – такая жизнь отпугивает людей вне зависимости от пола. Сейчас женщины составляют около семи процентов от числа практикующих ортопедов, но ситуация постепенно меняется: в последние годы среди преподавателей ортопедии женщин уже почти восемнадцать процентов и четырнадцать процентов среди резидентов, проходящих подготовку по ортопедической хирургии.

Доктора всех мастей любят подшучивать друг над другом – немного больничного юмора помогает снять стресс. Один афоризм бьет по всем специалистам сразу: «Терапевт все знает, но ничего не делает. Хирург все делает, но ничего не знает. Психиатр ничего не знает и ничего не делает. Патологоанатом все знает, все делает, но с опозданием на неделю». Хирурги не вполне согласны с такой оценкой и могут ответить так: «Возможность разрезать – это шанс исцелить». Кое-кто обвиняет ортопедов (они, как вы помните, лечат кости, которые слишком велики, чтобы их проглотить) в том, что они решают (а точнее, игнорируют) проблемы в операционной фразами типа «Раз молчит, значит, не кровоточит» и «Не поддается – поднатужься».

Неужели ортопеды действительно такие грубые, как следует из этих избитых колкостей, или врачи других специальностей язвят просто из зависти? Если это говорят хирурги, возможно, им не дает покоя мысль, что кость после операции заживает без шрамов – в отличие от головного мозга, печени, легких, мочевого пузыря и других тканей, которыми занимаются они сами. Если злопыхатели не хирурги, наверное, дело в том, что пациенты со скелетно-мышечными заболеваниями быстрее поправляются и возвращаются к привычному для них жизненному укладу, ведь с помощью ортопедических методов можно восстановить качество жизни. В случаях диабета, эмфиземы[34] или псориаза доктор способен лишь улучшить состояние больного. Конечно, я рад, что кому-то нравится работать с пациентами с хроническими заболеваниями, но лично я предпочитаю решать проблему полностью.