Читать книгу "Обрести любимого - Бертрис Смолл"

В дверь постучали.

— Лорд Бурк спрашивает, собираетесь ли вы ужинать с ним, — раздался из-за двери голос Нен, — или у вас все еще приступ дурного настроения?

Валентина соскочила с кровати и открыла дверь.

— Он так сказал?

— Про плохое настроение? Нет. Он только хотел знать, поужинаете ли вы с ним.

Валентина подумала секунду, потом сказала:

— Передай ему, что я слишком устала. Я увижусь с ним завтра. Спроси его, когда мне надо быть готовой для поездки в театр.

— Вы едете в театр? Это самое ужасное место в Лондоне, там полно всяких нечестивцев. — У Нен был испуганный вид.

— Ты необыкновенно хорошо осведомлена для женщины, которая провела всю жизнь в деревне, так же как и я, — заметила Валентина, — но что еще хуже — ты говоришь, как пуританка.

— Мне не надо было жить в этой смердящей дыре, чтобы знать, что театр — это ужасное место. Полон карманников и шлюх! Если я служанка, то это не означает, что я ничего не знаю, миледи.

— Ах, Нен, — обняла ее Валентина. — Я не хотела обидеть тебя. Поскольку я иду в театр с лордом Бурком, уверена, что он присмотрит за мной как следует.

— Гм! У него не больше здравого смысла, чем у вас.

Валентина улыбнулась.

— Иди и передай лорду Бурку, что я встречусь с ним утром, а потом, пожалуйста, приготовь мне что-нибудь на ужин. Я поем в спальне у камина.

Сказав еще одно» гм!«, Нен торопливо удалилась. Валентина закрыла дверь комнаты. Что бы она делала без своей верной Нен? Нен, которая была ее лучшим другом, так же, как и служанкой. Нен, которой сделается дурно, когда она увидит, что Валентина решила надеть в театр. Миледи Бэрроуз озорно хихикнула при мысли об этом.

Она веселилась на следующий день, когда обиженная Нен прореагировала именно так, как и ожидала ее хозяйка.

— Вы не можете выходить в этом платье днем, — спорила Нен. — Вы непременно умрете от простуды.

— На мне будет плащ, а он подбит мехом. Кроме того, Нен, день солнечный. — Валентина посмотрела на свое отражение в длинном зеркале, любуясь тем, как лиловый бархат подчеркивает цвет ее глаз.

— Мне не нравятся эти низкие вырезы, миледи, — заявила Нен с суровым неодобрением. — Вся грудь открыта, и, что бы вы ни говорили, вы наверняка простудитесь! И дома его нельзя носить, но на улице, в этом театре… Говорю вам, ничего хорошего из этого не получится.

— Тим не менее, Милейшая Нен, я одета по последней моде, я фрейлина ее величества и не могу появляться на людях одетая по-иному. Сходи и принеси мой лиловый кружевной шарф и шкатулку с драгоценностями.

Нен ушла, бурча по поводу своенравности некоторых людей, в то время как Валентина, довольная собой, продолжала любоваться своим отражением. Поскольку прошло больше шести месяцев после смерти Эдварда, она могла не носить черного, и в ее туалетах допускались серый, белый, лиловый, голубой, коричневый цвета и темные оттенки зеленого. Королева предпочитала видеть своих дам одетых в черное, а фрейлин — в белое, за исключением праздников, поэтому при исполнении своих обязанностей Валентине придется носить более строгие платья.

Лиф, верхняя и нижняя юбки платья Валентины были лилового цвета. Лиф был украшен замысловатым узором из серебряных нитей и жемчуга. Вставка в нижней юбке была расшита серебряной нитью узором из листьев и винограда. Маленькими рюшами из лилового кружева с мелкими жемчужинами был отделан вырез платья.

Валентина открыла маленькую коробочку из слоновой кости и после внимательного изучения выбрала две маленькие черные мушки в форме сердца. Она приклеила одну над правым уголком рта, другую на холмике левой груди.

— Какой стыд! — кипела Нен, вернувшись со шкатулкой для драгоценностей и шейным платком. — Я просто не знаю, что с вами случилось, миледи. Ваша мать очень расстроилась бы.

— Мушки сейчас в моде, Нен. Ничего постыдного в мушках нет. Открой шкатулку, а потом помоги мне с шарфом, пожалуйста. — Валентина переключила свое внимание на украшения, большую часть которых она унаследовала от семьи Бэрроуз. Она вынула тройное ожерелье розового жемчуга, каждая нитка которого была длиннее предыдущей. Большая, не правильной формы жемчужина, окруженная бриллиантами, свисала с самой длинной нитки. Когда Валентина застегнула ожерелье на шее, жемчужина уютно устроилась в ложбинке между грудями. Потом она выбрала дорогие жемчужные серьги и несколько красивых, хотя и неброских, колец. Жемчуга, вероятно, лучшие из ее драгоценностей.

После того как шарф был повязан, Нен убедилась, что красивый шиньон Валентины не пострадал. Потом она заявила:

— Уговаривать вас бесполезно, но все-таки я считаю, что вам лучше взять плащ и перчатки. По крайней мере обещайте мне, что наденете капюшон, потому что с реки дует ледяной, промозглый ветер.

— Обязательно, — уверила ее Валентина, улыбаясь. Когда Валентина спускалась по парадной лестнице Гринвуд-Хауса, Патрик, не скрывая, любовался ею. Она была завернута в красивый бледно-лиловый плащ, отделанный по краям мехом серого кролика; в руках — маленькая и, несомненно, легкомысленная муфта из того же меха, к муфте она прикрепила букетик шелковых пармских фиалок. Она протянула ему руку, затянутую в надушенную перчатку бледно-лилового цвета. Он поцеловал ее руку, и их взгляды встретились.

— Добрый день, кузина, — сказал он, с удовольствием наблюдая, как она зарделась.

— Доброе утро, милорд. Мы готовы ехать? В какой театр вы везете меня, в» Розу» или «Глобус»?

— В «Глобус», и нам надо поторопиться, если мы хотим получить места на сцене. Я не допущу, чтобы ты подвергалась опасностям партера. На сцене мы будем в большей безопасности от карманников, но чтобы ты ни делала. Вал, не выпускай из рук муфту и плащ.

— Нен в ужасе оттого, что вы ведете меня в театр, — призналась Валентина, когда они сели в карету.

— Если подумать, я близок к мысли, что Нен права. У нее, наверное, больше здравого смысла, чем у любого из нас. Публика в театре склонна к грубости. Не отходи от меня ни на шаг, Вал, — предупредил он.

— Где находится «Глобус»? — спросила Валентина.

— За мостом в Саутварке, — ответил он. — На самом деле, это новый «Глобус». Городской совет и его пуританские сторонники разрушили старый театр несколько лет назад. Новое здание было построено за рекой, около Беар-Гарден. Это довольно неприятный район, но днем он обычно безопасен.

— Представление похоже на рождественские пантомимы, Патрик?

Он улыбнулся:

— Нет, в тысячу раз лучше. Вал. В пантомимах играют старые пьесы, восходящие к таким давним временам, что за столетия слова изменились. Кроме того, это простые истории. Пьеса, написанная господином Шекспиром или бедным Кристофером Марло, — это совершенно особое мастерство. Я не понимаю, как им удается складывать слова так, чтобы они звучали удивительно.