Читать книгу "Та, что приходит ночью - Дельфина Бертолон"

(Молчание.)

Мальчишки.

Дураки эти мальчишки. Мама мне твердит беспрерывно: мальчишки совершенные дураки. Но я теперь знаю такое, что её поучения мне смешны…

Я-то умная. Но я мальчишка.

Мама думает, что я девочка. Одри думает, что я девочка. И тётеньки в булочной, в овощном, на почте.

Но я не девочка. Это неправда.

(Молчание.)

Я веду себя как все – как все девочки, я хочу сказать. Ношу платья, носочки… Но с Пьером и Жаном-Филиппом всё по-другому. Мне нравится быть с ними. Я бегаю с ними, иногда даже дерусь. Может быть, они думают, это потому, что я их люблю – хм, любовь, – но скорее я им завидую. У них тело плоское. Меня это раздражает.

Они занимаются спортом. Они атлеты, наёмники, воины. Им плевать на все эти истории о подружках и прогулках на лодочке. Они развлекаются, они зажигают. Жан-Филипп зовёт меня «Солнышко», он говорит, что я как солнце, яркая и ослепительная.

У обоих есть девушки: у Пьера одна, а у Жана-Филиппа их целая куча. У Пьера маленькая пухленькая блондинка. Она носит розовые брючки, серый ажурный джемперок и на голове ободок с цветочками. Девушки Жана-Филиппа – крупные брюнетки с длинными чёлками. Они ходят в джинсовых мини-шортах и коротких маечках с большим вырезом. Они красивые, очень красивые, слишком красивые. Они на меня страх нагоняют.

Их подружки не знают, что мы часто тренируемся вместе – они бы ревновали. Девочкам это тоже не нравится. Понятно, что всё это глупости, мы же просто приятели. Чем дальше, тем больше я верю, что я мальчишка. Или девочка-мальчик, потому что быть девочкой мне тоже нравится.

Девочка-мальчик. Как мило!

Нажав на кнопку «Пауза», я улыбнулся в темноте. Полине тоже нравятся отступления от темы! Девчонка с голосом роковой женщины… Я был очарован, околдован, не знаю, как правильно сказать, но что-то в этом роде. Можно ли втрескаться в призрак?

Вот вам пример: я мечтаю о почтальонше, слишком взрослой для меня, и о девочке, умершей тридцать лет назад! Поп сказал бы: «Всё это ерунда, приятель!»

Весь дом спит, а я сижу в музыкальной комнате, в стенном шкафу, со своим красным плеером и фонариком. В руке вместо эспандера я сжимаю хрустальную подвеску, словно этот предмет из другого мира укрепляет связь между Полиной и мной.

…Меня всё время дурачат. Меня всё время испытывают. Мне не нравится это. Я хочу им сопротивляться. Их обижать. Принять их вызов – и я его принимаю. Что бы я делала без Пьера и Жана-Филиппа? Играла бы с мелкотой – Жюли-Мари-Дельфина-Стефани-Жеральдина? Да лучше сдохнуть. Я ничего против них не имею, они такие хорошие, весёлые, яркие – но нет! Мне нравится только Одри, потому что она тоже думает как мальчик. Но сейчас она на каникулах на другом конце Франции. В Осгоре, занимается сёрфингом.

(Долгое молчание.)

Я девочка-мальчик, и я видела то, чего видеть было нельзя.

Вчера вечером я опять думала, не рассказать ли всё Арно. Но не решилась. Его отец – это его герой. Никогда не видела, чтобы сын так восхищался своим отцом. Может быть, дело в том, что я никогда не знала такого чувства? Мне всё равно на мсье Фраше. Он красивый, но по мне так уже старый. И не такой красивый, как мой отец. Но он вроде колдуна, может любого сглазить…

…Я записываю эту кассету, потому что боюсь. Это вроде свидетельства. На случай…

На случай чего?

(Молчание.)

Я кое-что видела, но не знаю, видел ли кто-нибудь, что я видела.

(Вздыхает.)

Всё в тумане, не знаю, есть ли смысл в моём рассказе…

Запись снова внезапно прервалась. Потом возобновилась, но Полины там не было. Записывались шумы в Замке, в «храме майя». Ветер, птицы, деревья. Кассета крутилась, лента разматывалась за маленьким пластиковым окошком старого красного плеера.

Я ждал.

Через некоторое время Полина вернулась. Голос её был спокойным. Она говорила так, как будто готовилась или читала текст, написанный заранее.

…В пятницу вечером мадам Фраше уехала. Она собиралась обедать в Ниме с одной местной приятельницей. Мадам Фраше очень общительная, у неё масса знакомых. Она хочет, чтобы я называла её Беатрис… и я ей сказала: «Хорошего вечера, Беатрис, желаю вам удачно провести время». Она сказала, что взяла напрокат фильм для нас с Арно – «Гремлины». Мне этот фильм очень нравится, но я видела его в кино и хорошо помню. Но я сказала «спасибо» – всё-таки она хозяйка.

Мы все: мама, Арно, мсье Фраше и я – пообедали в кухне. Обычно они обедают в гостиной, втроём, «по-семейному». Мы с мамой едим до или после них, как получится. Но на этот раз мы обедали вчетвером, и это было здорово. Потом мама убрала со стола и стала мыть посуду. Мсье Фраше сказал, что пойдёт работать к себе в кабинет. А мы, «дети», можем посмотреть фильм в гостиной.

Я запустила кассету. Арно ещё не видел «Гремлинов». Он прямо прилип к экрану. Через некоторое время мне захотелось в туалет, и я вышла.

(Молчание.)

Я услышала в соседней комнате…

В кабинете мсье Фраше.

Я услышала и сразу поняла.

На самом деле я уже знала, но не хотела верить. Дверь кабинета была даже не закрыта. Вернее, её закрывали, но замок не защёлкнулся, и она распахнулась сама собой. Там моя мама и мсье Фраше страстно целовались!

(Молчание.)

Не знаю, видел ли меня мсье Фраше. Думаю, что нет, но не уверена.

Я снова нажал на паузу: я дрожал, сжимая в руке подвеску. Я сжал её так сильно, что порезался. Я бросил её и в свете фонарика увидел на ладони кровь, красную и блестящую, как корпус плеера. Я забрался так далеко, в 1987 год, что даже не заметил, как поранился. Я подумал о «кровном союзе», как в кино: я связан с Полиной, как Полина с Жанной. Мне слышался голос Полины. Её тревога, волнение. Теперь всё это стало моим.

Опять «лес символов». Опять совпадения. Полина, как и я, наполовину сирота. Как и я, столкнулась с изменой. Обман. Предательство. И по моей руке течёт кровь…

И тут мне тоже захотелось в туалет, да и руку нужно было перевязать. Я вылез из шкафа. У меня мороз по коже пробежал, когда я увидел, что дверь открыта. Я был уверен, что закрыл её, как тогда дверь погреба! Мне вспомнились слова Полины: «Замок не защёлкнулся…» Вот так-то.

На цыпочках я прокрался по коридору в туалетную комнату, как раз напротив комнаты Жанны. Паркет, как обычно, скрипел. Никого не было.

Сделав свои дела, я продезинфицировал ранку и заклеил пластырем. Потом вернулся в стенной шкаф в будущей музыкальной комнате, которая, как я уже понял, была прежде кабинетом мсье Фраше.

…Может быть, и не стоит, но я поразмыслила и решила, что поговорю с Арно.

Я скажу ему: «Твой отец и моя мама любовники». Пьедестал, конечно, сразу рухнет, но надо же когда-нибудь взрослеть! Надо же что-то делать! Посмотрим правде в глаза! Хозяин связался с прислугой… Карикатура, да и только! Уж какая ни есть Беатрис, но она этого не заслуживает. И моя мама этого не заслуживает!