Читать книгу "Клад Василия Блаженного - Виктория Лисовская"

Лена сделала вывод, что в школе «детки» приносят много неприятностей учителям, особенно Элеоноре Яковлевне. Подрастающее поколение — оно такое!

— А вы тоже занимаетесь изучением храма Пресвятой Богородицы, что на Рву? — осторожно спросила старушка.

— Да, мои исследования тоже касаются этой темы.

— А знаешь ли ты, голуба моя, что этот храм под покровительством многих святых находится?

Лена неопределенно хмыкнула. Она еще не рассматривала этот аспект в своей научной работе.

— А знаешь ли ты, дорогая моя, что ни Наполеон, ни большевики не смогли взорвать храм. Что именно высшие покровители защитили собор. Наполеону так понравился храм, что он хотел перенести его в Париж, но на тот момент подобных технологий не было, так что от этой идеи пришлось отказаться. Бонапарт так и называл храм «многоглавой мечетью», подумать только, мечетью! Сначала французы использовали его как конюшню, держали на нижнем ярусе лошадей, а потом был подписан приказ о взрыве храма. Но произошло чудо — согласно легенде, москвичи молились у стен, чтобы не допустить подобного кощунства, и пошел сильный дождь, и все фитили у взрывателей были потушены. Второй раз взрывать храм Наполеон уже поостерегся, да и другие дела у него в Москве нашлись, — принялась рассказывать Элеонора.

— Как интересно, я, конечно, слышала про эту легенду, но из ваших уст все очень увлекательно выходит, — улыбнулась Лена.

— Профессиональная болезнь всех учителей — так рассказывать. И большевики не смогли избавиться от храма, хотя Лазарь Каганович, один из соратников Сталина, даже подготовил макет Красной площади без собора Пресвятой Богородицы, якобы тот мешал парадам и демонстрациям. На многих планах тридцатых годов собор также не был отмечен. Так вот, когда Каганович представил Иосифу Виссарионовичу макет Красной площади и поднял с макета картонную фигуру, его изображающую, Сталин сказал ему: «Лазарь, поставь на место». Вот так и спасли его.

— Я еще читала про большую поддержку от реставратора Барановского, который писал гневные телеграммы в ЦК партии и самому Сталину, чтобы храм не сносили, — подтвердила Лена.

— Да, это тоже было. Мало того, по воспоминаниям очевидцев, Барановский был приглашен по этому вопросу в Кремль, где встал перед членами ЦК на колени, умоляя пощадить храм. Это, как ни странно, произвело на них яркое впечатление.

— Хотя потом все-таки Барановский попал в лагеря, — заметила Лена.

— Попал, но совершенно по другому поводу, — ухмыльнулась Элеонора.

Тут раздался звонок в дверь.

— А вот и Лешенька пришел, — сообщила старушка гостье и побежала открывать дверь.

Леша пришел не с пустыми руками, а с огромным букетом ярко-алых роз, которые были бережно вручены засмущавшейся Елене.

— Спасибо большое, а по какому поводу? — с удивлением спросила она.

— А просто так! Что я, не могу сделать красивый подарок красивой девушке? — вопросом на вопрос ответил Алексей.

Его бабушка согласно закивала и даже захлопала от удовольствия в ладоши:

— Какой молодец наш Лешенька!

Лена снова смутилась, но букет все-таки приняла, а потом они все вместе снова принялись пить чай. Теперь бабулька крутилась и вертелась вокруг обожаемого ею внучика.

Тот принимал ее ухаживания как должное, сам даже не утруждался не то что налить себе чаю или положить кусок шарлотки, но даже достать ложечку. Не говоря уже о заботе по отношению к Лене.

Подарив ей букет, он как бы застолбил свое место, поставил на девушке метку. От таких мыслей Лену обожгло до кончиков ушей.

Вот уж странная ситуация, хотя никаких авансов она Алексею не давала!

Чтобы скрасить затянувшееся молчание, Синицкая спросила:

— Алексей, а что же ты ничего не рассказываешь про конференцию в Нижнем? Как все прошло? Понравилось все?

— Да конференция как конференция, все как всегда. Я даже не хотел ехать, там не совсем моя тематика была представлена, но меня завкафедрой выдвинул, не мог отказаться, — промямлил Алексей, облизывая с ложечки абрикосовое варенье.

— А кто еще из наших ездил?

— Дьяконов был с русской кафедры, Верочка Смирнова — его аспирантка, Борисыч, наш завкафедрой. Мы все в одной гостинице останавливались.

— А о смерти Плотникова ты от кого узнал?

— Сначала мне бабушка позвонила, а потом Борисыч прискакал, испуганный такой, говорит, сегодня Ивана Васильевича зарезали. Ужас какой! Мы спешно все свернулись и домой уехали, тем более что конференция и закончилась уже, — развел руками Курочкин.

— А сколько дней она длилась?

— Так четыре дня, мы каждый день доклады читали. Там около трехсот человек было со всей России и ближнего зарубежья. А ты с какой целью интересуешься? — подозрительно прищурил глаза Леша.

— Да так, ни с какой. Просто завидую, меня-то не пригласили, — тут же вывернулась из щекотливой ситуации Лена.

Однако она успела заметить, как настороженно блеснули глаза у Элеоноры Яковлевны.

— А-а-а, понятно. Так не знаю, почему тебя не пригласили. Меня лично завкафедры Борисыч приглашал. Наверное, моя работа ему больше приглянулась, — Курочкин шумно отпил глоток горячего чая.

— Леша, извини, дано хотела спросить, а у тебя какое отчество? — негромко поинтересовалась Лена.

— Мое? — изумился Курочкин.

— Алексей Андреевич он, — вмешалась бабушка аспиранта, подкладывая внуку на тарелку новый кусок пирога.

«Значит, Курочкин у нас А.А. — тоже не подходит», — задумалась Синицкая.

Чаепитие продолжилось в теплой обстановке, после чего Леша согласился проводить Елену хотя бы до автобусной остановки.

До встречи со следователем Яшиным оставалась пара часов, а Синицкой еще предстояло подготовиться к их ночному приключению.

Москва. Наши дни
Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву

Эх, чувствовала себя Лена не коварной авантюристкой, а обычной мошенницей-воровкой. Чтобы не вызывать справедливых и правильных вопросов у охраны, из которой теперь остался один дядя Петя, а Виктор Седов все еще отдыхал в больничке, следователь Яшин поколдовал над сигнализацией и без шума и пыли отключил ее.

— Говорил я вашей «генеральше», что бардак тут у вас. Любой залезть может. Вот второй день подряд злоумышленники в храме, а воз и ныне там, — прошептал Лене на ухо Владимир.

Надо признаться, что близость симпатичного следователя в романтической ночной обстановке необычайно заводила Синицкую. Тем паче усиливал эти приятные ощущения и азарт, чувство опасности и покров тайны, царившие в темном закрытом храме.

В черной водолазке, приталенных брючках и удобных темно-серых кроссовках Лена, как она сама считала, почти стала невидимой тенью, сливаясь с церковными стенами.