Читать книгу "И дети их после них - Николя Матье"

– Все-таки лучше было бы выйти, – настаивал кузен.

– Лады…

Прежде чем сняться с места, они допили пиво.

– Пока, я скоро, – сказал Маню.

Руди, который наблюдал за сценой и не упустил ни слова, вдруг оживился и, дернув себя за ворот, поднял руки.

– Вы куда?!

И снова он произнес это слишком громко, и снова хозяйка посоветовала ему успокоиться, чтобы не пришлось надираться где-нибудь в другом месте.

– Никуда, – ответил Маню. – Сейчас вернемся.

– А мне с вами можно? – забеспокоился Руди.

– Сиди. Говорю тебе, сейчас вернемся.

– Погодите.

Руди начал отклеиваться от банкетки, что было не просто.

– Я сказал, сиди на месте, – проговорил Гранд. – Без паники, сейчас приду.

Клиенты обрадовались возможности посмотреть бесплатный спектакль, ни на что особенно не надеясь. Маню стоял у двери. Вид у него был довольно нелепый в этих джинсах в обтяжку и мартенсах на толстой подошве. Прожженная во многих местах футболка «Jack Daniel’s» потемнела под мышками. Особенно прикольно смотрелась стрижка – как у футболиста, на макушке волосы длиннее, а на висках – почти ничего. Непонятно было, сколько ему лет. Хозяйка пообещала присмотреть за Руди, который уже опять успокоился.

На улице на Маню с ребятами обрушились потоки света. Гранд так жмурился, что у него было не разглядеть глаз.

– Ну так что у вас за секрет такой?

Кузен хотел уже все выложить, но Гранд поднял руку.

– Слышите?

Перед ними была улица, безлюдная, вся из паршивых кирпичных домишек. Несколько магазинчиков с витринами, закрашенными мелом. На другой стороне высился, позвякивая на жаре, остов доменной печи. Вокруг – целые джунгли ржавого железа, нагромождение труб, кирпичей, крепежа, стальной арматуры, металлических лестниц и переходов, заброшенных ангаров и каких-то будок.

– Ну? – снова спросил Гранд.

И правда, откуда-то издалека с равными промежутками доносились непонятные звуки: «Бом-бам».

– Это что?

– Мальчишки из рогаток стреляют. Совсем крыша поехала. Стальными шариками палят. Там уже настоящее сито. В один прекрасный день все рухнет.

– И никто их не остановит? – спросил кузен.

– А зачем?

Сто лет домны Эйанжа вбирали в себя все, что имелось в этом регионе, заглатывая одним махом людей, время, сырье. С одной стороны по железной дороге подвозили вагонетками горючее и руду. С другой отправляли готовый металл, сначала тоже по рельсам, а потом уже по рекам, большим и маленьким, он медленно растекался по всей Европе.

Ненасытное тело завода продержалось здесь, на перекрестье путей, сколько смогло, на людских треволнениях, его питала целая система труб, которые в свое время были все разобраны и проданы на вес, что оставило в теле города незаживающие кровоточащие раны. Эти фантомные дыры навевали воспоминания, так же как заросшие сорняками цистерны, как выцветшие рекламные плакаты на стенах, как изрешеченные пулями дорожные указатели.

Эта история была хорошо известна Антони. Ему рассказывали ее на протяжении всего детства. Под колошником доменной печи раскаленная до тысячи восьмисот градусов руда превращалась в чугун, и этот неистовый жар был не только причиной многих смертей, но и поводом для немалой гордости. На протяжении шести поколений завод гудел, стонал, горел – даже ночью. Остановка цикла стоила бы бешеных денег, так что проще было вытащить людей из кроватей, оторвать от жен. И вот чем кончилось. От всего этого мира только и осталось, что ржавые остовы, ограда да железные ворота, запертые на маленький висячий замок. В прошлом году на территории организовали вернисаж. Какой-то кандидат в депутаты предложил превратить завод в тематический парк. А мальчишки добивали его своими рогатками.

– Тут недавно пожарники приезжали, – пояснил Гранд. – Один пацан схлопотал себе шариком в висок, чуть коньки не отбросил.

– Да?

– Ага.

– И что?

– Не знаю, я же газет не читаю.

– А кто это был?

– Да один из этих чудиков из Энникура. Хреново ему пришлось, думаю.

– Да ладно, такие не помирают. Наверняка выкарабкался.

Но Маню не оценил этого сарказма, обычного, когда речь заходила о «головастиках». Его отец оттрубил на «Металоре» с самой школы и до несчастного случая. Дяди тоже провели там всю жизнь. И дед. То же можно было сказать и про Казати, и про половину семей из долины. Он снова заговорил бесцветным голосом:

– Ладно, парни. Чего вы хотите?

– Буали.

– Что Буали?

– Ты их знаешь. Ты же со всеми по корешам, да?

– Ничего я не знаю. И с этими людьми никогда не имел дела. В чем проблема-то?

Кузен пояснил в двух словах. Про тусовку, про то, как туда заявился Хасин. Про пропажу мотоцикла. Про их подозрения. Услышав про байк, Гранд восхищенно присвистнул.

– Вот как узнает твой папаша…

– Ты точно не можешь с ними поговорить?

– И что я им скажу? Вы же даже не уверены, что это они.

После этих слов вся затея показалась им абсолютно бессмысленной. Кузен еще побарахтался для вида, потом разговор сам собой сошел на нет. Снова стало слышно, как гудит под ударами металлических шариков завод. Приставив ладонь козырьком ко лбу, Гранд пытался что-то разглядеть. Потом снова повернулся к ним.

– Ладно. Угощу-ка я вас. Так-то лучше будет.

Ребята подумали, что он поставит им еще по пиву в «Заводе», но вместо этого он повел их к себе. Жил он совсем рядом. По направлению к кладбищу. Отказаться ребята не посмели.

По дороге Антони все думал о тех пацанах-полуидиотах, которые добивали завод. Они жили в крошечных поселках, сгрудившихся вдоль пустых дорог с разваливающимися старыми фермами, заброшенными почтовыми отделениями и старой рекламой моющих средств на стенах. Неизвестно почему, но все, кто жил в этих местах, были похожи друг на друга, у всех были непропорционально большие головы, стрижка под ноль и оттопыренные уши. Зимой их было не видно, но как только наступали хорошие денечки, они объявлялись в городе на своих переделанных тачках и тарахтящих мопедах. В центре они ходили по стенке, но в привычной для них обстановке это было нечто. Рассказывали, что они едят собачатину, даже ежей. В начальной школе Антони общался кое с кем из этих. Жереми Югно, Люси Крепер, Фред Картон. В общем-то, неплохие ребята, но уже обозленные, задиры и драчуны. После начальной школы их больше не видели. Видимо, до совершеннолетия их держали где-то в спецучреждениях. Потом они жили маргинальной жизнью на пособия, подворовывали, спали кто с кем, невзирая на родство, лупили друг друга и время от времени производили на свет какого-нибудь отморозка, наводившего страх на всю округу.