Читать книгу "Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес"

Глава VII

ВОЗЛЕ КААБЫ

День перед паломничеством.

Облако нависло над долиной, где на склонах извилистого ущелья расположилась Мекка. Однако вместо дождя налетел самум, настолько удушливый, что вверг все живое в борьбу за глоток воздуха. Собаки укрывались в тени старых стен; птицы летали с раскрытыми клювами; растения поникли, а листва повисла и свернулась, как корица на просушке. Если обитатели города не находили покоя в своих домах из камня и глины — каковы же были страдания для тех, кто еще не обрел надежного пристанища на знойной равнине Арафата?

Усердный паломник, послушный закону, всегда торопится по прибытии в Священный город первым делом посетить аль-Харам. Если ему случится увидеть святилище впервые, его любопытство, само по себе простительное, сочетается с должным благочестием. Индийский князь лишь подтвердил это правило. Он поставил свои палатки вблизи палаток эмира аль-Хаджа и шарифа Мекки под горой Милосердия, как название Арафат переводилось правоверными. Обеспечив таким образом сохранность своего имущества, он, ради удобства и большего личного комфорта, нанял дом с окнами, обращенными на мечеть. Этим он поддерживал свое достоинство как индийского князя. Нищие столпились у его дверей, являя живое воплощение ожиданий, уже вызванных его титулом и величием.

С проводником, свитой и Нило, держащим над его головой зонт из легкой зеленой бумаги, князь появился перед главным входом на священную площадь с северной стороны.

Они шли, обнажив головы и приняв подобающее торжественное выражение лиц, в своих свежих и безукоризненно белых одеяниях. Медленно шествуя вперед, пройдя под рядом наружных арок, они спустились по лестнице в зал, где оставили зонт и обувь.

Далее знатный паломник оказался в крытой аркаде святилища, полностью ограждавшей территорию вокруг Каабы. Здесь тянулась мостовая из нешлифованных камней, а справа и слева — беспорядочное множество высоких колонн, скрепленных арками, которые, в свою очередь, поддерживали купола. Тут собралось много паломников с непокрытыми головами и босыми ногами; людей загнала сюда нестерпимая жара: одни, сидя на камнях, перебирали четки, другие медленно прохаживались вокруг. Никто ни с кем не разговаривал. Молчание было данью несказанной святости места. Освежающая тень, торжественная тишина, белизна одежд соответствовали гробницам и их призрачным обитателям.

На площади, куда князь вышел, первым предметом, завладевшим его вниманием, была сама Кааба. При виде ее он невольно остановился.

Галереи, если смотреть с площади, представляли собой сквозные колоннады. Семь минаретов, опоясанные красным, голубым и желтым, возвышались колоннообразным рельефом на фоне неба и гор по южной стороне. Галереи окружало покрытое гравием пространство; затем в сторону центра вела узкая мостовая из грубых камней, низкая ступенька выводила к следующему покрытому гравием участку; затем следовала другая мостовая — шире предыдущей и заканчивающаяся такой же ступенькой, которая вела на третий участок, посыпанный песком; от него шла третья мостовая, окаймленная позолоченными столбами и длинным рядом светильников, которые зажгут с заходом солнца.

Последняя мостовая была из серого гранита, отполированная до зеркального блеска миллионами прошедших по ней босых ног, и на ней, подобно пьедесталу монумента на плите, покоилось основание Священного дома из прозрачно-белого мрамора высотой примерно в два фута и плоским, скошенным по сторонам верхом. Все сооружение было украшено массивными медными полосами. На этой основе возвышалась Кааба, продолговатый куб, сорока футов в высоту, четырнадцати футов в ширину и восемнадцати шагов в длину, полностью покрытый черным шелком, не украшенным ничем, кроме единственной широкой каймы с вышитыми золотом изречениями из Корана. Свежесть этого просторного, мрачного покрова свидетельствовала о том, как быстро обрел надлежащее место дар султана, и о том, что молодой эмир — что бы с ним больше ни приключилось — был уже благополучно избавлен от бремени.

Из всего многообразия подробностей еврей удостоил размышлением только саму Каабу. Сотни миллионов человек во всем мусульманском мире молятся по пять раз в день, обращая лица к этому траурному сооружению! Эта мысль, при всей ее банальности, пробудила другую, готовую к его услугам. Времени для выбора формулировок не оставалось, но он почувствовал, что его мечты о том, чтобы стать арбитром, развеялись напрочь. Замысел основоположника ислама был слишком надежно исполнен и сейчас слишком упрочился, чтобы его поколебать, разве что по воле Божьей. Была ли она с ним, эта всевышняя воля? Невыносимая душевная мука, сопровождаемая ослепительным блеском, подобным молнии, и непроглядным мраком вслед за ней, исказила его черты, и он инстинктивно закрыл лицо руками. Его спутник заметил это движение, но превратно истолковал его.

— Не будем торопиться, — сказал он. — Многие до вас с первого взгляда сочли Дом ослепительным. Хвала Аллаху!

Выражение сочувствия странно подействовало на князя. Темнота под прижатыми к векам руками уступила место розовому свету, в полноте которого он увидел Дом Бога, созданный некогда Соломоном, а впоследствии заново выстроенный Иродом. Видение показалось реальным, а сравнение — неизбежным. Кто-то смог предположить, что он, знакомый с великолепием творения сынов Израиля, ослеплен этим плодом арабского зодчества, лишенным грации очертаний, столь примитивным и невыразительным, не вдохновленным ни вкусом, ни гением, ни божеством, которому он посвящен! Отрезвление наступило мгновенно. Уронив руки, он еще раз оглядел укрытую черным саваном святыню и всю площадь.

Он увидел толпу верующих у северо-восточного угла Дома и, поверх их голов, два небольших открытых строения, которые, по многочисленным описаниям, он опознал как места, отведенные для молитвы. Поток верующих обходил вокруг мраморного основания святыни; одни шли, другие бежали трусцой; те, что появлялись у северо-восточного угла, останавливались — вот она, Кааба! Непрерывный гомон в ограждении не давал эху умолкнуть. Осмотревшись вокруг, еврей спокойно сказал:

— Хвала Аллаху! Я пойду вперед.

Сердцем он уже жаждал очутиться в Константинополе — ислам, это было ясно, к нему бы не прислушался; христианство могло оказаться сговорчивее.

Вместе с толпой он прошел через ворота Сыновей Старой Женщины, оттуда — к пространству перед источником Замзам; не забывал он ни о молитвах, предписанных во всех этих местах, ни о бессловесных слугах, которые сопровождали его. Знаменитый колодец был плотно окружен непроходимой толпой.

— Место для высокородного хаджи — для индийского князя! — выкрикнул проводник. — Где он, там нет бедных, — дорогу!

Тысячи глаз обратились в сторону знатного паломника, и, когда ему освободили путь, множество служителей у источника наполнили кувшины святой водой: не каждый день появлялся здесь индийский князь.

Он глотнул из кувшина, из которого пила его свита; когда они двинулись прочь, все кувшины были оплачены, чтобы помочь вернуть зрение всем слепым в караване.

— Нет Бога, кроме Аллаха! — одобрительно гудела толпа.