Читать книгу "Комната чудес - Жюльен Сандрель"

Я пробыла там уже минут двадцать, но ни с кем не перемолвилась ни единым словом. Из всех присутствующих я была самой старой. Шарлотта была моложе меня лет на десять; там, в больнице, я не слишком над этим задумывалась, но сейчас, когда увидела ее в естественной обстановке, это стало для меня очевидным. Черт возьми, что я тут забыла? Текли минуты, и я все сильнее ощущала себя белой вороной. Я совершенно не вписывалась в это сборище молодых, свободных, беззаботных людей, которые пили, курили и непринужденно смеялись. Признаюсь, я им завидовала. Мне хотелось быть похожей на них, прикинуться такой же, как они. Обычно я с легкостью завязываю ни к чему не обязывающий разговор возле барной стойки или кофемашины, но, судя по всему, я утратила способность делать вид, что интересуюсь тем, что мне неинтересно, кивать головой и время от времени вставлять: «О, супер!.. Здорово! Нет, это просто гениально!», внимая разглагольствованиям малознакомого типа о том, как он провел отпуск в Непале. Последние несколько недель напрочь убили в моем мозгу синапсы, отвечающие за коммуникабельность. Я не отдавала себе в этом отчета, потому что с того дня, когда хлопнула дверью в офисе «Эжемони», не попадала в подобную ситуацию. Я уже собралась уходить, как вдруг ко мне обратился один из гостей:

– Невероятно! Эти детишки на все пойдут ради пары капель спиртного! Могу я вам что-нибудь предложить, мадемуазель? Если, конечно, мне удастся пробиться к…

У него был теплый, низкий, хрипловатый голос. Очень мужской голос. Я обернулась, готовая воспользоваться стандартной формулой «как отвадить приставалу, который выражается как в бульварных романах», но слова замерли у меня на губах:

– Нет, спаси…

Я прикусила язык. Он был красивый. Обворожительно красивый. Я этого не ожидала. Лет сорока, может, с небольшим, но это не важно, главное, он был явно старше среднего представителя здешней тусовки. Высокий, лицо правильной, почти классической формы, развитая мускулатура, заметная под свободной серой футболкой с длинными рукавами. Небольшая, аккуратно подстриженная бородка, средней длины вьющиеся черные волосы, которые он заправил за уши и которые очевидно рвались на волю. Скорее всего, итальянец или испанец, одновременно непосредственный и изысканный. Очень темные, почти черные, глаза. Взгляд немножко колючий, несмотря на улыбку. Да, он мне улыбался и ждал, что я отвечу. Я молчала, подозреваю, с глуповатым видом, но тут вдруг на меня налетела девица с полными стаканами пива в обеих руках. Бу-бум! И пиво на полу. Я попыталась ухватиться за соседа, поскользнулась, грохнулась. Вся моя белая рубашка пропиталась пивом. Какое унижение!

Девица рассыпалась в извинениях, несколько раз назвав меня «мадам». Унижение в квадрате. Мой незнакомец обращался ко мне «мадемуазель», что должно было послужить мне утешением. Черт, моя рубашка. Я что, пришла участвовать в конкурсе мокрых маек, да еще с пивными разводами? Я уверила девицу, что ничего страшного – не переживайте, все в порядке! – после чего мой прекрасный рыцарь подал мне руку и помог подняться. Меня поразил контраст между твердостью его энергичного пожатия, впрочем, вполне соответствующего его суровому облику, и его необычайно длинными пальцами. Я вообще первым делом обращаю внимание на мужские руки – после глаз и задницы, разумеется. Осмотреть его зад случай мне пока не представился, но глаза и руки выглядели многообещающе.

– Простите! Это все из-за меня… Если бы я вас не отвлек…

– Не берите в голову. Пустяки. К тому же мне очень нравится, когда от меня пахнет пивом.

Тельма, дорогая, ну ты и дура. Неужели ты не могла придумать шутку пооригинальнее?

– Ну надо же, какое совпадение! Мне тоже очень нравится, как от вас пахнет пивом.

Он еще и с чувством юмора. И упорный.

– Так, на чем мы остановились? Вы позволите мне предложить вам что-нибудь выпить?

Откуда он взялся, этот мужик, похожий на героя боевика, но разговаривающий как актер интеллектуального кино? В любом случае я не могла изображать каменное равнодушие. Должна признаться, меня сразу к нему потянуло. Я чувствовала какое-то необъяснимое, почти зоологическое, обескураживающее влечение. Чертовы феромоны.

Я уже собиралась согласиться, но осеклась. Вспомнила про Луи. За последние двадцать минут я ни разу не подумала о Луи. Что со мной происходит? Я забыла своего сына? С какой стати я с мокрыми от пива сиськами выпендриваюсь перед каким-то хлыщом? Подо мной разверзлась бездонная пропасть вины; меня в нее засасывало сознание того, что я предаюсь флирту, пока мой сын лежит в коме. От моей рубашки все сильнее несло старым грязным баром. Какая гадость! Надо отсюда убираться.

– Нет, спасибо. Мне пора. Как видите, я в не лучшей форме.

– Уверяю вас, вы прекрасно выглядите. Вы меня не переубедите. Давайте все же выпьем, а потом вы уйдете.

– Извините. Всего хорошего.

Я отыскала свое пальто и ушла, даже не попрощавшись с Шарлоттой, которая стояла на балконе с каким-то парнем, курившим сигарету за сигаретой. Сцену с фонтаном из пива она пропустила. Тем лучше, так я сохраню в ее глазах хотя бы подобие достоинства.

Дура, твердила я про себя, набитая дура. Зачем ты туда поперлась? Почему раньше не сообразила, что не готова общаться с людьми? Просто мне очень хотелось верить, что моя жизнь может вернуться в нормальное русло. Что я еще могу стать нормальной. Я ошиблась.

До дома мне было минут пять ходьбы, но я чувствовала потребность пройтись. К тому же нельзя было возвращаться так рано – мама замучает вопросами. Узнав, что я собираюсь в гости, она разволновалась еще больше, чем я, наполнила мне ванну и несколько раз назвала меня теплым котенком, всячески стараясь внушить мне, что я выгляжу прекрасно и имею право жить и быть счастливой. Я почти дала себя убедить, слишком поздно сообразив, что моим приоритетом, моей любовью, моим бременем, моей болью, моей радостью, моей надеждой и моей жизнью был и остается Луи.

Выбравшись на улицу, я пошла вдоль канала Сен-Мартен, который так любил мой сын. Заметив, что подумала о нем в прошедшем времени, я чуть не расплакалась, но сдержала слезы. Это канал Сен-Мартен, который так любит мой сын. Луи не умер, Тельма. Луи будет жить.

Для начала февраля погода стояла теплая, и я не стала застегивать пальто – пусть просохнет рубашка. Старым грязным баром от меня больше не пахло – теперь я благоухала как ночной клуб в четыре часа утра.

Я вспомнила своего недавнего ухажера. Я ничего о нем не узнала, хотя мои ладони еще хранили память о прикосновении его рук. Я закусила нижнюю губу, наказывая себя за неподобающие мысли.

Я села на скамейку и стала смотреть на водную гладь канала Сен-Мартен, размышляя, не утопиться ли. Каково это? Больно? Медленно? Терпимо? В сущности, умереть казалось таким простым выходом. Почему в нас сидит глубоко запрятанная потребность жить во что бы то ни стало, этот чертов инстинкт, этот внутренний запрет разом покончить со всем? Как было бы просто – взять и покончить со всем. Я бы низко наклонилась над водой, пошатнулась и упала в грязную воду канала. Поскольку зрителей рядом не было, никто и не сказал бы, правильно я прыгнула в воду или неправильно. Но я никогда с собой не покончу. Это я хорошо понимала. Я в чистилище и обречена жить.