Читать книгу "Семьдесят пять шагов к смерти - Андрей Ильин"

— Не сказать, что беспокоит… Но… Просто интересно.

Анатолий пристально посмотрел на Игоря. Как ощупал…

— Давайте присядем.

Сели на случайную скамейку.

Анатолий взял руку Игоря, нашел пульс.

— Вы знаете, в Китае различают несколько десятков разновидностей пульса. А у нас только разве наполнение или аритмию могут распознать. Сейчас постарайтесь не шевелиться и не говорить.

Прикрыл глаза. Стал слушать, перебирая пальцами то выше, то ниже. Довольно долго. Повернул руку ладонью вниз, посмотрел на ногти, поскреб по одному из них.

— На меня посмотрите. Нет, не так, к свету повернитесь.

Игорь повернулся к свету.

— С вашего позволения… — Анатолий осторожно коснулся глазниц Игоря, приподнял веки.

— А глаза зачем? Я на зрение не жалуюсь.

— Зрение здесь ни при чем. Еще древние индийские врачеватели считали, что по радужке глаз можно болезнь определить. У нас ведь в организме все взаимосвязано и если где-то что-то сбоит, то это влечет за собой целую цепочку изменений по всему организму. Человека перхоть вдруг мучить начинает так, что никакие шампуни не помогают, а ему невдомек, что это следствие заболевания желудка. Симптом, который те, прежние врачи не пропустили бы. Так вот, считается, что в радужке каждый орган имеет свою зону «ответственности», и если в нем происходят какие-то болезненные процессы, то они отображаются на оболочке глаза. Как эхо. Вот сюда посмотрите… А теперь сюда…

— И что скажете, доктор?

— Как доктор — почти ничего. Как доктору мне нужны исследования, анализы, заключения узких специалистов… А вот как знахарь смею предположить, что ваша жизнь в последнее время стала более беспокойной, чем раньше. Судя по всему, неприятности у вас какие-то, которые сильно вас заботят. Может быть, даже чрезмерно. Отсюда нагрузка на нервную систему — это уж я как дипломированный врач говорю. Спите плохо. Сны тяжелые, на ту самую беспокоящую тематику. Раздражительность. Навязчивые мысли… Но это всё, говоря современным языком, — неврология. Это не смертельно, хотя и неприятно. А вот желудочно-кишечный тракт я бы на вашем месте проверил.

— А что с ним не так?

— Это я так, с ходу сказать не могу. Но есть некие странности… Скажите, у вас в последнее время изжоги, отрыжки, тошноты, болей в области желудка не было?

— Вроде как… Хотя нет — пару раз случалось.

— Может быть, боль усиливается, когда вы ложитесь на спину?

— Не могу сказать. Я как-то не прислушивался — поболело и прошло.

— А вы прислушайтесь. Организм вообще надо слушать. Он ведь зачастую умнее нас — загодя о своем неблагополучии сигнализирует. Просто мы эти сигналы не слышим, пропускаем мимо ушей или истолковываем по-своему — мол, съел что-то не то, переутомился, не выспался. Ерунда, пройдет. А зря… Кто предупрежден, тот защищен. Слышали такую пословицу?

— Вы считаете, что у меня может быть что-то серьезное?

— Я ничего не считаю. Ни как врач, ни как шаман. И вряд ли у вас что-то серьезное. Но провериться не мешает. Причем самыми традиционными методами. Как говорится, кашу маслом не испортишь… Если оно, конечно, не пальмовое.

Эпизод двадцать седьмой. Четыре месяца и двадцать восемь дней до происшествия

Типичная семейная идиллия.

Мужчина лежал на диване, смотрел в телевизор, где по зеленому полю бегали какие-то желто-синие фигурки. Женщина хлопотала на кухне, откуда тянулись, разносясь по квартире, будоражущие запахи, что-то гремело и шкворчало. Почему-то подобная картинка считается символом мещанства и скучной семейной жизни — диван, продавленный телесами мужа, говорящий «ящик», жена в халате и в бигуди, с руками по локоть в тазике с фаршем, нетерпеливые крики: «Ну, готово, что ли?!»

Хотя на самом деле это и есть идиллия двух человек — мужчины и женщины, которым больше никто не нужен. Им довольно для счастья друг друга. Чтобы одна «половинка» лежала в соседней комнате, а другая готовила ей ужин на близкой — рукой подать — кухне. Чтобы все было как всегда, привычно, понятно и уютно…

— Что, когда там ужин?! — крикнул мужчина.

— Да сейчас уже, скоро, потерпи.

А как терпеть, когда запахи втекают в ноздри, раздражая рецепторы, и слюна течет, как у собак Павлова, которых не кормили неделю?

Мужчина отбросил пульт, встал и потащился на кухню клянчить чего-нибудь перекусить.

Зашел. Присел к столу.

— И чего ты пришел? — спросила женщина, выгребая что-то из духовки, одновременно смешивая, посыпая и поправляя прическу.

— Пришел… посмотреть, — ответил мужчина.

И точно — стал смотреть. Как женщина занимается исконно своим делом, готовя пищу своему мужчине, пришедшему с охоты. Он смотрел, как она ловко движется по кухне, как в ее руках мелькают нож, ложки, лопаточки, солонка. Как быстро переступают ножки в лохматых шлепанцах, как круглятся и перекатываются под халатом разные выпуклости.

Смотрел. И как у собаки Павлова, у него один инстинкт, более сильный, начинал вытеснять другой, отчего куда-то ушла слюна и во рту пересохло.

Он тихо подошел, обнял женщину сзади и властно притянул к себе.

— Ты чего, ну, сейчас будет готово. Потерпи еще пять минут!

— Да я не из-за этого. Ну ее — эту еду. Что-то я не голодный. То есть голодный, но ужин может, кажется, подождать.

Женщина прильнула к мужчине, повернула голову, ткнулась носом ему куда-то в шею.

— Постой. Сгорит же все!

— И ладно. Пусть горит. Синим пламенем. — Мужчина потянул женщину от плиты.

— Погоди, дай выключу.

Она с трудом дотянулась, повернула ручки переключателей. Открыла кран смесителя…

— Руки! У меня руки грязные, они луком пахнут!

— Ну и пусть пахнут. Пусть это будет приправой.

Мужчина подхватил женщину и потянул ее в комнату, к дивану, против которого стоял телевизор, где по экрану бегали разноцветные фигурки, но до них никому не было дела.

— Ну, ты какой-то… Ты прямо…

— Какой?

— Неугомонный. Просто какой-то альфа-самец.

— Голодный альфа-самец, который сейчас тебя съест.

— Всю?

— Всю!

На кухне, журча, текла вода из незакрытого крана. Всё текла и текла… В духовке что-то тихо шкворчало. А на доске были разложены недорезанные овощи…

Эпизод двадцать седьмой. Четыре месяца и двадцать восемь дней до происшествия. Продолжение

— Ну, ты, Игорь, даешь! Мы чуть жаркое не сожгли!

— Я что, виноват, что ты вкуснее жаркого?

— Но я же жена, я должна накормить своего самца.