Читать книгу "Изголовье из травы - Марина Москвина"

Именно священное! Поскольку еще до нашей эры изобретательные китайцы принялись сооружать восточные сады – в качестве земного подобия рая. Расчет простой: сама природа призвана открыть созерцателю сада тайну бессмертия. Поэтому первым делом райскими садами окружили дворец китайского императора. Следом – поместья вельмож, дом городского чиновника, хижину отшельника. В самом прекрасном уголке сада ученый, чиновник, поэт устанавливали беседку, устраивали себе из нее рабочий кабинет. И пошло-поехало. Садами сокрушительной мощи и красоты окружили дворец китайского императора. Следом – поместья вельмож, дом городского чиновника, хижину отшельника. Можно сказать, в Китае начала эры случилось повальное увлечение садами. В самом роскошном уголке сада ученый, чиновник, поэт устанавливали беседку и, счастливцы, устраивали себе из нее рабочий кабинет.

Народ соперничал между собой, у кого сад более «райский», так вот, один средневековый китаец благодаря несравненному великолепию своего сада получил прозвище «Министр Садов» и таким образом навеки остался в истории Поднебесной.

Естественно, деловитые японцы, в любой момент готовые приспособить себе во благо заморские чудеса, взялись возводить свои райские сады. Тем более, из древнего Китая в древнюю Японию прибыли инструкции, как это конкретно делается. Очень поэтичные.

«Чтобы соорудить водопад, – говорится в одной древнейшей книге, – надо прежде всего выбрать камень, с которого будет падать вода. Обрамлением ему должны служить две скалы, олицетворяющие огромные горы, а фоном – настоящие большие деревья. Если ваш водопад – трех или четырех футов высоты, не вздумайте взять искусственно обработанный камень с гладкой верхушкой, но употребите такой, который веками палило солнце, поливали дожди и обдували ветра».

Кучи забот и хлопот от садового мастера требовало сотворение водопада! Место для него выбиралось вдали от дома, но так, чтобы слышен был звук воды, а в лунную ночь видны были отблески струй.

Десять классических форм водопада провозгласили старые мастера – не больше и не меньше: скользяще-падающий, падающий как полотно, падающий нитью, неровно падающий, падающий слева и справа, лицом друг к другу, отторгнуто падающий… Целая наука!

Деревья подбирали с учетом того, как с наступлением осени переменится цвет листвы, и что за картину дадут зимой голые ветки. Причем каждое растение имело символический смысл: сосна с кипарисом – долголетие и благородство, лотос – духовная чистота, слива и персик – счастье, бамбук – стойкость перед ударами судьбы…

Каменным светильникам – рукотворным, новехоньким – следовало изначально иметь налет древности, чтоб не выбиваться из общего ряда вечных скал и камней. Но твое счастье, если тебе удалось залучить в сад по-настоящему древнюю вещь, которая всей своей удивительной биографией заслужила собственное имя. Как, например, увенчанный славой монастырский фонарь по имени «Утро после снегопада».

Озерные острова – пожалуйста, выстраивай, какие твоей душе угодно – горные, лесные, с молодыми соснами на песке, даже в форме облака, плывущего по воде… Но центральное место изволь отвести острову черепахи и острову журавля, поскольку эти острова напоминают созерцателю садов о стремлении человеческого духа к глубинам познания и воспарению ввысь, в чем, собственно, и состоит сокровенная идея восточного сада.

Все это я обстоятельно изучила, когда вернулась из Японии.

Но там, переходя из сада замка Нидзё, где – остановись мгновение! – наблюдала низкий медленный полет серой цапли надо рвом с водой вдоль толстой каменной стены, поросшей мхом, – в дивные сады Золотого и Серебряного павильонов… Гуляя по берегу пруда Рёандзи – храма мандариновых уток среди белых, синих и желтых ирисов… Прислушиваясь к шуму ветра в прибрежных ивах и пытаясь угадать в бушующем цветении на водной глади – простые это здоровенные кувшинки, или же мы с Лёней своими глазами видим священные цветки лотоса… Нам и в голову не приходило, что все это – не натуральные природные заповедники, а произведения искусства, связанные с именами легендарных живописцев, каллиграфов и дзэнских отшельников.

Один лишь раз у Лёни закралось подозрение, когда он увидел, как на сосне сидел мужик и пропалывал на ветке иголки. А его напарник, сверяясь со схемой (видимо это и было руководство древних мастеров), подстригал веточки, замазывая «раны» на стволе каким-то специальным садовым варом, дымчато-золотистым. Притом он умышленно не трогал непомерно разросшуюся сосновую ветвь, со всех сторон подпертую столбиками.

– Э-э, да у них это все не само так растет, – высказал Лёня вполне революционную для нас догадку, хотя она и во мне уже тихо шевельнулась.

Только такой профан, как я, мог подумать, что форма пруда в виде иероглифа «син» («сердце») и расположение камней в воде случайны. А между тем, загадочным для меня образом устанавливая валуны в озере, мастер сада учел даже то, как они окаймят отражение в воде Серебряного павильона!

Если в саду возле дома растет дерево с широкими листьями, например, банан, – и это неспроста, а специально, чтобы «слушать музыку капель» во время дождя.

Если посажены ивы – значит мастер сада любил пенье цикад. И ему было хорошо известно о тайной взаимосвязи ивы и цикады.

Оказывается, сотни, а то и тысячи садовников веками, из поколения в поколение, поддерживают японские сады в том виде, в каком их создали древние мастера. И таким образом заботливо сохранилось бесценное мироощущение просветленного человека: растворенность в природе, благодарность, восхищение, стремление постичь природу, как истину и тайну бытия.

Художник творил сад, словно живописную картину. Вместо бумаги была у него засыпанная галькой площадка или озерная гладь, вместо размывов туши – камни, мхи, пагоды, листва деревьев… Естественно, он никуда не торопился и был далек от мирской суеты. Поэтому зорко видел, до чего хорош лист папоротника на фоне густой и мягкой зелени мха, оттененный светлыми камнями дорожки.

Как Господь Бог, свободно и раскованно, включал он в свою «живописную картину» далекие силуэты гор и лесов, грозовые тучи, падающий снег, сумерки, звездное небо, закатное или восходящее солнце. Все на палитру! Все краски природы! Лишь только изогнутое могучее дерево на переднем плане и легкий абрис горы вдали выдавали взгляд и руку каллиграфа.

Говорят, однажды мастер чая Сэн-но-Рикю снова и снова заставлял своего сына убирать чайный сад.

Наконец тот воскликнул:

– Хватит! Нечего тут больше делать! Ступени я вымыл три раза, каменные башенки и деревья спрыснул водой, мох сверкает свежей зеленью, на земле не осталось ни одной веточки, ни листочка!

– Ну-ну, – мирно отозвался мастер, – разве так подметают дорожку?

С этими словами Сэн-но-Рикю спустился в сад, тряхнул дерево и рассыпал по саду золотые и алые листья.

Кстати, мы в Токио с Лёней каждый вечер возвращались домой по тихой улочке, там пышный куст белых роз отцветал – осыпал лепестки. Асфальт вокруг подметен, вымыт, вычищен, ни соринки, ни пылинки, но белые увядающие лепестки на асфальте всегда оставались нетронутыми.