Читать книгу "Горький пепел - Ирина Котова"

Дед Амфат снова бросил на помощника взгляд и вдруг закапризничал:

– Эфенби Вей, подойти-ка сюда! Помоги мне, не справиться старику без тебя совсем. Да не стой, садись рядом!

Вей неохотно сел. Блюдо с лепешками стояло прямо перед ним.

– Хочу я гостей позвать дорогих, а нечем их кормить мне, – сокрушенно вздохнул кочевник, воздевая руки к небу. – Друг мой Фехи́л много лепешек делает, – он легко поклонился в сторону приосанившегося и пригладившего седые усы пекаря, – а не выбрать мне самые вкусные. Попробуй все, эфенби, отложи, какие понравятся.

Пекарь, польщенно улыбаясь, подвинул к принцу поднос с выпечкой.

– Я не голоден, – буркнул Вей в сторону, разгадав нехитрую уловку деда. – В обители поем.

– Конечно, не голоден, кто говорит про голоден? – удивился старик дребезжащим голосом. – Ты пробуй, внучок, пробуй.

– Я вам не внучок, феби, – резко проговорил Вей Ши, утомленный этой настойчивостью, и дед Амфат как-то беспомощно заморгал, но тут же мотнул головой:

– Ешь, эфенби. А то я ведь долго решать буду. Очень долго.

Его голос стал откровенно ехидным, и он кивнул пожилому Фехилу – тот сунул в одну руку Ши лепешку, в которую было завернуто восхитительно прожаренное мясо, зелень и овощи, залитые соусом, в другую – пиалу с чаем и хохотнул, снова поглаживая усы.

– Это вашерми, пища богов, – дед Амфат почмокал губами, для весомости собрал пальцы в щепоть и потряс ими. – Говорят, сам Красный Воин спускается иногда в Пески и приходит в кочевья, чтобы отведать настоящей вашерми из годовалого барашка. Ешь, милый, а то я боюсь, как бы ты с голодухи меня не уронил, – теперь он грозил пальцем, голос его дрожал от стариковской сентиментальности, глаза покраснели, и Вей неожиданно для себя даже не поморщился на это «милый», – потом отнесешь меня домой и будешь свободен.

«Потом» наступило не скоро. Вей съел и вашерми, и с пяток других лепешек с вкуснейшими начинками, истекающими соком, и сам не заметил, как на улицы опустилась темнота. Из зала пекарни они переместились под звездное небо, на ковры, постеленные прямо на мостовую, и пожилой Фехил выставил вокруг с десяток плошек с горящим маслом для освещения. Город с наступлением ночи словно стряхнул с себя дневное оцепенение из-за жары и ожил. Улицы были полны народу – у домов по соседству и по улице дальше также горели огни и сидели люди. К пекарне то и дело подходили другие старики, здоровались с хозяином и дедом Амфатом и усаживались на ковры, и вскоре молодой Ши обнаружил себя в окружении веселящихся, радостных людей. Кто-то наигрывал тонкую мелодию на маленьком струнном инструменте, формой похожем на разрезанную пополам луковицу, кто-то ставил на угли жаровни пузатый огромный чайник, серо-глиняный, расписанный синими цветами и пташками и черный от сажи снизу; в чайник сыпали ароматный чай. Незаметно появились несколько кальянов; пекарь разжигал их, смешно раздувая щеки с седыми пышными усами, доросшими до ушей; пахло древесным дымком, кофе и розами.

Сидящий рядом с Веем незнакомый старик повернулся к нему, предложил трубку кальяна – и принц взял ее, хотя и брезгливо было после чужих губ. Затянулся. Закашлялся, и вокруг захохотали, стуча себя по коленям и откидываясь на подушки.

– Помедленнее, внучок, – весело крикнул ему дед Амфат. – Как девушку целуешь!

Как девушку… Мужчины семьи Ши ценили плотские удовольствия, считая их необходимыми для ровного тока и перераспределения энергий в теле, и к обучению науке любви подходили с той же основательностью, что и к другим предметам. Так что в теории Вей Ши был подкован, а на практике… на практике оказалось, что невинные девы, получив статус фавориток юного принца, не довольствовались его благосклонностью и обществом, а начинали интриговать. Кто-то из фарфоровых красавиц, нежных, как цветы лилии, пытался извести соперниц, кто-то – выторговать преференции для родственника или повлиять на императора через принца. Вей ощущал их неискренность, как гнилостный запах, и менял одну за другой.

Потом, после изгнания в казармы, были шлюхи, отирающиеся в местах отдыха солдат, и быстрая близость для сброса напряжения. И простые девки ему, хоть он никогда не признался бы в этом, оказались куда больше по душе. Потому что честно брали деньги и отрабатывали свое. И помыслы их были прямы и понятны, пусть и приземленны.

Он снова затянулся – долго, словно правда целовал милую сердцу, чувствуя на языке запах роз и кофе. В голову ударило слабостью – были, видимо, в составе и какие-то дурманящие травы, – и он вдруг расслабился и улыбнулся.

В мыслях наконец прояснилось то, что его тревожило, – остекленевшие глаза девчонки с тяжелым именем Ка-ро-ли-на и ее дрожащие зрачки. Где-то он такое уже видел. Где-то видел…

Сосед-старик захлопал себя по коленям, присоединяясь к бравурной песне на языке Песков, которую завели с минуту назад. Вей, уже начавший немного понимать местный диалект, отвлекся от своих мыслей и прислушался. В песне говорилось о храбром батыре, который и нежить, обосновавшуюся у оазиса, выманил ночью в ловушку и порубил, и песчаников от своего кочевья отвадил: заманил их в озерцо выступившей на поверхность нефти и поджег. И деву прекрасную от песчаного льва спас, а потом и женился на ней, и еще что-то такое же героическое… Дед Амфат попыхивал кальяном, глаза его слезились от сияния масляных светильников.

Сосед допел куплет, склонился к принцу, потрепал его по плечу с улыбкой, что-то говоря.

– Что? – вежливо переспросил Вей Ши.

– Хорошо, что ты помогаешь Амфату, эфенби, – повторил старик и снова потрепал его по плечу. – Вот какой человек, песни про него слагают!

Принц заморгал и перевел недоверчивый взгляд на деда Амфата. Вот этот сморщенный, похожий на сушеный чернослив, тощий старик – великий воин?

– Большой силы был человек, о подвигах его во всех кочевьях говорили! – продолжал сосед с гордостью.

– А где же его семья? – осторожно поинтересовался Вей Ши.

– Э-э-э-э, – горестно махнул рукой сосед, взял кальян, затянулся. Вей Ши вежливо ждал – трубку передали ему, и он тоже вдохнул дым. – Никого не осталось, – наконец проговорил старик. – Вся семья отравилась дурной водой и померла от лихорадки, еще когда пустыня здесь была. Жена, дети с женами, внуки. Он внука на себе в Тафию приволок, как только открылся город, хотел молить Владыку Четерии об излечении. Но не успел. Похоронил. С тех пор ноги временами и отнимаются.

Вей молча покачал головой, снова затянувшись, взглянул на деда Амфата и быстро опустил глаза от кольнувшего в сердце стыда. Непривычного и неожиданного. Но никто не укорял его и отбирать кальян не спешил. Дурманящий дым расслаблял тело. Вокруг стоял шум, вокруг плескался хаос, но энергия струилась добрая, живая. И Вей Ши, сытый и полусонный, сидел среди гомонящих людей, слушал тягучие песни Песков и не ощущал теперь ни раздражения, ни злости, ни головной боли – словно его восприимчивость разом отключилась.

«Когда слишком сладко, не чувствуешь сладости, когда слишком больно, не ощущаешь боли», – как-то сказал ему Мастер. А потом растоптал, подняв на него руку; окунул в котел из кипящих человеческих эмоций, вышвырнув в яркую громкую Тафию с камнем обиды на плечах, заставил заниматься тяжелым физическим трудом и плотно взаимодействовать с людьми.