Читать книгу "Исток - Владимир Михайлович Соловьев"

– Надо найти воду и около нее смонтировать синтезаторы, – сказал командир. – Неизбежен риск: мы ведь летели не на дикую планету и у нас нет оружия, кроме личного. Нам под силу послать разве что легкую разведку. Правда, есть другой выход: выгрузить и собрать тяжелые машины, сделать их оружием если не нападения, то защиты. Но здесь, без механизмов, мы не справимся с этим раньше, чем в три дня, а время дорого. Так где же мы? Если это все-таки может быть Исток, попробуем обойтись без машин, если же нет… Теперь, осмотревшись и прислушавшись, выскажи свои мысли. Я хочу быть уверенным в том, что вправе сэкономить эти три дня.

Штурман не отвел взгляда.

– Не случилось ничего такого, – ответил он, – чтобы я перестал верить себе, приборам и формулам. Значит, это Исток.

Командир нахмурился, словно ожидал услышать не то.

– Но если это Исток, – подумал он вслух, – то иссякший; а так не бывает. История – не море с приливами и отливами, а река; реки же не текут к родникам. Пусть и не кратчайшим путем, но они стремятся вперед.

Штурман развел руками, словно оправдываясь, но промолчал.

– А как Исток мог иссякнуть? – продолжал командир. – Можно, конечно, предположить, что людям могучего мира надоело жить около этой звезды и они ушли в бескрайний простор – искать другое солнце…

Все подняли головы и посмотрели наверх, на ослабленное атмосферой, но все еще грозное на вид размашисто пылающее светило. В самом деле, уж не собиралась ли эта звезда стать Новой, и не потому ли люди покинули круги своя? А эта планета, вокруг которой корабль кружился, навивая нить за нитью, и на которую сел, – может быть, люди привели ее и поставили взамен своего дома, чтобы не нарушить равновесия в системе?

– Но если бы люди улетели, на планете или без нее, – возобновил свою речь командир, – они обязательно оставили бы какой-то знак, предупреждение, чтобы прилетевшие гости могли избежать опасности и знали, где искать Исток. Значит, этого не случилось. Что же касается иной судьбы… Конечно, всякая цивилизация, даже высокая, может при стечении обстоятельств заболеть и погибнуть, и тогда места, где жили люди, очень быстро зарастут бурьяном; но сохранятся руины городов, обрывки дорог, скелеты машин… Повышенный уровень радиации, наконец. Несчастья оставляют следы, хотя бы в виде могил. А тут? Безмятежность детства…

Штурман неуступчиво промолчал, а дозиметрист корабля, чьим долгом было определить уровень радиации, согласно кивнул, говоря:

– Радиация в пределах нормы, – и поднял руку с прибором как доказательство.

– И к тому же человечеству, достигшему уровня Истока, не может угрожать практически ничто, – заключил командир. – Ты ошибся: это другая планета. Что ты упорствуешь? Уж если я готов потерять эти три дня, то стоит ли тебе цепляться за них?

Штурман тяжело вздохнул. Ему очень хотелось признать свою ошибку, чтобы разрядить напряжение. Но он не мог сделать этого, не видя ее, и ответил:

– Я ошибся? Я сказал бы это с радостью. Но, видишь ли, тогда ошибся не я один. Тогда ошибались и Кеплер, и Ньютон, и Эйнштейн ошибался, а астрономия превратилась в гадание на картах. Согласись с этим – и я с чистым сердцем признаю, что исходил из неверных предпосылок, что законы, которыми мы все руководствовались, не распространяются на эту часть вселенной. Меня не страшат эти три дня, куда мне спешить? Но мое признание в ошибке ты можешь получить лишь такой ценой. Я уже в сотый раз мысленно прошел весь путь вычислений и расчетов курса, ясно увидел каждый сантиметр программы, побывал в каждой ячейке вычислителя и припомнил каждый день полета – и не нашел ничего, что позволило бы мне хотя бы заподозрить ошибку. Нет, корабль пришел точно к цели, не потратив ни лишнего грамма топлива, ни ватта энергии, ни секунды времени. Ты не удовлетворен, я вижу, но больше мне нечего сказать.

– Что значит – удовлетворен? – возразил капитан; как и всякий человек с волей, он обладал гордостью, противоречащей подчас здравому смыслу, и сейчас ему показалось обидным настаивать одному на осторожном решении, в то время как штурман выглядел храбрецом. – Почему – я? Где цивилизация, которая должна быть здесь? Мы не видим ее следов. Ты ведь споришь не со мной, штурман, – с фактом. Уж не хочешь ли ты сказать, – тем хуже для факта?

– Нет, не для факта. Его просто нет. Ты спрашиваешь: где следы цивилизации? Но при чем тут следы? Их оставляет тот, кто прошел; но ты и сам говоришь, что пройти, исчезнуть цивилизация не могла. Мы знаем, как выглядели цивилизации прошлого, но что нам известно об облике миров будущего?

– Почти все, – ответил командир уверенно. – Если бы мы даже и не видали ничего другого – на нашем пути был Гигант, и одного этого достаточно.

Командир умолк, и никто не стал нарушать тишины. В безмолвии яснеет память, а слово «Гигант» заставило каждого вспомнить последнюю ступень лестницы цивилизаций, планету, с которой они стартовали в уверенности, что следующий шаг поднимет их на самую вершину.

3

Гигант! Еще задолго до той невидимой линии, которая называется внешней границей системы, они услышали его голоса и увидели приветные огни маяков. Пространство сверкало, говорило, шептало, пело, кружилась карусель населенных планет, планеток, осколков, множества тел, созданных природой и человеком. Трассы кораблей скрещивались, свивались, сливались, чтобы снова разбежаться в тысяче направлений. Человек обитал здесь, и все говорило о нем, на всем стояла печать деятельного разума. Защитные поля останавливали корабль с Земли, признав в нем чужого, потом пропускали; корабли с Гиганта подходили и подолгу шли рядом, приветствуя прибывших. Чем меньше становилось расстояние до основной планеты этой системы, тем теснее было в пространстве. А потом появился Гигант.

Сначала он пролетел мимо них, желанный и совершенный; затем корабль настиг его. Блестела поверхность, созданная человеком; где-то в глубине чистые моря плескались в облицованных берегах, сплошь покрытые дисками и многоугольниками искусственных островов. Реки омолаживались в бесчисленных фильтрах и текли под прозрачными крышками в указанных им направлениях, разделяясь на рукава и в конце концов теряясь в трубопроводах. Строения возносились над поверхностью, другие углублялись в недра, а третьи вообще вольно плыли в воздухе. Кое-где ровным, как по линейке, строем двигались аккуратные голубоватые облака, но трудно было сказать – обычные ли это водяные пары или какой-то продукт химии транспортируется подобным образом. Тут и там виднелись зеленые пятна правильных очертаний, но это была не растительность, а искусственные озера, какой-то этап на длинном пути превращений вещества. Местами вспыхивали густо-красные или пронзительно-голубые огни, многоцветные радуги перебрасывались на тысячи километров и застывали, словно воздвигнутые навечно, но через несколько минут или часов внезапно исчезали и возникали вновь в другом месте планеты.

Корабль финишировал; необъятные поля, покрытые звонкими желтоватыми плитами, простерлись вокруг – веселый мир кораблей, устремленных в зенит. Поверхность планеты чуть вздрагивала, как стенки котла под давлением клокочущего внутри пара: под поверхностью находились энергетические централи этого мира. И повсюду – на покрытии космодрома, у зеленых озер, на материках и островах, в недрах и в воздухе – везде были люди, и в их движении угадывался неведомый еще Земле высокий ритм этой планеты, не зря, видно, носившей свое имя. Все было как чудо, как сказка, придуманная роботом-нянькой, это было будущее Земли, и на него хотелось глядеть не отрываясь.