Читать книгу "Блабериды - Артем Краснов"

— Сергей Михайлович передал вам. Не открывайте пока.

«Сергей Михайлович». Забавно. Даже с подобострастием.

Похоже, Сергей Михайлович берет с места в карьер. Взятка это или что?

Я с сомнением повертел конверт. Он был легким и казался пустым.

Девушка показала мне направление: по залу мимо бара и там правее.

Внутри «Мария» была типичным кафе, где утром вам предложат завтрак с кофе и сырниками, а днем бизнес-ланч. Вечером здесь сновали официантки, половина столиков была занята, публика сидела небогатая, пила кофе и казалась самой себе вполне успешной. От перекрестий взглядов было тесновато.

Братерский сидел в дальнем конце зала у самого окна, и мне понравилась уединенность места. Он изучал что-то в смартфоне. Когда я подошел и поздоровался, Братерский удостоил меня лишь коротким приветствием и снова уткнулся в экран, словно мы какие-то старые приятели.

Братерскому было за сорок. Для своих лет выглядел он неплохо. Темные чуть вьющие волосы почти без седины были зачесаны назад. Ухоженное лицо с выбритым подбородком подошло бы слегка переросшему студенту. У него бы быстрый взгляд-репейник, от которого еще несколько секунд чувствуешь колкость.

Не отрываясь от смартфона, он показал на вешалку. Я повесил куртку. Музыка все играла по кругу.

Словно понимая неловкость, Братерский жестом попросил еще минуту. Что-то важное держало его внимание. Я разглядывал белые манжеты, торчащие из-под рукавов дорогого, должно быть, пиджака. До сих пор я представлял Братерского по нечетким газетным снимкам и карикатурам с червячком, на которые он оказался не похож.

Официантка с прямоугольными ногтями цвета жилетки ДПС приняла мой заказ. Братерский кивнул ей неопределенно — видимо, она знала его предпочтения.

Он смотрел на смартфон с тревожным вниманием. Так пожилые родственники ждут, когда спустит манжета аппарата для измерения давления. Что-то менялось на экране, и это что-то гипнотизировало Братерского. Скоро он увидел результат, бровь его дернулась, но очень быстро он спохватился и ожил, словно получил хорошее известие.

Братерский демонстративно перевернул смартфон экраном вниз и энергично встал. Я тоже встал, менее энергично, и чуть не уронил стул. С легким поклоном Братерский протянул мне руку и крепко сжал ладонь, чуть притягивая к себе. Он смотрел прямо в глаза, и одна половина его лица, более молодая, чуть улыбалась, а вторая была серьезна и внимательна.

— Благодарю, что откликнулись на мое приглашение, — сказал он с подкупающим прямодушием, словно назначить встречу со мной в самом деле было непросто.

Я знаю, что значат преувеличенно теплые приветствия. Я писал статью про сектантов. С такими надо быть аккуратнее.

Мы сели. Пока я размышлял, как солиднее начать разговор, Братерский спросил:

— Бывает так, что вы ненавидите толпу?

У него были голубые глаза; в глухом свете кафе зрачки казались большими, тонкий нимб радужной оболочки светился по окружности. Он смотрел на меня так, словно ему в самом деле было интересно.

— В каком смысле?

— В прямом. Толпа вас раздражает? Выводит из равновесия?

Когда Братерский говорил, он сдержанно жестикулировал, утяжеляя слова.

Раздражает ли меня толпа? Я вспомнил, как здорово в школе поздним вечером, когда кругом никого, и шаги звучат с приятным длинным эхом. И как плохо без десяти восемь утра, когда толпа старшеклассников оттесняет тебя от гардероба.

— Я думаю, это у всех так, — ответил я неопределенно.

— Не у всех.

Официантка с кровожадными ногтями принесла мой капучино и бутылку воды Братерскому. Он сказал:

— Максим, у меня к вам предложение. Деловое предложение. Я имею в виду, что оно будет оплачиваться. И оплата уже у вас.

Он кивнул на куртку позади меня, в карман которой я положил согнутый пополам конверт. Этот аванс нервировал, будто я уже на что-то согласился. Надо кончать этот театр.

— Сергей Михайлович, чтобы не было недопонимания, давайте я сразу верну конверт, — сказал я, вставая.

— Да вы не паникуйте, Максим, — ответил он чуть насмешливо. — В конверте именно то, на что вы согласитесь. В каком-то смысле это уже решено.

— В каком это?

— Давайте я расскажу о своем предложении, а вы решите. Вернуть конверт можно всегда. Смотрите: мне нужно, чтобы в своих статьях вы периодически, без какого-либо принуждения, употребляли слово, которое я вам назову.

— И что это за слово?

— Блабериды.

Я не стал скрывать удивления. Братерский ждал ответа. Его взгляд стал жестче, почти черным.

— Что оно значит? — спросил я.

— Посмотрите в интернете.

— А… пфф…. Как я его должен употреблять?

— С негативными коннотациями. На самом деле, это вопрос технический. Пока мне нужно ваше принципиальное согласие.

— А…

Он не дал мне договорить, вытащил авторучку и написал на салфетке сумму. Ручка писала плохо, салфетка изорвалась.

— За каждое упоминание, — подтолкнул он салфетку ко мне. — Меня интересует примерно 5—10 упоминаний в месяц в статьях и около 30 упоминаний в ваших блогах. В конверте сумма за первый месяц.

Предложение было достаточно щедрым, я бы сказал, абсурдно щедрым, если учесть ничтожность просьбы. Я достал смартфон и набрал слово «блабериды», которое слышал впервые.

Поисковик выдал: «Блабериды — крупное семейство тараканов, представленное в основном тропическими видами». На фотографии блабериды выглядели чешуйчатыми жуками, вид которых не вызывал желания углубляться в вопрос.

— Сергей Михайлович, — сказал я, неспешно откладывая смартфон. — Мне пока не хватает фантазии представить, как использовать в статьях название сорта… или рода… или… не знаю, семейства, что ли, тараканов, потому что я пишу в основном про людей.

— А какая разница? — Братерский смотрел серьезно.

— Я не очень улавливаю, к чему вы клоните, но разница есть, — ответил я твердо.

— Я прошу вас использовать его, как слова «лопух, «рептилоид», «ватник», «козел», «ублюдок» или что-то в этом роде. У вас есть свобода выбора. Представьте, что это обычное ругательство.

— Я должен назвать кого-то блаберидом?

— Строго говоря, она женского рода, блаберида, но это не принципиально. Можете говорить блаберид.

— Я не понимаю, как я могу обозвать кого-то блаберидом? Кого и зачем?

— Есть же люди, которые называют других, например, червячком.

Я усмехнулся. Вот, значит, в чем дело. Его до сих пор нервирует эта кличка. Неужели он и впрямь такой злопамятный? Вся эта хитроумная канитель нужна лишь для того, чтобы обозвать блаберидом одного ненавистного депутата. Я пошел в контратаку: