Читать книгу "Чудо в аббатстве - Виктория Холт"

— Это милорд Норфолк, — или:

— Это барка герцога Суффолка.

Он немного знал этих людей, потому что иногда, по роду своей службы встречался с ним.

В этот летний день мы услышали музыку, доносившуюся с большой барки, идущей вверх по реке. Рука отца крепко обняла меня. Кто-то играл на лютне, кто-то пел.

— Дамаск, — тихо сказал он, будто боясь, что его подслушают, — это королевская барка.

Она была красивая — самая большая из всех, которые я видела. Ее украшали шелковые разноцветные флаги, я видела на барке людей, солнце играло на драгоценностях, сверкающих на их камзолах.

Мне показалось, что отец хочет забрать меня и пойти домой.

— О нет, — запротестовала я.

Казалось, он не слышал меня, но я чувствовала его нерешительность, он вдруг изменился, выглядел не таким сильным и умным, как всегда. Хотя я и была маленькой, мне стало страшно.

Он поднялся, и крепко обнял меня. Теперь барка подошла совсем близко, громко звучала музыка. Я услышала смех, а потом вдруг увидела великана человека с золотисто-рыжей бородой и казавшимся огромным лицом, его голову покрывала усыпанная драгоценностями шапочка, на его камзоле тоже сияли самоцветы. Возле него находился мужчина в алых одеждах, и великан, и мужчина в красном стояли очень близко.

Отец снял шляпу и стоял с непокрытой головой. Он шепнул мне:

— Сделай реверанс, Дамаск.

Мне не нужно было этого говорить. Я знала, что находилась в присутствии богоподобного создания.

Видимо, мой реверанс оказался удачным, ибо великан засмеялся и помахал рукой, унизанной кольцами. Барка проплыла мимо; отец вздохнул свободно, но все еще продолжал крепко держать меня и смотреть вслед барке.

— Отец, — воскликнула я, — кто это? Он ответил:

— Дитя мое, на тебя обратили внимание король и кардинал.

Я заметила его волнение, и мне захотелось больше узнать об этом большом человеке. Значит, это был король. Я слышала о короле. Люди говорили о нем приглушенными голосами. Они почитали его, они преклонялись перед ним так, как должны преклоняться только перед Богом. И больше всего на свете они боялись его.

Я уже заметила, что мои родители были осторожны, когда говорили о нем: встреча с королем застала их врасплох. Я быстро это сообразила.

— Куда они едут? — хотела я знать.

— Они направляются в Хэмптон-корт. Ты видела Хэмптон-корт, любовь моя.

Великолепный Хэмптон! Да, я видела это. Это было величественное, внушительное здание, значительно большее, чем дом моего отца.

— Чей он, отец? — спросила я.

— Он принадлежит королю.

— Но его дом в Гринвиче. Ты показывал.

— У короля много домов, а теперь у него есть еще и Хэмптон-корт. Кардинал отдал его королю.

— Почему, отец? Почему он отдал королю Хэмптон-корт?

— Потому что он был вынужден.

— Король… украл его?

— Тихо, тихо, дитя мое. Не говори так, это измена. Интересно, что это такое — измена? Я запомнила слово, но я тогда не спросила об этом, потому что больше меня интересовало, почему король отнял этот красивый дом у кардинала. Но отец больше ничего не сказал.

— Кардинал не хотел его отдавать, — сказала я.

— У тебя на плечах слишком взрослая голова, — с любовью произнес отец.

Он очень гордился мной. Он хотел видеть меня умной. Вот почему даже в таком возрасте у меня уже был домашний учитель, я знала буквы и могла читать простые слова. У меня уже появилось жгучее желание узнавать — и это приветствовал мой отец, он поощрял меня, так что, думаю, я была не по годам развитым ребенком.

— Кардинал опечалился, когда потерял его, — настаивала я. — Ты тоже печален. Тебе не нравится, что кардинал потерял свой дом.

— Ты не должна говорить так, родная моя, — сказал отец. — Чем счастливее наш король, тем счастливее я, как и должен быть истинный подданный, и ты тоже…

— И кардинал должен? — спросила я. — Ведь он тоже подданный короля.

— Ты умная девочка, — нежно произнес он.

— Почему ты не смеешься, отец? — сказала я. — Правда, смейся, почему ты вдруг погрустнел? Это ведь только кардинал потерял свой дом… Это не мы.

Отец вдруг посмотрел на меня, будто я сказала что-то очень странное, и потом заговорил со мной, словно я была взрослой и умной, как брат Джон, который иногда приходил навестить его из аббатства Святого Бруно.

— Любовь моя, — сказал он, — никто не стоит в стороне. Трагедия одного может стать трагедией для всех нас.

Я не поняла этих слов. Я не знала, о какой трагедии идет речь, и молча ломала себе голову над тем, что он сказал. Но я вспомнила об этом позднее и подумала, какими пророческими были слова отца в тот день у реки.

Он отвлек мое внимание:

— Посмотри, какой красивый вербейник! Давай соберем его для мамы?

— Да! — воскликнула я. Я любила собирать цветы, и матушка всегда была довольна тем, что я для нее выбирала, поэтому, собирая букетик из пурпурного вербейника и цветов, которые мы называли крем с яблоками, я забыла о той печали, которую вызвал в моем отце вид короля и кардинала на королевском барке.

* * *

Когда мне исполнилось пять лет, у нас поселились Кейт и Руперт. Это было ужасное лето. К нам пришло известие, что в Европе разразилась чума и уже тысячи людей умерли во Франции и Германии.

Жара стояла ужасная, и запах цветов в саду перебивался вонью с реки.

От Кезаи я узнала, что случилось. Я поняла, что могу узнать от нее много больше, чем от своих родителей, которые всегда осторожничали в моем присутствии и чего-то боялись, но и были неимоверно горды тем, что я была развита не по годам Она ходила в торговые ряды и видела несколько лавок, забитых досками, потому что их владельцы умерли от этой ужасной хвори.

— Просто в дрожь бросает, — говорила она об этой болезни, закатывая глаза, — она уносила тысячи жизней.

Кезая отправилась в лес повидать матушку Солтер, которую все боялись; но в то же время говорили, что у нее есть лекарства от любой болезни. Кезая была с нею в очень хороших отношениях. Когда она говорила о матушке Солтер, то гордо встряхивала своими густыми светлыми вьющимися волосами, глаза были в веселых морщинках, а на губах многозначительная улыбка.

— Она моя бабушка, — однажды призналась мне Кезая.

— Значит, ты тоже ведьма, Кезая? — спросила я.

— Есть люди, которые меня так называют, малышка. — Она скрючила пальцы и сделала страшное лицо. — Так что лучше хорошо себя веди, иначе я…

Я визжала от восторга и притворялась испуганной. Со своим смехом, иногда лукавым, иногда теплым и любящим, Кезая была для меня самым интересным человеком среди домочадцев. Это она первая рассказала мне о чуде, и однажды, когда мы гуляли, она сказала, что если я буду хорошей девочкой, она сможет, наверное, показать мне Дитя.