Читать книгу "Капитан Рубахин - Борис Баделин"

Обсуждение проклятого списка без самогона не складывалось: актив несознательно прятал глаза, никто не хотел высовываться первым. Когда уже употребила вся сельская власть по стакану-другому сивухи под мочёные яблоки, дело едва-едва сдвинулось с мёртвой точки.

Петруха каждое имя выдавливал из своих соратников с большим трудом, чуть ли не калёными клещами. Заседание затянулось заполночь, выпили четверть самогона, а на бумаге едва накарябали несколько фамилий…

Приезжий начальник, брезгливо присевший на скамью у стола, взял список и удивлённо вскинул на Прихлёбова острые, маленькие глазки:

– Вот это и все ваши мироеды?!

– Тык весной же всех главных вывезли, – залопотал Петрушка, обливаясь кислым похмельным потом. – Эти вот остались, а больше и нету, вроде бы как…

Приезжий ухватил сбоку деревянную кобуру с маузером, грохнул ей по столешнице и приказал:

– Собрать актив! Немедленно!

Вскоре ожидалось прибытие конного специального отряда милиционеров, который слегка поотстал на марше от механизированного начальства.

Через некоторое время немногочисленная Ильинская власть во главе с Прихлёбовым ёжилась и бледнела под смертельным взглядом сразу трёх глаз: два из них принадлежали приезжему уполномоченному, третий – его маузеру, вынутому из кобуры и положенному посреди наспех очищенного стола.

Не мудрствуя лукаво, чёрный грач тыкал обкуренным пальцем в потрёпанную и засаленную амбарную книгу, где были записаны все жители Ильинского, и монотонно задавал один и тот же вопрос:

– Этот – что имеет?

Активисты, путаясь и заикаясь, начинали перечислять скот и другое имущество, о котором знали в названном хозяйстве.

Обкуренный палец, слегка помедлив, двигался дальше, либо тут же твердым своим ногтем делал пометку. Список обречённых на раскулачивание быстро рос, как рос и едва скрываемый ужас в глазах собравшейся кучки борцов с пережитками царского строя.

– Этот – что имеет?

Палец уперся в фамилию прихлёбовского соседа, Андрея Рубахина, рядом с которым нынешний председатель сельсовета вырос сызмальства. А после Андрей не раз выручал по жизни незадачливого соседа то мешком муки, то ещё чем-нибудь, чтобы перелатанные портки с Петрухи совсем не упали.

Петрушка похолодел и промямлил:

– Тык детей у него четверо: три девки, да парнишка самый малый. А что имеет, тык лошадь одна да корова с телёнком, да подсвинка два – вроде, как бы и не кулак Андрюха…

– Это что значит – вроде? – острые глазки уперлись в Прихлёбова. – А в избе что?

– Машинка! Швейная машинка! «Зингер»! – выкрикнул из угла Стёпка Тащилин, считавшийся заместителем председателя и поспешивший на выручку растерянному Прихлёбову.

В начальственных глазах неожиданно вспыхнул явный интерес:

– Вот как! А хозяин – дома сейчас?

– Нету его! – заявил Тащилин, довольный тем, что обратил на себя внимание высокого начальства. – В город намедни поехал. А дома – только жена с ребятишками.

Твёрдый начальственный ноготь с нажимом черкнул по фамилии.

У Прихлёбова внутри всё оборвалось, стало ему настолько паскудно, что хоть волком вой. Но увяз коготок – всей птичке пропасть!

Наградив Стёпку коротким злым взглядом, Петруха стал лихорадочно соображать, как бы упредить соседку Дарью о нависшей беде. В голову ничего не лезло, да Господь помог – разглядел Прихлёбов через мутное окно в ватаге мальчишек, собравшихся вокруг автомобиля, старшего своего отпрыска Павлушку.

Сославшись на малую нужду, Пётр Саввич, выскочил на крыльцо и, вроде бы как по ходу дела, стал разгонять мальчишек. Те прыснули в разные стороны, а своего Прихлёбов схватил за шиворот и, нарочито встряхивая, засипел ему в ухо:

– Беги к тётке Дарье, скажи, мол, придут машинку швейную раскулачивать! Да язык потом проглоти!

Сметливый Павлушка, которому шёл уже одиннадцатый год, вырвался из отцовской руки и помчался по улице к дому.

Прихлёбов для виду зашёл в нужник, постоял там некое время без дела, и пошёл назад, демонстративно поддёргивая портки…

Дарья Рубахина возилась у печи с ухватом и чугунами, когда в сенях стукнула дверь и в избу влетел запыхавшийся и перепуганный Павлушка Прихлёбов:

– Тёть Даш! – горячо зашептал мальчишка. – Тёть Даш! Тятька велел передать, что к вам машинку раскулачивать придут!

Из Павлушкиных глаз брызнули слёзы. Тетка Дарья была ему хоть и не родной, но вовсе и не чужой. Когда в отцовской избе становилось совсем голодно, а мать всё чаще плакала, спрятавшись в чулане от глаз ребятишек, немногословная соседка всегда появлялась у них, будто бы невзначай, спросить у матери про какую-то безделицу. А после её ухода оставался на лавке то узелок с пресняками, то туесок с крупой, то изрядный кусок сала в чистой холстинке.

Рубахинские ребятишки с прихлёбовскими дружили, и нередко тётка Дарья, зазвав и своих и соседских к себе в избу, усаживала всех за стол, где уже ждали их глиняные кружки с молоком, накрытые душистыми ломтями свежеиспечённого хлеба.

А теперь Павлушкина душа разрывалась и от обиды, и от стыда. И смекал, и чувствовал он, что беда нависла над тёткой Дарьей, и над всей рубахинской избой не без вины его отца.

Дарья, как смогла, успокоила парнишку, с оглядкой выпроводила его с крыльца, перекрестила:

– Спаси Господи, Павлуша! Ты уж большой у нас, смотри, не проговорись кому, что прибегал-то к нам…

Павлушка утёрся рукавом, вздохнул по-взрослому, и юркнул домой.

Дарья, войдя тем временем в избу, быстро завернула тяжёлую швейную машинку в холстину и опустилась на скамью.

Эта машинка была предметом её гордости. Андрей привез её с ярмарки год назад. Перешагнул порог, загадочно сияя глазами, и водрузил прямо на стол увесистый куль из рогожи:

– Принимай, хозяюшка, подарок!

Радости Дарьи не было конца: в избе три девчонки, всех надо обшить, да и младшему, Никитке, тоже обновы не помешают.

Теперь нужно было машинку куда-то спрятать. Можно было закопать где-нибудь в саду, но земля уже промёрзла, да вдруг и не минёшь ещё чьих-то глаз!

Немного поразмыслив, Дарья спустилась в подполье, разрыла квашеную капусту в сорокаведёрной кадке и схоронила там своё сокровище.

Незваные гости явились уже затемно. Милиционеров привёл Стёпка Тащилин. Он попытался, было, остаться на улице, а то и вовсе смыться, считая своё дело сделанным, но под недобрым взглядом старшего группы съёжился и тоже вошёл в избу.

Испуганные девчонки лёгкой стайкой запорхнули на полати и затаились там, в дальнем углу. Никитка при виде чужих накрепко вцепился в материнский подол и зажмурил глаза.

– Где машинка? – прямо с порога спросил старший.