Читать книгу "Метод 15/33 - Шеннон Керк"

– Еще воды? – спросил он своим резким, низким и лишенным всякого выражения голосом.

– Да, пожалуйста.

Он начал повторяться на третий день. Думаю, именно это и подтолкнуло меня к серьезному планированию. И вопрос стал частью процесса. Он приносил мне еду и спрашивал, не хочу ли я еще воды. Я решила отвечать на вопросы утвердительно и набралась терпения, приготовившись каждый раз говорить «да», хотя все это было полной бессмыслицей. Почему сразу не принести большую чашку? К чему эта суета? Он выходит, запирает дверь, где-то дрожат водопроводные трубы, чихает и испускает струю кран. Все это происходит вне пределов моей видимости через замочную скважину. Он возвращается с пластмассовой чашкой тепловатой воды. Зачем? Вот что я вам на это скажу: очень многое в этом мире навсегда останется непонятым, так же как и логика множества необъяснимых действий моего тюремщика.

– Спасибо, – произнесла я, когда он вернулся.

На втором часу первого дня я решила попытаться сымитировать вежливость послушной школьницы и казаться благодарной, потому что очень быстро поняла, что смогу перехитрить этого сорокалетнего мужчину, своего тюремщика. Я бы дала ему лет сорок с лишним, потому что на вид ему столько же, сколько моему отцу. Я знала, что у меня хватит ума, чтобы обыграть это ужасное отвратительное существо, хотя мне было всего шестнадцать.

Ланч четвертого дня в точности повторял ланч дня третьего. Но, возможно, пища давала мне все необходимое, потому что я поняла – в моем распоряжении множество других преимуществ: время, терпение, неослабевающая ненависть. А когда я пила из толстой ресторанной кружки молоко, заметила, что у ведра имеется металлическая ручка и концы у этой ручки острые. Ее достаточно снять, и она превратится в отдельное от ведра преимущество. Кроме того, я находилась высоко в здании, а не под землей, как я думала в первые два дня. Судя по кроне дерева за окном и трем лестничным маршам, которые я преодолела, поднимаясь сюда, меня наверняка поселили на третьем этаже. Я решила, что высота – это еще одно преимущество.

Странно, не правда ли? Шел четвертый день, а мне до сих пор не было скучно. Можно было бы предположить, что мозг человека, запертого в полном одиночестве, склонен к безумию или галлюцинированию. Но мне повезло. Первые дни плена я провела в поездке, и то ли мой тюремщик совершил чудовищную ошибку, то ли чего-то не рассчитал, но для своего преступления он воспользовался фургоном, и у этого фургона были затонированы боковые стекла. Разумеется, снаружи ничего не было видно, зато я видела все. Я изучала и загружала в мозг наш маршрут, подробности, которыми так ни разу и не воспользовалась, но процесс преобразования и загрузки данных на целых два дня обеспечил мой мозг работой.

Если сейчас, по прошествии семнадцати лет, вы спросите меня, какие цветы росли на обочине съезда с тридцать третьего шоссе, я отвечу: полевые маргаритки вперемешку с ястребинкой. Я опишу для вас небо – туманное, серо-голубое, на горизонте грязновато-коричневое. Я готова рассказать и о неожиданных событиях, таких, например, как буря, грянувшая через 2,4 минуты после того, как мы миновали полянку с цветами, когда черная масса над нами разразилась весенним градом. Вы как наяву увидите круглые льдинки размером с горошину, вынудившие моего похитителя остановить автомобиль под путепроводом, три раза произнести «сука», выкурить одну сигарету, щелчком выбросить окурок и снова тронуться в путь, через 3,1 минуты после того, как первые градины посыпались на капот этого преступного фургона. Сорок восемь часов подробностей этого переезда я превратила в фильм, который прокручивала в голове каждый божий день своего плена, изучая и анализируя каждую минуту, каждую секунду, все до единого кадры в поисках возможностей и преимуществ.

Боковое окно фургона и то, как он меня усадил, в положении, позволившем следить за дорогой, заставило меня быстро сделать вывод о том, что захвативший меня мерзавец – безмозглая обезьяна, действующая на автопилоте, дистанционно управляемый исполнитель. Но мне было удобно сидеть в прикрученном к полу фургона кресле. Кроме того, несмотря на многочисленные попытки поправить сползающую с моих глаз повязку, ему, видимо, было лень слишком долго с ней возиться, хотя, вероятно, этот просчет объяснялся недостатком внимания. Так или иначе, я получила возможность видеть придорожные знаки и определить направление нашего движения – запад.

В первую ночь он спал 4,3 часа. Я спала 2,1. Через два дня и одну ночь мы съехали с семьдесят четвертого шоссе. И даже не спрашивайте о том стыде, который я испытывала во время туалетных остановок на заброшенных стоянках.

Когда наша поездка подошла к концу, фургон медленно скатился с шоссе и я решила отсчитывать минуты. Раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… 10,2 Миссисипи спустя мы припарковались, двигатель закашлялся и заглох на полутакте. 10,2 минуты от шоссе. Поверх сползающей с глаз повязки я разглядела погруженное в сумерки и посеребренное белым светом полной луны поле. Фургон окутали свисающие ветки дерева. Ива. Как у Наны[3]. Только это не дом Наны.

Он рядом с фургоном. Он идет за мной. Мне придется выйти наружу. Я не хочу никуда выходить.

Громкий скрежет металлической задвижки и стук скользнувшей в сторону двери фургона заставили меня вздрогнуть. Мы приехали. Я думаю, что мы приехали. Мы приехали. Мое сердце трепыхалось с частотой крылышек колибри. Мы приехали. У меня на лбу выступил пот. Мы приехали. Руки одеревенели, а плечи напряглись, образовав печатную Т с позвоночником. Мы приехали. Сердце колотилось все сильнее. Казалось, что этот ритм способен вызвать землетрясение на суше и цунами в океане.

Свежий ветер ворвался в фургон, как будто спеша опередить моего похитителя и утешить меня своим прикосновением. На мгновение меня окутала его прохладная невесомая ласка, но почти сразу все ее очарование оказалось разрушено мрачным присутствием похитителя. Разумеется, он был наполовину скрыт от меня моей сползшей повязкой, но я все равно почувствовала, что он замер, впившись в меня взглядом. Как я выгляжу в твоих глазах? Я всего лишь юная девушка, липкой лентой примотанная к креслу в твоем мерзком фургоне? Это кажется тебе нормальным? Ты чертов дебил.

– Ты не кричишь, не плачешь и не умоляешь меня, как все остальные, – произнес он с таким видом, как будто его посетило озарение и он постиг нечто, не дававшее ему покоя много дней.

Я стремительно повернула голову на звук его голоса, изображая одержимость, рассчитывая, что это движение заставит его занервничать. Я не уверена, что это удалось, но мне показалось, что он слегка отшатнулся.

– А тебе бы это понравилось больше? – спросила я.

– Заткни свою грязную глотку, ты чокнутая маленькая сучка, мне наплевать, что делают такие мерзкие шлюхи, как ты, – ответил он быстро и громко, как будто напоминая самому себе о том, что ситуацию контролирует он.

По его тону я сделала вывод, что, где бы мы ни находились, вокруг никого нет. Ничего хорошего это не предвещает. Он орет на меня, чувствуя себя в полной безопасности. Мы тут одни. Только я и он, и больше никого.