Читать книгу "Рычащие птицы. Комментарии к будням - Даниэль Глаттауэр"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ничего такого о себе не воображаю – но за несколько минут я узнал о них больше, чем они сами узнали бы за всю жизнь. Штирские куры-несушки живут до четырех с половиной лет, но лишь теоретически. Через двадцать недель после появления на свет они откладывают первые яйца: уже аккуратно-овальные, но пока категории пять (это самые мелкие). Затем следуют два продуктивных года. Стопроцентная яйценоскость означает: в день одно яйцо на курицу. Из печальных строевых кур можно при помощи ночного светового шоу выжать 98 процентов производительности. Не знающие стрессов вольные курицы выдают лишь 70 процентов, зато их яйца лучше, желток ярче, цены выше. После двух лет яйценоскость падает. Несушка, откладывающая яйцо в три дня, живет уже явно не по средствам – и потому недолго. Ее перспективы: суповой набор, собачий корм, переработка трупов животных.
Но давайте лучше поговорим о приятном. Дезире прямо у меня на глазах без всякого стеснения снесла яйцо. Оно было еще теплым. Мне можно было его взять, ей оно было уже не нужно.
Мы сговорились на том, что я при случае загляну к ней в гости еще раз. Может, и Дезире занесет как-нибудь в мои края. Как знать, может, она организует ответное мероприятие под девизом: «Посетите людей, которые поедают на завтрак ваши яйца».
Соня родом из Гамбурга, живет в Вене и может описать Австрию одним-единственным словом: «Зо-да-ля». Это ее любимое словечко, оно ласкает ее слух. «Зо-да-ля» комментирует австрийское ведение дел, которое отличается от северонемецкого, например, тем, что дело улаживается само собой, потому что у исполнителя посреди исполнения охота проходит или не приходит. Тогда он говорит: «Зо-да-ля». Чтобы понять «зо-да-ля», надо разложить его на три части.
«Зо» обладает завершающим действием. Это сокращение от слова «зоннтаг», воскресенье, и значит, что человек хочет, чтобы его оставили в покое.
«Да» имеет характер сдвига. Это краткая форма от: «Да вот вам, делайте сами эту дрянь, если хотите», то есть описывает удавшийся процесс перерезания пуповины с тем делом, которое надо было исполнить. «Ля» – это самый национальный из трех слогов. Это сокращение от «ля-ля-ля», краткая форма «Лянд дер берге» – «страна гор» или «лапидарно» и является выражением состояния души по типу «зозо-ляля». «Ля» в конце слова смягчает его остроту, вольно поигрывая с ним, умаляя серьезность его содержания, обесценивая всякое дело до пустяка. Не так уж оно важно, чтоб обязательно было исполнено. И хорошо. Зо-да-ля.
Двенадцатилетняя Винни из Шайббса в Мостфиртеле несколько дней назад изрекла великую фразу. Родителям следовало бы запатентовать ее, поскольку речь могла идти о мировой премьере этого выражения. Нет никакого сомнения, что эта последовательность слов Винни будет повторена…цать миллиардов раз и переведена на все языки мира. Всякий раз, когда молодые люди со своими требованиями натолкнутся на непонимание своих наставников (а это неизбежно), у них будет хороший шанс снова применить выражение Винни. Чтобы в финансовом отношении прийти на смену Биллу Гейтсу, Винни должна добиться десятипроцентного вознаграждения за каждое цитирование ее изречения. Безусловно, оно относится к так называемым долгоиграющим бестселлерам, которые разве что через несколько столетий превратятся в пустую революционную фразу. Еще ее потомки до шестого колена смогут жить на долю прибыли.
Субботний вечер. Винни хочет отправиться на вечеринку. Отец против. Винни: «В два я уже вернусь». Отец: «Нет, в одиннадцать я за тобой приеду». И тут Винни приходит в ярость и говорит: «Да это же методы, как в двадцатом веке!»
Вино теперь больше не вино, причем свое звание оно утрачивает стремительно. Раньше было как: красное – это вам не белое, литр – это вам не двойное, а старое – это вам не молодое. Но теперь мы нацелились на высокий винно-академический уровень, знаем не только Ниттнаусов, но всех ведущих виноделов каждого района по имени, уважаем стаканы размером с кубок, на донышко которого нам наливают дорогую лужицу. Наш турбоязык умеет отличать округлое вино от угловатого, шерстистое – от безволосого и полновкусное – от пустого. Привычные мы и к такому атрибуту, как «годится для питья» («не годится для питья» разве что та бутылка с вином, у которой пробка еще в горлышке). В настоящее время нас терроризируют фруктовые идентификации. То не вино, что не дает легкого привкуса лимона, кураги и вишни, если оно не оставляет во рту послевкусия смородины или крыжовника и не пирует с манго, гранатом и восточноболивийской карликовой маракуйей. Феномен: чем больше фруктов могут распознать в вине знатоки, тем сильнее это сказывается на нас (тем дороже оно может продаваться). Но когда-то обнаружится и король вин. И знатоки будут признавать, что это вино легко и тонко, где-то на дальнем своде неба надолго оставляет во рту послевкусие винограда.
Как я уже говорил, вино больше не вино, поскольку качество повысилось настолько круто, что цене приходится взбираться вообще отвесно, чтобы увеличить отрыв. Кстати, ей это прекрасно удается. Зато мы, потребители, превращаясь из бытовых пьяниц в винных академиков, испытываем благоговение перед каждым очередным глотком и распознаем в нем все фруктовые оттенки, какие предписываются винной литературой. Даже если бы это звучало так: «В левом заднем крыле носа отдает окисленным колесным колпаком, а на небе играет тонкий привкус каучука», – мы и тогда солидарно распробовали бы то же самое и принялись это ценить. А все объяснялось бы очень просто: виноград «цвайгельт»[2] придавили в деревянной бочке автомобильной шиной.
Правда, следующий тренд в дегустации вин настраивает нас скептически. Это уловление разницы между «мужским» и «женским» вином. Если послушать строгих виноделов, то женщины никогда не должны пить сен-лоран[3] (из-за его брутально-маскулинной табачной ноты). А мужчин с недавних пор полагается высмеивать за мускат, траминер[4] и рислинг[5]. Это дискриминация. Это напоминает о временах седой старины, когда кавалер под влиянием «мещанской спеси» наливал даме самос[6] и вино из красной смородины.
Когда температура на улице поднимается выше тридцати градусов, все прекращается. Когда она опускается ниже десяти градусов, ничего еще даже не начинается. Но уже самое время думать, чем заполнить промежуток. Поскольку эти пять букв опять надвигаются на страну. Это случается всякий раз, когда солнечный свет желтеет. Вентиляторы замирают и прислушиваются. Кто-то впервые чихает. Кто-то наконец высмаркивается. Кто-то уже по-настоящему заболевает.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Рычащие птицы. Комментарии к будням - Даниэль Глаттауэр», после закрытия браузера.