Читать книгу "Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова"

* * *

Умирал старый Ярослав Осмомысл.

В душной изложне[2]царил полумрак. Оконца притворены ради холодов - как-никак Покров на носу! - только лампада и несколько свечей озаряют покой. Белеет высоко взбитая постель, на которой, вытянувшись, лежит старый князь. Когда-то широкий в плечах, костистый, крепкий, он усох, ослабел. Истончилась борода, острее и длиннее стал нос, чернее и глубже глаза. Взгляд их почти потух, но расширенные близорукие зрачки время от времени шевелились, находя сыновей.

Старший, Владимир, был в окружении бояр. Верные ему Константин Серославич с сынами и лях[3]Володислав, что ещё двадцать лет назад пришёл в Галич искать службы, стояли рядом.

Прочие - бояре, священники, советники, - толпились вокруг, поглядывали на обоих княжичей, прикидывали, за кем бы пойти. Бояре извечно тянут одеяло на себя, ищут на престоле слабого князя, чтобы быть при нём в силе да в милости.

Недолго молчал Ярослав Осмомысл. Давно точила его душу крепкая дума, и ныне, пред ликом смерти, настала пора исполнить задуманное. Он пошевелился, махнул рукой - и постельничьи тотчас же приподняли его на ложе. Князь расправил плечи и на время стал таким, как привыкли его видеть бояре.

- Отхожу я, - просто, как о давно решённом, сказал князь. - Чую - смертный час мой настаёт. И ныне призвал я, дабы услыхали вы слово моё последнее. Поклянитесь же, что волю мою исполните. На кресте поклянитесь!

Стоявший рядом протопоп Севастьян вышел к боярам. Святую Библию и большой, усыпанный лалами и смарагдами крест несли за ним. Бояре один за другим прикладывались ко кресту, обещали сдержать князево слово, но неискренне звучали многие речи - неведомо ещё, что задумал Ярослав Осмомысл.

- Богата и обильна земля наша галичская, - с придыханием заговорил потом князь. - Зело много ворогов зарится на её богатства, да и сами мы, яко волци ненасытны, рвём другу дружки из рук земли. Много сил надобно положить, дабы уберечь отчее и дедово. Ныне приходит мой час. Хоть молва окрестила меня Осмомысл ом, я одной своей худой головой сумел удержать Галич, оберечь его от ворога внешнего и от злого соседа, своего же брата-князя-завистника. И вот теперь приказываю, - Ярослав чуть приподнялся, уперев немощные кулаки в постель, взор его сверкнул, - приказываю место своё Олегу, меньшому сыну моему…

Владимир вздрогнул, сжал кулаки. Бояре отшатнулись, переглядываясь.

- А старшему, - в тяжёлой тишине упали слова Осмомысла, - Владимиру, даю Перемышль…

Константин Серославич стиснул зубы. Не такого он ожидал от старого князя!

- И ныне, - негромко, тяжело дыша, вещал Осмомысл, - желаю, чтобы поклялся на кресте Владимир, старший сын мой, не искать под меньшим братом галичского стола и довольствоваться тем, что имеет. А на сём моя последняя воля!

Почти выкрикнув последние слова, Ярослав Осмомысл с коротким стоном откинулся на подушки. Сердце зашлось болезненными толчками, стало душно, обильный смертный пот выступил на челе и висках, но, одолев приступ боли, Осмомысл ещё успел прохрипеть, хватая ртом воздух:

- Целуй крест, Владимир, а иначе… и Перемышля тебе не видать… уж лучше Святославу Чермному отдам, а не то Роману волынскому… А тебе - вот Бог, а вот порог… Крест…

Владимир бледнел на глазах. Мир рушился. Он уже видел торжество безродного поповского сына и себя униженного и раздавленного.

Поп Севастьян бочкам придвинулся, поднимая усыпанный лалами и смарагдами крест.

- Целуй…

Медленно, словно боялся сломать спину, Владимир наклонился, перекрестился, едва-едва коснулся губами тёплой от человечьих рук кованой фигурки Спасителя, прошептал молитву.

- Клянись…

- Клянусь, - выдавил Владимир…

Ярослав Осмомысл ощипанным тощим коршуном следил, как один за другим подтверждали вассальную клятву Владимира Ярославича его бояре. Потом враз почувствовал себя худо. В очах потемнело. Страшное напряжение отпустило, и он обмяк, откинувшись назад.

- Подите все… Олег…

Бояре, пятясь, устремились вон. Владимир вышел в числе первых. Он брёл, шатаясь, не видя ничего, едва не споткнулся на крутых ступенях всхода. Бояре не поспевали за ним. Их неровные торопливые шаги ещё больше подгоняли княжича. Не выдержав, он побежал к Алёне.

Алёна не была княжьей или боярской дочерью. Навеки запомнил Владимир измену отца и позор матери и, хотя женили его в свой черёд на княжне Болеславе, дочери Святослава Всеволодича Чермного, с женой не жил и детей от неё не имел. Зато, словно назло отцу, приветил поповну, Алёну Спиридоновну, чуть не из-под венца уведя её от мужа. Богобоязненная Алёна сперва плакала и молилась, но после, когда забился во чреве первый сынок, смирилась, а родив, вовсе привыкла. Недовольно косились из-за этого на Владимира бояре - в отца пошёл Владимир Ярославич, как Осмомысл, с попадьёй слюбился! - но помалкивали. А Владимир жил как в последний раз - дескать, не быть мне князем, так зачем блюсти приличия! В глубине души надеялся на лучшее - как-никак старший сын и от княгини рождён! Но вот огласил последнюю волю старый Ярослав Осмомысл - и вышло, что как в воду глядел Владимир Ярославич. Ходить ему в подручных у меньшого брата, у сколота внебрачного…

Часть 1. ГАЛИЧ

Глава 1

1

смомысл умер. Его отпели в храме Успения, схоронили при храме, где лежали уже отец Владимирко Володаревич и дед Володарь Ростиславич. На другой же день должен был венчаться на княжение Олег «Настасьич».

Не по нраву пришлась Галичу последняя воля Ярослава Осмомысла. Был князь мудр и осторожен, а тут вдруг такое… Не то перед смертью разум помутился, не то нарочно хотел отомстить убийцам и недоброхотам Анастасии. Да где ж это видано - не сын княгини урождённой, не потомок боярского старинного рода, не от иноземной принцессы - попович на золотом столе галицком!

Сперва только помалкивали и дивились. Потом зашептались - тихо, потом всё громче. Наконец в полный голос зазвучали крики: «Не хотим поповича! Настасьича к Настасье!»

Загудело вече, ударило в чугунное било. Зазвонили колокола на Успенском соборе, подхватили набат на других храмах. Выплеснулся взбудораженный народ на улицы. Вместе, единым порывом, бояре, торговые люди, ремесленный и чёрный люд ринулись на площадь.

Неспокойно было Олегу во дворце. Пока был жив отец, гордился и радовался он, гоголем прохаживался по двору, расправив плечи, сидел в палатах. Вокруг смотрел мутновато-счастливым взором, мечтал о разном.