Читать книгу "Любовники - Юлия Добровольская"

* * *

Дина не боялась собак до тех пор, пока прошедшим летом в Анапе ее не покусал симпатичный рыжий пес Бобик. Бобик был на вид очень мирным и жил в деревянной будке на цепи во дворе у хозяев, у которых они с мамой, маминой подругой тетей Альбиной и ее сыном Сережей снимали комнату. Дина знала, что на ночь эту цепь пристегивают к натянутой вдоль забора проволоке и таким образом Бобик охраняет большой хозяйский фруктовый сад, двор и дом. Еще Дина знала, что к будке Бобика подходить нельзя — об этом всех своих постояльцев предупреждали хозяева. Но Дину обманул мирный вид пушистой рыжей лайки с черной мордой и блестящим черным носом, дружелюбно виляющей закрученным в бублик хвостом. Как-то она подошла к будке, села на корточки и стала разговаривать с Бобиком. Тот сидел боком к Дине, повернув к ней милую улыбающуюся физиономию с высунутым языком и метя виляющим хвостом мелкую белесую пыль. Когда Дина поняла, что Бобика оклеветали, что вовсе он не злой, а очень даже добрый, и протянула руку, чтобы погладить его рыжую с черным холку, Бобик вдруг с рычанием на нее накинулся, повалил на землю и зубами впился ей в грудь. Наверное, она закричала — Дина не помнит. Помнит только, как хозяин со странным именем Никандр Никандрович хлестал Бобика сложенной в несколько раз толстой, как канат, веревкой. Потом мама каждый день водила Дину в больницу, где той делали уколы в живот. И еще ей зашили на груди рваную рану от острых зубов Бобика, заклеили ее пластырем, и у Дины на этом месте осталась белая незагоревшая кожа.

* * *

Собаки приближались к Дине, не обращая на нее особого внимания: ну идет девочка, пусть себе идет, расступимся, обойдем стороной. Пожалуй, именно тогда Дина впервые отчетливо услышала этого обитавшего внутри ее Кого-то. Он говорил: «Иди как идешь и не вздумай бояться и убегать!» Дина послушалась, собрала всю свою силу воли и, не сбавляя и не ускоряя шага, поравнялась со стаей. Стая пропустила Дину сквозь себя, не забыв потявкать в ее сторону. Возможно, это было приветствие, а может, предупреждение — мол, не смей нас задирать, а то мы не посмотрим, что ты такая маленькая и беззащитная.

«Не убегай, только не убегай!..» — повторяла Дина про себя наказ внутреннего голоса. Но спина коченела от сознания того, что там, за ней бредет сейчас стая полудиких собак, и неизвестно, что может взбрести им в голову… И вдруг что-то сорвалось в Дине: страх стал неуправляемым, застил глаза, ум, заледенил нутро. Она ринулась бежать. Она ничего не понимала и ничего не чувствовала. Окраиной сознания она уловила, что собаки мигом ее догнали, окружили и с остервенелым лаем, которого она не слышала, бегут рядом, хватая зубами за рейтузы, натянутые на голенища валенок, и за полы пальто.

Они отстали от Дины в том месте, где сельхозная дорога переходила в городскую улицу. Дина забежала в магазин, расположенный на углу крайнего дома, — это был самый большой в то время продовольственный магазин в их небольшом городке — и только тогда окончательно пришла в себя. Она остановилась в тамбуре, между двумя застекленными дверями — одни вели внутрь магазина, а другие на улицу — и прислонилась к стене.

Собак нет, она в безопасности, пальто не порвано — значит, они не кусали, а только пугали, лицо не в слезах — значит, она не плакала. Это хорошо, что она не кричала и не плакала. Почему Дина решила, что это хорошо, она не знала.

В магазине было очень светло от множества свисавших с потолка ламп в металлических колпаках и всегда пахло молоком и свежим хлебом, лежавшим на деревянных решетчатых полках с колесиками. И у каждого отдела в этом магазине было свое звучание.

Справа от входа обитали стеклянные голоса: бутылки с глуховатым звоном стукались друг о друга в деревянных ящиках, а стаканы весело позвякивали на эмалированных поддонах. Еще здесь энергично журчал крутящийся фонтанчик, на котором продавщица тетя Валя мыла использованную посуду. Тут можно было попить сока, например томатного — он лился плотной тугой струей из большого стеклянного кулька с крышкой в граненый стакан и пенился в нем как-то по-особому, не так, как, к примеру, виноградный или яблочный. Или газировки, скажем крем-соды, которая с шипением струилась из длинного горлышка зеленой бутылки, и нужно было вовремя взять стакан и поднести его к губам, чтобы губы и нос обдало лопающимися пузырьками и их приятным острым сладко-кислым запахом.

В бакалейном хрустели газетные листы, из которых делали кульки под макароны, муку или конфеты, и шуршали большие алюминиевые совки, зачерпывающие лапшу или сахарный песок из выдвижных фанерных коробов или прямо из лохматых серых мешков.

А в молочном отделе звучала целая симфония… Сначала собравшаяся в ожидании молока очередь слышала глухой скрежет металла о щербатый цементный пол — это тяжелые полные бидоны подтаскивали крюками к прилавку. Потом раздавалось звяканье и чпоканье — открывались два бидона, и тут же начиналось клацанье литровых или полулитровых алюминиевых черпаков на длинных ручках о посуду покупателей, сопровождаемое вкусным густым бульканьем и таким же густым и вкусным журчанием молока, наполнявшего сначала черпаки продавцов, а после бидоны покупателей. Потом звякали крышки опустевших больших бидонов и наполненных маленьких, пустые бидоны со звоном откатывались на склад, снова глухо скрежетали подтаскиваемые полные…

И над всем этим многоголосием висел перезвон монет, бросаемых в ящички кассовых аппаратов, резкое щелканье и сочное стрекотание этих аппаратов…

* * *

Дверь открылась, и в магазин вошла мама. Мама всегда заходила в магазин после работы. Дина не рассказала ей о случившемся — чтобы ее не волновать.

А вечером, засыпая, она вдруг отчетливо поняла, что сегодняшний случай произошел только потому, что она, Дина, ослушалась чьего-то мудрого и такого внятного совета. И она решила во что бы то ни стало впредь этого не делать. С тех самых пор и началось осознанное общение с мудрым советчиком, обитавшим где-то внутри Дины.

Константин Константинович Колотозашвили

— Турбина, я вижу, вы уже готовы отвечать? — раздался негромкий баритон преподавателя.

— Готова, Константин Константинович.

— Прошу вас. — И он чуть отодвинул стул рядом с собой, на который садились экзаменуемые студенты, жестом приглашая Дину занять это место.

Идя по проходу к столу преподавателя, Дина заметила, что Константин Константинович чутко следит за ее ногами, словно опасается, как бы она не запнулась за протертый линолеум пола или не поскользнулась на нем… Да, именно так в первый момент расценила Дина это пристальное внимание преподавателя к ее цокающим каблучками туфелькам, ничем не примечательным с ее точки зрения щиколоткам и чуть-чуть выглядывающим из-под в общем-то не слишком короткой юбки коленкам…

В следующий миг Дина усмехнулась — едва ли не вслух — своей наивности. Она резко остановилась на полпути.

Константин Константинович — жгучий брюнет тридцати с небольшим лет, яркий, крупный мужчина, всегда одетый в строгий темный костюм, белую сорочку и непременно в модном галстуке — поднял взгляд и посмотрел в глаза Дине. На его лице читался вопрос и некоторое недоумение: в чем дело, девушка?..