Читать книгу "Чужая рука - Сергей Саканский"

* * *

Жаров остановил диктофон. Если выстрел на Цветочной улице прогремел в девять, о чем показали несколько человек, то ни Косарева, ни капитан не могли быть убийцами.

– Так вы считаете, что я обязан давать вам объяснения? – голос капитана Парщикова открывал следующий фрагмент записи. – Ну, что ж, обязан так обязан. Но учтите: я вас разочарую, поскольку мне известно о нем безусловно меньше, чем вам. Хотя того, что мне известно, достаточно, чтобы сойти с ума. Вам это, думаю, не грозит, поскольку вы…

– Давайте не будем обсуждать обстоятельства, которые не касаются дела, – скороговоркой прервал его Пилипенко.

Слушая это место во второй раз, Жаров снова усмехнулся: больше всего на свете его друг боялся сойти с ума и закончить свои дни в симферопольской психушке – как раз по причине ежедневного общения с такими людьми.

– Похоже, вы не очень хорошо относились к погибшему?

– Совершенно верно: я ненавидел этого субъекта. Причины вам, я думаю, ясны. А если нет – бессмысленно вдаваться в объяснения. Тем более что вас интересуют факты. Так вот: я признаю, что ненавидел.

– Ваша ненависть – это не факт. Ненависть, сама по себе, не может убить. Вы с ним были знакомы? Насколько коротко?

– Нет, мы с ним не были знакомы. Я знал, что у нее кто-то бывает. Но не знал, кто именно. Она, конечно, ничего не говорила. Но я-то знал! Чтоб это знать, не нужно быть Шерлок Холмсом, вроде вас. Вполне достаточно обычного внимания.

– Где вы были в субботу вечером?

– В кино. А потом я отвез ее домой.

– Вы заходили к ней?

– Нет. Довез до дома, а потом поехал к себе.

Пауза. Жаров хорошо понял ее смысл: следователь только что поймал Парщикова на легкой лжи и, скорее всего, внимательно всматривался в его лицо, чтобы, подобно детектору, определить сам портрет лжи для данного человека, на будущее.

– Хотите правду? – голос Парщикова стал громче, вероятно, он подался вперед над столом. – Когда я узнал об этом убийстве, то до известной степени был рад. Иначе все могло тянуться вечно, и всякий раз после его визитов она была немного не в себе. Теперь, надеюсь, все пойдет как надо. Сначала будет малость тяжело, но я-то знаю, что в конце концов убитых забывают, и к тому же мы, видимо, уедем. У меня мать в Киеве, двухкомнатная квартира. Лилю возьмут в любой театр, а я как-нибудь устроюсь. Возможно, мы с ней заведем ребенка. Я – хахаха! – как видите, еще...

– У вас есть пистолет? – вдруг перебил Пилипенко.

– Да, я имею личное оружие и разрешение на него.

– Какая система?

– Парабеллум, калибр семь шестьдесят пять.

Пауза. Похоже, что-то в лице следователя насторожило Парщикова, и он спросил, уже тоном ниже:

– А что? Что вы на меня так смотрите? Этот человек был застрелен из… чего?

– Мы должны осмотреть ваше оружие, – сухо сказал Пилипенко. – Где вы его храните?

– Дома, в столе.

– Просто в ящике стола?

– Не просто. Согласно инструкции, деревянный ящик стола изнутри обит жестью.

– А ящик заперт?

– Разумеется.

– Ключ вы носите с собой?

– Нет, это нецелесообразно. Ключ я храню в комнате, но никто не знает, где именно.

– Кто, кроме вас имеет доступ к вашей комнате?

– Никто.

– А у Косаревой нет ключей?

– При чем тут она? Как вы можете ее подозревать?

– Я всего лишь задаю вопрос, насчет ключей.

– Да нет у нее ключей! Она редко бывает в моей берлоге.

– Соседи?

– А что соседи? Вы, хотите сказать, хозяйка… Я ведь эту комнату снимаю. А квартира у меня в Киеве, я уже говорил. У хозяйки, конечно, есть ключи от комнаты.

– Какая у хозяйки семья?

– Двое – она и сын. Лет четырнадцати, восьмиклассник.

И тут раздался звук, которого Жаров в первый раз не заметил, звук, не вызывающий сомнения в своей природе – это был короткий и резкий щелчок пальцами.

Именно так Пилипенко всегда и щелкал, если ему приходила в голову какая-то решающая мысль. Жаров прекрасно понял, что произошло: следователь, уже настроив свой внутренний детектор по первому разу, снова почувствовал в словах допрашиваемого ложь.

* * *

Жаров уже знал, что парабеллум Парщикова был проверен, и эксперт-криминалист Леня Минин вынес безусловное заключение: Лазарев был убит именно из этого оружия. Но весь абсурд ситуации заключался в том, что и Парщиков, и Косарева в момент убийства были еще в кинотеатре. И дело не только в их показаниях, верить которым не обязательно, поскольку они оба могли быть сообщниками. Проблема в том, что сотрудники «Спартака», хорошо знающие актрису, подтвердили, что видели ее в кинозале, видели, как после сеанса, который закончился в девять ноль пять, она выходила на улицу с человеком, по описанию похожим на Парщикова.

(Слушая запись в первый раз, Жаров нажал на этом месте паузу. Мысль, пришедшая ему в голову, была фантастичной, но, тем не менее, объясняющей все. Почему никто не догадался сделать очную ставку Парщикову с сотрудниками кинотеатра? Точно ли с Косаревой был капитан запаса, а не его двойник? А сам Парщиков в это время преспокойно застрелил Лазарева. Или даже еще пуще: двойник в кинотеатре был, но не Парщикова, а Косаревой. В сущности, у этой красавицы вполне типичное лицо, таких красавиц много…)

Зато первоначальное предположение следователя, как он сообщил Жарову, принеся ему кассету, было столь же закономерным, сколь и абсурдным – вот до чего доводит крепкая материалистическая закваска! Если Парщиков ненавидел Лазарева, имел мотив для убийства, но лично убить не мог, то это значит только одно: Парщиков нанял киллера, а сам обеспечил себе алиби. Но как это можно, спрашивается, нанять киллера, вручив ему свой собственный пистолет? Жаров не мог допустить, что капитан запаса Парщиков был идиотом. Впрочем, идиотом не был и следователь Пилипенко, но все же версию о киллере пока в уме держал…

Работая с милицией уже много лет, журналист всегда пытался нащупать какую-то мистическую мысль. Так человек, мечтающий увидеть летающую тарелку, чаще других поглядывает на небо. Каждое новое дело несло в себе некую замысловатую тайну, но раскрывалось самым обычным образом. И вот, сейчас, похоже, они подошли к двери в неведомый мир так близко, как никогда раньше.

Материалистическая версия Пилипенки была разбита в пух и прах – записью следующего допроса, как и версия Жарова о двойниках. У него замирало в груди, когда он слушал запись впервые. Это ощущение не проходило и теперь…

Пилипенко допрашивал соседского мальчика. Его звали Митя Суворов, он был сыном хозяйки и дружил с жильцом, как может дружить четырнадцатилетний мальчишка с настоящим офицером средних лет.