Читать книгу "Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале - Марк Дэпин"

Он выпил водки, которую ему передали из толпы, упал и в конце концов ушел со сцены, оставив вместо себя парня, до того игравшего на свистульке.

В марте восемьдесят восьмого Макгоун исполнил «If I Should Fall From Grace With God» бесподобно. «Погус» могли растрогать до слез любого душегуба своим возвышенным рождественским хитом «Сказка Нью-Йорка», и я был самым бестолковым идиотом из всех бестолковых идиотов, которых трогала эта музыка.

Я попытался представить, где в Соунси могла находиться ночлежка. На улице встречались только таксисты. Они направили меня куда-то далеко-далеко. Дорога была холодна, а мне нужно было срочно попасть в тепло. Я втиснулся в телефонную будку, вонявшую мочой, позвонил самаритянам, которые должны в предрассветный час помогать отчаявшимся людям, и объяснил, что потерялся в Уэльсе посреди ночи, что у меня нет бумажника, что продрог, так как был одет в самый раз для прогулки по пляжу, что даже не смог заставить полицейских арестовать себя и что теперь мне необходимо найти ночлег, пока мои ноги не почернели и не отвалились.

– Да, – сказал вежливый и глупый голос, – а что вас беспокоит на самом деле?

Ты, мать твою за ногу, дружище! Ты меня беспокоишь! Ты собираешься сказать, где я могу переночевать, или как?

Он не собирался. Он специализировался не на первой помощи, а на выяснении глубинных причин людских несчастий.

На поиски пристанища для бездомных у меня ушло два часа. Когда дверь открыла усталая социальная служащая, я был готов расцеловать ее – в тот момент я был готов расцеловать хоть Гитлера, настолько сильно замерз. Я рассказал о своей проблеме, но она заявила, что не пустит меня. Она, понимаете ли, содержала «дом трезвости», а я по всем признакам был пьян. В качестве альтернативы женщина предложила мне одеяло, кружку горячего чаю и возможность переночевать на ступенях крыльца.

В итоге она уступила. Мне было позволено войти в дом, но только не в спальное помещение. Я мог подремать на диване до шести утра и должен был убраться до момента, когда начальство встанет на завтрак: нельзя подавать дурной пример бродягам.

Я проспал всего пару часов и проснулся оттого, что надо мной нависли две огромные, откормленные морды, которые при этом что-то бессвязно бормотали. Двое уэльсцев, мучимые бессонницей, хотели присесть на мое место.

Когда я добрался до железнодорожной станции Суонси, было по-прежнему туманно, и я по-прежнему не знал, что со мной произошло.

На платформе не было охранника, поэтому я беспрепятственно прошел к первому поезду на Кардифф и сел в вагон. Меня колотило. Контролер потребовал билет. Я посмотрел на него и вместо ответа продемонстрировал, как сильно меня колотит. Тот пожал плечами и проигнорировал меня. Наверное, именно так путешествуют душевнобольные, ведомые своими иллюзорными помыслами, игнорируемые властями, едва замечаемые окружающими.

В Кардиффе на платформе стоял страж порядка. Покачиваясь, я молча прошел мимо него. Полицейский старательно смотрел в противоположную сторону.

Я знал, что Джей живет в Кардиффе, но не знал его адреса, поэтому зашел в службу такси и позаимствовал у них телефонный справочник. Дежурная поинтересовалась, что со мной произошло. К тому моменту у меня было о чем порассказать, даже при том, что я не помнил, как оказался в Уэльсе. Она выслушала меня со вниманием. Возможно, у нее тоже когда-то был сын примерно моего возраста, который однажды вечером также вышел с приятелями попить пивка и вернулся через три года без левой ноги, с десятком венерических болезней, тарантулом на плече и в звании капрала испанского иностранного легиона.

Когда я нашел адрес Джея, она усадила меня в такси и велела водителю доставить меня на место бесплатно.

Дома у Джея я нашел Криса и своего брата мирно сопящими в постели. Они сообщили, что концерт выдался на славу и, что самое главное, мне он тоже очень понравился. Я, по их словам, пнул брата в живот, после чего отвел его в сортир, где продемонстрировал, как одним ударом можно снести со стены раковину. Куда я делся после этого, не знал никто.

Джей планировал пойти на концерт вместе с нами, но слинял, когда увидел, в каком состоянии мы прибыли. В качестве экстренной замены из дома был вызван мой брат.

Никто ничего не знал о моих пропавших вещах.

Крис предложил позвонить организаторам концерта – на «Ярмарку Суонси». Там к моей проблеме отнеслись холодно, но подтвердили, что у них остались кожаный пиджак и какие-то ботинки. Они поинтересовались, какой размер я ношу. В ответ я спросил, так ли много людей забывают свои башмаки на концерте. Они ответили, что я был бы очень удивлен, если бы узнал сколько. Я сказал, что потерял мокасины восьмого размера.

И снова пришлось отправиться на станцию и сесть на поезд до Суонси – в чужих ботинках и чужих носках, с чужими деньгами в кармане. Ярмарка выглядела темной, совершенно незнакомой и запертой на замок. Сердитый мужик отвел меня в комнатку, где на плечиках висел мой пиджак с бумажником, кредитками и деньгами.

С обувью вышла накладка. В наличии оказались только туфли без шнурков десятого размера – они забыли сообщить мне об этом по телефону.

Спустя неделю мы с Крисом шли по Брайтону, чтобы забрать моего брата и пойти на концерт «Погус». Брайтон расположен в графстве Суссекс, это больше чем в трехстах километрах от Южного Уэльса, но на улице меня остановил продавец футболок и спросил, как я себя чувствую после Суонси.

Он сказал, что я подрался с кем-то из зрителей, после чего двое вышибал со знанием дела обработали меня и выставили на улицу. Однако этим история не закончилась, так как вышибалы сами получили по полной от какого-то громилы с торчащими белыми волосами, который потом подобрал меня и унес в неизвестном направлении. Я вспомнил лицо того парня, как оно нависало надо мной и спрашивало, все ли у меня в порядке.

Скорее всего, вышибалы содрали с меня костюм, а ботинки сгрыз какой-нибудь голодный уэльсский терьер.

7 марта 1988 года я выпил виски последний раз в жизни.

Глава 1,в которой меня украшают татуировки, пирсинг, следы побоев и т. д

Если вспоминать восьмидесятые, то два вопроса не дают мне покоя до сих пор: 1) Почему моя жизнь пошла кувырком? 2) Что, черт побери, случилось с моими ботинками?

Я почти смирился с мыслью, что никогда не получу ответ на второй вопрос, и продолжаю биться над первым.

Я родился в Лидсе (Англия) в 1963 году в рабочей еврейской семье. Мой отец был хорошим человеком, гораздо лучше, чем я когда-либо мог представить. Если не считать врожденного отвращения к работе по дому, у меня нет ничего общего с ним.

Отец появился на свет в Ливерпуле, его родители были выходцами из России. В четырнадцать лет, так и не научившись читать, он бросил школу из-за любви к футболу.

Отец моего отца встретился с Джимми, отцом моей матери, когда тот возглавлял забастовку мебельщиков. Мой русский предок прибыл из Ливерпуля, чтобы взять на себя работу, от которой отказывались бастующие. Эта ситуация лучше всего характеризует политическую обстановку внутри моей семьи. Дэпины были консерваторами, Бенджамины – социалистами. Я никогда не знал своего деда по отцовской линии – он умер еще до моего рождения, но Джимми говорил, что тот ему нравился.