Читать книгу "Б.Р. (Барбара Радзивилл из Явожно-Щаковой) - Михал Витковский"

Сам такой худющий, зато предки у него богатые. Ишь, столичная штучка. Так что? Приводим в чувство? Да ладно, под насыпь сбросить, поезд приведет в чувство. Фелюсь, не бзди, бери с этой, а я с той, а ты, Саша, открыл бы дверь! Да ты не доктора, ты компьютер бери! Один из первых в Явожне, чуешь? Наломаешься, пока это чудо занесешь в ломбард, ребята мои совсем выдохлись, Фелюсь пот с чела отирает, а Сашенька все норовит от такого напряга присесть на монитор, отдохнуть немножко. Хорошо бы мы тогда выглядели! Бритвочка, убери свою ясновельможную жирную жопу, это тонкий инструмент. Он только для интеллектуалов вроде меня! Слезай немедленно, Саша, с этого телевизора, тьфу, монитора! Не про твою честь такие деликатесы, это для меня, это мои деньги были одолжены, я здесь руковожу всем ломбардом, всей Щаковой, а вы с Фелюсем всего лишь моя дворня! Сходи, возьми ведерко клею и развесь на тумбе для объявлений: дешевые кредиты без поручителей. Что морду кривите, ребята, уж я знаю, как вас допечь: нарочно буду дворней вас величать. Между прочим, они еще больше морду воротят, когда я по-старопольски, а не по-силезски начинаю с ними говорить. А ведь я умею, люблю.

Откуда я взял их? Да вот по свету шлялися и на меня невзначай набрели. А я и согласился. Велика важность! В базарный день такие на пятачок пучок. Если уж херы валять да к печке приставлять, то надо крепыша на это нанять, чтобы мыслей у него в башке не было никаких. Бесятся день напролет, надо хотя бы послать для чего, чтобы слетал, принес, отнес. А ну, сходи. Метек, а ну, сходи, Казик, на реку, налови устриц! Молодой, пугливый, летает без пользы, так уж пусть лучше с пользой. А в летний полдень, особенно под вечер, подростки начинают в группки сбиваться. Собираются по подворотням, в парках, вокруг скамеек, в изломах изгородей и теней — везде, куда скорее спускается сумрак. Сумрак выползает из всех щелей, и это те самые места, где они кучкуются. Это ж надо, чтобы так кучковаться! Я всегда говорю своим перед тем, как уехать: «Чтоб у меня здесь не кучковаться слишком уж в потемках!» Идешь и собираешь их, точно грибы. Или вешаешь объявление на автобусной остановке: «Срочно найму паренька на всяко-разно». И порядок. Звонок: я по объявлению. Ну и нанимаешь сопляка, а он уж, как водится, согласился, уже без рубашки по двору шастает, уже и жилище себе на чердаке обустроил, где он отжимания делает, то да се. Да и пятое и десятое! Уже все им заполнено. Да, такой уж он шебутной. Но все равно лучше, чтобы согласился. Хотя это только легко сказать: нанять. Оно конечно, много их тут крутится, бездомных, бесхозных, как собак нерезаных. Возле пиццерии много таких. На углу Кабельной улицы, прямо возле заправки. У лотка газводы с малиновым сиропом точно осы вьются. Все свободные. Кого хочешь нанимай. Только в этом деле разбираться надо! Допустим, заметил, что сгодится, так ты сразу-то не говори, можешь и потом прийти, если у тебя сейчас аккурат мигрень. Потому как если уж оболтус тут крутится, так он и будет тут крутиться и ты всегда его здесь встретишь, как раз на этом конце улицы, что из самой природы его кручения следует. Разве что случится какая-нибудь серьезная стычка с полицией, и тогда он может собрать манатки и переместиться с этим своим кручением-верчением на безопасное расстояние двумя улицами дальше и уже там будет болтаться. А если и на этом новом месте его почему-то нет, значит, за чем-то полетел, кто-то за чем-то послал его, за газетой например. Все равно вернется, запыхавшийся, и дальше будет крутиться. Потому как шустрый.

Впрочем, это только так говорится, что на все сгодится, и на рукоделие, и на веселие. Все не так просто. Парень-то ведь живой, живчик. Иногда слишком живой. Тогда нехорошо, может что уронить, разбить. А если слишком сонный — снова нехорошо, жалко на такого гроша, харча и постирушки. Так что следует принять во внимание, что живой — он живет, движется, имеет свое мнение такое, сякое, потребности свои, свое какое-то ребячество, желания. Соглашается он, допустим, со всеми благодеяниями хозяина. Тогда опять проблема: кормить его надо, а сколько он такой съест, если растет? А если еще щенок окажется бессовестным? Неблагодарным к благодетелю своему? Вякать станет на кормильца своего?

А если у него Бога в сердце нет?

А если он, безбожник, в костел не ходит?

А если у него норов непростой, если норовистым окажется? Или если он только на вид молодец, а сам тюфяк тюфяком?

А если он лентяй?

А если бездельник?

Бедокур?

Себе на уме?

А сорвиголова? Шляется по ночам и возвращается ободранный?

А банным листом липнет?

Воду решетом носит?

Клинья подбивает?

В носу ковыряет?

А если гороху нажрется и голубков пускает?

Семечки лузгает и все вокруг заплевывает?

А если у него молоко на губах не обсохло?

Ветер в голове гуляет?

Кота за хвост тянет?

Баклуши бьет и в потолок плюет?

А если его то и дело не пойми какие мухи кусают?

Допустим, дашь такому качку-крепышу два злотых чаевых, а у него уж и голова кругом, а ему газировка в голову ударит?!

А если прожорливый слишком?

А если неряха?!

О! Оооо!

Поэтому всегда лучше нанимать украинцев, ой, украинцев. Или белорусов, ой, белорусов! Потому что очень уж зависят они «от барской ласки», потому как бездомные они, беспризорные. Да и на грязную работу согласны. Рукава засучить сумеют, ручки замарать не побоятся. Паспорт у него левый. Покупаешь парню на базаре паспорт — по покойнику дешевле, от живого дороже, — покупаешь ему нож пружинный, теплое белье и штанцы просторные из камуфляжной ткани. Где ему постелишь, там он и поспит, что ему дашь, то он и съест. Даже затируху серую, такую дымящуюся тарелку с кашей утром перед ним поставишь — съест. Съест. За милую душу. Ты бы этого, кажись, в жизни не тронул, а он съест, потому что оно ему силу придает. Вот только есть у них и свои завихрения, ох уж. Одним словом, оригиналы!

Димка шальной.

Никола смурной.

Игорь зевает.

Степка рот разевает.

Костя в три горла жрет.

Да и Андрюша не молиться идет.

Паша огрызается.

Юра ширяется.

Сережка себе на уме, притих, да и Вовка работает не за троих.

Зато положительных качеств еще больше, потому что раньше они жили «в степи» и у них всегда наготове собственные портянки, калаши и сапоги. Потому что иначе мне самому пришлось бы все это парню доставать. Одевать сорванца, обувать. Эх, одевать-обувать…

Те, что сейчас у меня, раньше работали по найму в Гливице-Лабендах в охранном предприятии, занимавшемся в основном возвратом имущества; там их эскалопами кормили ешь — не хочу, а они их яйцами сырыми запивали, точно певцы какие! В качалку в Сосновец ездили. Только где им такую работу еще найти, кроме как у меня, вот и не покидает меня моя дворня. Хоть и смотрят косо, но остаются. Возьмет один такой яблоко, большое, надкусывает — аж сок брызжет во все стороны, и щерится во весь рот, а улыбка у него… что кило лука. В переносном и в прямом смысле, потому что лук с чесноком пожирают мои парни — что другие яблоки. Потому они такие здоровые, сильные и никакой клиент им не посмеет перечить, а долг всегда будет возвращен. Что, Бритвочка? Не так разве? Если не наличными, то натурой. Впрочем, чесноком в моем заведении у всех изо рта несет, это чтобы подчеркнуть культурную связь с Израилем, потому что этих «ашрабахрамаш татэлэ-мамэлэ» всегда стоит держаться. Вот в чем ответ.