Читать книгу "Взятие Вудстока - Том Монте"

— Дорогой вы мой телефонщик, вы думаете, если я добрела сюда в 1914-м от самого Минска, — в полночь, с сырой картошкой в карманах, — так вам удастся надуть меня с этими вашими телефонами? Все, что мы можем вам дать, это двадцать долларов наличными, плюс дюжина пива и большая мамина порция горячего чолнта, — так называлось у нее тушеное мясо с картошкой. После чего она, подводя итог деловым переговорам, сообщила: — За это мы возьмем у вас все!

Парень пожал плечами, свалил на пол конторы коммутатор, груду аппаратов и мотки проводов, взял деньги и отправился искать место, в котором можно выпить. Конечно, без его опыта и знаний мы были беспомощны, и получалось, что приобрели мы за наши двадцать баксов не телефоны, а их иллюзию. Я велел папе расставить аппараты по комнатам, он это сделал, прикрепив их к столикам скобами и клейкой лентой. Потом мы раздобыли кожухи от кондиционеров и повесили их на окна. И когда все это было проделано, я развесил по комнатам и иным местам мотеля таблички: «Простите наш неопрятный вид — мы устанавливали для вашего удобства телефоны и кондиционеры»

Так что кое-какие причины, по которым мы требовали с клиентов деньги вперед — еще до того, как они увидели комнаты — и по которым я поставил на стойку в конторе большую табличку: «Только наличные. Возврату не подлежат» — у нас имелись. Если же кто-то из заезжавших к нам людей пытался расплатиться по кредитной карточке, за него бралась мама.

— Джентльмен, слушайте сюда, — начинала она. — Я — старая еврейская мать, я пытаюсь добыть хоть немного денег на теплое молочко для моих малышей. Давайте я подержу вашу пластиковую карточку, а вы пока сходите к жене и принесите мне от нее наличные.

Я не мог находиться во всех местах сразу, а это означало, что мама часто оставалась один на один с потенциальными клиентами. Это был полный кошмар поскольку мне приходилось в итоге разгребать то, что она успевала натворить. Что и возвращает меня назад, к мужчине, стоявшему передо мной с таким видом, точно он готов был задушить нас обоих голыми руками.

— И полотенца в комнате нет, — объявил он.

— Ой-вей, теперь ему еще и полотенца подавай, — отозвалась мама. — Хотите полотенце — платите. Хотите мыла, платите доллар. Вы думаете, мы всё это задаром раздаем? Я что, по-вашему, сильно похожа на миссис Рокфеллер?

— Да к какому же это жулью я попал? — поинтересовался, покачивая головой, мужчина. — Я желаю получить мои деньги назад!

Мне хотелось сказать ему, что денег его уже нет, что в ту самую минуту, в какую он отдал наличные моей матери, они ускользнули в некую прореху пространственно-временного континуума, в черную дыру, попасть в которую можно было только через мамин лифчик. Когда они вернутся оттуда, угадать никто бы не взялся, впрочем, я старался об этом не задумываться. Сколько бы клиентов мы ни получали в любой, взятый наугад месяц — даже в хороший, хоть такие нам выпадали до обидного редко — денег на оплату закладной и счетов за электричество нам неизменно не хватало. Загадочное исчезновение денег было частью того, что я называл «проклятием Тейхбергов», суровой карой, наложенной на нашу семью, чтобы довести ее до финансового краха. Оно было одной из причин, по которой я переименовал себя из Элияху Тейхберга в Эллиота Тайбера. Это была трогательная и решительно никаких плодов не принесшая попытка увильнуть от семейной кармы. Добро пожаловать в мотельный ад, — хотелось мне сказать и этому мужчине, и любому, кто мог меня услышать. Однако я избавил его от самых жутких подробностей и просто объяснил, как все устроено в нашем жалком мотеле.

— Вон на той табличке написано: «Возврату не подлежат», — ровным тоном произнес я. — Вы платите деньги и получаете комнату, какая она есть. Так у нас принято.

Он ударил ладонью по стойке и вылетел из конторы.

— Ну вот, мам, еще один неудовлетворенный клиент, — сказал я, не глядя на нее. — Тебе никогда не казалось странным, что ни один из них к нам не возвращается? Вон он побежал — сегодняшний ответ на этот вопрос.

— Тебе нужна девушка! — возопила мама. — Когда я получу от тебя внуков?!

И она, рубя ладонью воздух, последовала за мной до двери конторы.

— Эллиот! Куда ты собрался?

— В магазин. У нас молоко закончилось, — ответил я.

Я уселся в мой черный «бьюик» с откидным верхом и выехал на шоссе 17Б. И только когда мотель стал в зеркальце заднего обзора совсем маленьким, я снова начал дышать нормально.

Стояло начало июня 1969 года, и погода была едва ли не единственной хорошей вещью, какую удалось бы найти в Уайт-Лейке, крошечной части городка Бетел, стоявшего ровно в девяносто милях к северу от Нью-Йорка. Когда мы в 1955-м приехали в Уайт-Лейк, в Бетеле имелась добровольная пожарная команда, один недружелюбный водопроводчик, двадцать баров и население примерно в 2500 человек, многие из которых, как впоследствии выяснилось, были откровенными расистами. За прошедшие с того времени четырнадцать лет больших перемен здесь не произошло.

Горы Катскилл и их окрестности принято именовать «Поясом борща» — по названию свекольного супа, который таклюбят многие восточно-европейские евреи. Евреи начали стекаться сюда в первые годы двадцатого века. Они открывали гостиницы, мотели, строили дачные поселки, в которые могли сбегать от городского зноя люди со средними и низкими доходами, в основном нью-йоркские евреи. Со временем здесь возникли крупные курорты, такие как «Гроссинджерс» и «Конкорд», на которых часто выступали известные комики — включая Сида Сизара, Дэнни Кайе, Мела Брукса и Джерри Льюиса.

Владельцы мотелей, дачных поселков и курортов создавали рабочие места, и регион этот процветал многие годы — то есть, до середины 1950-х, когда появилась возможность отдыхать во Флориде и Санта-Фе за те же деньги, что и в горах Катскилл. После этого дела здесь пошли на спад. Примерно в то время мои родители и купили наш мотель, которому они дали название «Эль-Монако».

К концу 1960-х Уайт-Лейк, как и весь курортный катскиллский регион, пребывал во власти все ускорявшегося спада. Дома, мотели, старые викторианские отели Бетела, словно сговорившись, приходили в упадок. Веранды подгнивали, оконные ставни свисали, перекосившись, с петель. Многие жители позволяли плющу покрыть стены их домов, чтобы спрятать под ним шелушащуюся краску и голые, посеревшие от непогоды доски. Лодочные причалы Белого озера понемногу уходили в воду. Не в лучшем состоянии находились и так называемые курорты. Катскиллы стали приобретать известность загадочными пожарами, возникавшими здесь после первого сентябрьского вторника, в который разъезжались по домам отдыхающие. Приток туристов сократился, и в наших местах повисла мертвая тишина. Бизнес еле теплился, число рабочих мест сокращалось. Людей увольняли, вся эта местность переживала трудные времена. И угадайте, кто оказался виноватым?

Время от времени у меня происходили стычки с кем-то из местных жителей, без колебаний делившихся со мной невысоким мнением о моих этнических и религиозных корнях. Однажды к нашему мотелю подъехал на тракторе молодой хулиганистый малый с рыжей шевелюрой и красной прыщавой физиономией — подъехал и спросил, не нужно ли нам покосить лужайку. Тех нескольких баксов, какие он просил за эту работу, у меня попросту не было. Я поблагодарил его и сказал, что ФБР не разрешает нам косить составляющие государственную тайну экспериментальные ядерные растения, которые растут на нашей земле.