Читать книгу "Последний побег - Трейси Шевалье"

Хонор застонала при мысли о пароходе.

— Да, на поезде, — кивнула Грейс. — Хорошо, если бы там был прямой поезд из Нью-Йорка в Огайо. Мы бы за сутки добрались. Хонор, только представь: уже совсем скоро мы будем в Нью-Йорке!

Хонор поморщилась, очень жалея о том, что не может, подобно сестре, рассматривать эту поездку как волнующее приключение. Грейс с детства была непоседой и всегда вызывалась сопровождать отца, когда тому надо было поехать в Бристоль, Портсмут или Лондон. Она даже с готовностью согласилась выйти замуж на скучного человека, намного старше ее, поскольку замужество обещало ей жизнь на другом конце света, вдали от Бридпорта. Грейс знала Коксов, семью из пяти братьев, уже несколько лет. С тех пор, как они переехали в Бридпорт из Эксетера и открыли магазин тканей. Однако она начала проявлять интерес к Адаму, когда тот собрался эмигрировать в Огайо. Один из братьев уже обосновался в Америке, но стал слаб здоровьем, и его жена написала в Англию и попросила кого-то из братьев приехать и помочь с содержанием магазина. Когда Адам уехал, у них с Грейс завязалась регулярная переписка, и постепенно, посредством тонких намеков, сестра подвела его к мысли, чтобы он сделал ей предложение и забрал к себе в Огайо, где они будут держать магазин вместе с Мэтью и Абигейл.

Выбор Грейс удивил семью Брайтов; Хонор всегда думала, что сестра выйдет замуж за кого-нибудь более жизнерадостного. Но Грейс так мечтала об Америке, что ее, кажется, не смущал даже угрюмый нрав будущего супруга.

Сестра всегда отличалась терпением, а теперь, вероятно, еще и мучилась чувством вины за то, что подвергла Хонор столь тяжелому испытанию, но даже ее начало раздражать постоянное недомогание Хонор. По прошествии нескольких дней она прекратила попытки заставить сестру хоть что-нибудь съесть, поскольку та все равно не могла удержать в себе пищу дольше пяти минут. Грейс все чаще оставляла Хонор в каюте одну, а сама выходила на палубу, где подолгу сидела с другими женщинами за шитьем и беседой.

Хонор попыталась пойти вместе с Грейс на молитвенное собрание, организованное другими Друзьями Истины, плывшими на том же корабле, но, сидя в молчании и честно стараясь освободить разум от суетных мыслей, поняла, что не может предаться смиренному ожиданию озарения. Боится потерять контроль над собой из опасения, как бы ее не стошнило прямо на глазах у собравшихся. Вскоре Хонор опять укачало, и ей пришлось спешно покинуть каюту.

Иной раз, свернувшись калачиком на смятой постели или согнувшись над ночным горшком в очередном приступе рвоты, она думала о маме, стоявшей в белом чепце на галечном пляже Эйпа, и задавалась вопросом: зачем ей было покидать родительский дом?

Хонор не знала зачем, но понимала почему. Грейс пригласила ее ехать с ней в надежде, что новая жизнь уймет душевную боль сестры. Хонор бросил жених, и хотя у нее никогда не было склонности к приключениям, она приняла приглашение Грейс, лишь бы не оставаться в общине, где все ее жалели. Ей всегда нравилось в Бридпорте, но, когда Сэмюэл расторг их помолвку, в Хонор проснулось желание уехать.

Все ее платья пропахли кислым мясным духом, не убиваемым никакой стиркой. Хонор избегала пассажиров, включая и собственную сестру: ей было невыносимо смотреть на их лица, на которых жалость смешивалась с отвращением. Она нашла тихое, уединенное место между двумя бочками на палубе с подветренной стороны, где можно было укрыться и от занятых делом матросов, и от любопытствующих пассажиров, и все же достаточно близко к перилам, чтобы добежать, перегнуться и вытошнить за борт, не привлекая внимания. Хонор сидела на палубе даже в холод и дождь, предпочитая соленый воздух тесной каюте с жесткой койкой и провонявшей постелью. При этом она оставалась равнодушной к морскому пейзажу — огромному небу над головой и безбрежным морским просторам, которые так разительно отличались от аккуратных зеленых холмов Дорсета. Пока пассажиры дивились на грозовые тучи и радуги, на лучи солнца, превращавшие воду в расплавленное серебро, на стаи дельфинов, на плеснувший вдали хвост кита, Хонор мучилась дурнотой, и у нее просто не было сил изумляться чудесам и красотам Божьего мира.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Хонор пыталась заняться шитьем. Перед отъездом мама сделала ей подарок: несколько сотен желтых и кремовых тканевых шестиугольников и целую пачку бумажных шаблонов для розеток «бабушкин сад». Хонор надеялась, что успеет сшить целое одеяло до конца путешествия, но из-за качки ей никак не удавалось поймать правильный ритм для аккуратных, крошечных стежков, которыми она славилась среди других мастериц. Даже самая простая работа — прикрепить тканевые заготовки к шаблонам приметочным швом, какую Хонор освоила еще в детстве, — требовала сосредоточенности, недостижимой при морской качке. Вскоре сделалось ясно, что если она продолжит работу, то буквально каждый кусочек ткани будет навеки испорчен пятнами рвоты или мыслями о подступающих приступах тошноты, что, по сути, одно и то же. Промучившись с розетками несколько дней, Хонор выбрала время, когда поблизости никого не было, и выбросила тканевые шестиугольники за борт — при одном только взгляде на них ее сразу же начинало тошнить. Она знала, что поступает неправильно, небрежно растрачивая ценную ткань. Надо было отдать эти шестиугольники Грейс или кому-то из женщин на корабле, но Хонор стыдилась запаха рвоты, пропитавшего ткань, как и своей слабости. Глядя на то, как кусочки материи падают в воду и исчезают, она почувствовала, как ее измученный желудок на миг успокоился.

— Нужно смотреть на горизонт, — посоветовал один из матросов, наблюдавший за ее судорожными рвотными позывами. — Встань на носу и гляди прямо вперед. На воду — не надо. Смотри на то, что не движется. И тогда перестанет укачивать.

Хонор кивнула, хотя знала, что это не поможет. Она уже пробовала. Она испробовала все, что предлагали: имбирь, бутылка с горячей водой, приложенная к ногам, мешочек со льдом, приложенный к шее. Хонор искоса поглядывала на матроса. Никогда в жизни она не видела чернокожего человека так близко. В Бридпорте не было чернокожих, и только однажды, будучи в Бристоле, она заметила на проезжающей мимо карете чернокожего кучера, но не успела рассмотреть его. Сейчас она разглядывала кожу матроса. Кожа была цвета плодов каштана, но не гладкая и блестящая, а шелушащаяся и обветренная. Хонор подумала о спелом яблоке, приобретшем насыщенный красный цвет, в то время как его соседи все еще оставались бледно-зелеными. У матроса был непонятный акцент.

Тот тоже поглядывал на Хонор с плохо скрываемым любопытством. Возможно, ему нечасто встречались квакеры, или он просто пытался понять, как выглядит Хонор, когда ее лицо не обезображено истощением. Хонор была миловидной девушкой: чистая кожа, гладкий высокий лоб, черные брови вразлет и большие серые глаза. Но теперь ее лицо осунулось и посерело, утратив спокойную, неброскую красоту.

— Небо такое большое, и меня это пугает, — неожиданно для себя произнесла она.

— Пора уже привыкнуть. Там, куда ты направляешься, все большое. А ты зачем едешь в Америку? Хочешь найти себе мужа? Англичане тебе недостаточно хороши?

«Да, — подумала Хонор. — Они недостаточно хороши».