Читать книгу "Эшби - Пьер Гийота"

Еще на минутку я прикрыла глаза, потом два раза попробовала встать, но все падала назад, на шезлонг; в третий раз мне удалось удержаться на ногах, я подошла к двери и толкнула ее палкой: Аньес варила варенье из айвы. И я уже забыла, что малыш катается на велосипеде за оградой.

Но когда я вошла в кухню, когда Аньес вытерла ладони о передник, когда запах варенья застал меня врасплох, я сразу вспомнила о мальчике, сыне Изольды и Себастьяна, племяннике ужасной мадмуазель Фулальба.

А сама она как раз в это время спускалась по лестнице, важно неся над головой белый зонт, ее пальцы стучали по перилам, как деревяшки, связанные веревочкой.

— Мальчик не вернулся? — спросила она с легкой улыбкой.

***МАДМУАЗЕЛЬ ФУЛАЛЬБА

Нет, он не вернулся, наступила ночь, эта чертова магнолия сводит меня с ума. Ненависть — мой хлеб насущный.

Мадам Шевелюр, я вас ненавижу, я служу вам, я ваша гувернантка, я воспитала ваших детей, я вас ненавижу.

В молодости я презирала всякое подчинение — как плохо я знала себя!

Я сдохну в этом саду.

Я исполняю свое призвание.

Я сдохну в этом саду. Эти чертовы магнолии!

***БАБУШКА

Весь день мы, мадмуазель Фулальба, Аньес и я, искали его повсюду: в комнатах, под кроватями, в шкафах, выпуская из их тени запах нафталина, в кустах, в дровяном сарае, в прачечной, в курятнике, искали до самого вечера.

Когда уже стемнело, я позвонила в жандармерию.

И вот бравые жандармы гордо застыли в дверном проеме.

***РОЖЕ

Я уехал с товарищами на океан, мы уже давно экономили по мелочам, чтобы собрать небольшую сумму.

Вечером в Решаренже мы сели в поезд до Нанта; утром, голодные, растрепанные и грязные, мы выскочили на платформу.

Вытащив велосипеды, мы покатили к океану.

До вечера мы проспали голые на пустынном пляже, усеянном птичьим и человечьим дерьмом.

Эта скотина Киприан решил, что пришел подходящий момент, чтобы уступить своим самым потаенным желаниям и решительно положил свою белую ладонь на мой зад. Я накинулся на него, отвесил ему оплеуху и швырнул в глаза пригоршню грязного песка.

По его запыленным щекам потекли слезы, он пристыжено прикрыл двумя руками свой член.

Эту ночь мы провели в некоем подобии борделя на побережье.

Рыжая горничная открыла нам дверь комнаты с двумя кроватями и, крутя задом, распахнула ставни. Потом она сказала, что для старшего у нее есть кровать в ее комнате.

Киприан и Марсель уже спали — одетые, раскинув покрытые разводами соли и песчинками ноги по синему в желтый цветочек покрывалу.

Горничная сказала:

— Ну, ты идешь? Что ты витаешь в облаках?

Полусонный, еле волоча ноги и зевая, я поплелся за ней; она взяла меня за руку, погладила ее свободной ладонью и прижала к своему бедру, но я спал на ходу.

В ее комнате пахло морем и потом; на узкой кровати, свесив руки до пола, спал мужчина, молодой безусый моряк.

Из соседних номеров доносились гул голосов и стук в стены. Горничная, опершись на спинку своей кровати, смотрела на меня с дурацкой улыбочкой.

— Придется тебе лечь со мной.

Округлив глаза, я стою, как вкопанный, посреди комнаты.

— Ну! Раздевайся! — говорит рыжая, — чего ты ждешь? Когда ты был совсем маленьким, тебе приходилось спать с мамочкой?

Я раздеваюсь, она берет мою одежду и складывает ее на стул, я стою совсем голый.

— Марш в постель! — приказывает рыжая.

Я ложусь в ее постель.

Проскальзываю между теплыми белыми простынями, пахнущими лавандой.

Молодой моряк, всхрапнув, поворачивается на бок.

Я молчу; с тех пор, как мы остались с ней вдвоем, я еще не проронил ни слова.

Я смотрю на нее поверх простыней, она раздевается. Сняв корсаж, она внезапно оборачивается и вскрикивает:

— Что за свинство! Ну-ка, отвернись, маленький нахал!

Но я, облизывая губы, продолжаю смотреть.

За окном среди волн кричат чайки.

Усталость и шум моря ненадолго усыпляют меня; я просыпаюсь, девушка все раздевается. Ее грудь и бедра обнажены. В первый раз в жизни я вижу голую женщину; когда она, вся белая, подходит к кровати, мое сердце начинает бешено колотиться.

— Почему вы не надели ночную рубашку? — спрашиваю я стыдливо.

— Спи, — ответила она, скользнув под простыню, спи, мой хороший, баиньки…

Она погасила лампу в изголовье кровати; в темноте явственнее слышались шум прибоя, крики чаек и храп молодого моряка.

***МАДМУАЗЕЛЬ ФУЛАЛЬБА

Изольда опустила голову. Мадам Шевелюр: «Изольда, вы могли бы рожать здесь». Заметив, что Себастьян уже готовит слова благодарности, я стукнула его рукояткой зонтика по руке и сказала: «Мадам Шевелюр, я стесняюсь, Изольде лучше рожать в больнице».

Но она уже засуетилась; положив ладонь на плечо Изольды, она принялась отдавать распоряжения Терезе.

Ночью я спрашивала себя, почему они так внимательны ко мне. Они беспрерывно путешествуют, на что им ребенок? Не иначе, хотят подбросить его мне.

Бьюсь об заклад, они разведутся вскоре после рождения ребенка. Все Фулальба так делали. Мы любим море.

***БАБУШКА

«Жить — значит побеждать», — говорила мадмуазель Фулальба.

Наверху, в холодной темной комнате, стонала Изольда, доктор Жирар держал ее за руку.

Себастьян, ругаясь и плюя на пол, метался по кабинету.

Тереза, Анри и я сидели на кровати в синей комнате, что напротив комнаты Изольды, вскакивая при каждом ее стоне.

Окно в сад с замерзшими магнолиями было распахнуто.

Когда мадмуазель Фулальба наконец спустилась по лестнице, пошел снег.

Открыв рты, не двигаясь, мы смотрели, как январский снег, снег январского вечера, падает на магнолии.

Внизу, в зале, Тереза зажигала свечи.

Она говорила потом, что мадмуазель Фулальба открыла дверь и долго смотрела на нее, прежде чем войти, так что ей, Терезе, то есть, показалось, что та сейчас упадет в обморок или даже бросится на нее и утянет с собой в смерть.

А на самом деле (Тереза говорит, в этот момент по деревне проезжал грузовик с винными бочками, оставляя за собой запахи вина и мазута, поднимавшиеся по фасадам и проникавшие в открытые окна; в этот момент, — говорит Тереза, — Себастьян и Анри, спустившись из синей комнаты, застыли за спиной мадмуазель Фулальба; воротник куртки Анри был высоко поднят и торчал над его затылком, словно он вдруг стал горбуном), а на самом деле мадмуазель Фулальба приблизилась к свече и, пытаясь достать с полки книгу, подпалила свои локоны.