Читать книгу "Даже для Зигги слишком дико - Сильвия Симмонс"

Пусси шла сразу за священником — миниатюрная фигурка в коротком черном платье. На большой голове — черная шляпка с вуалью а-ля Джеки Кеннеди. Вуаль не закрывала ее губ, и в крупном плане видно, как они дрожали, когда она стояла у разверстой могилы, нервно водя ногтем большого пальца по стеблю розы в своей руке. Все выстроились вокруг ямы в талантливо хореографированной скорби. Жужжание телекамер задавало ритм, дребезжащий старческий голос священника вел главную партию. Как только гроб опустили в могилу, первые капли дождя словно по заказу смазали картинку.

На том все и закончилось. И я забыла про Пусси. Напрочь. Все мы про нее забыли. Специфика нашей профессии — каждый день что-то новое, прошлое некогда перебирать.

Впрочем, вспоминается одно фото в газетах. По поводу выпуска альбома самых известных хитов группы. Это было много-много лет назад. К тому времени Пусси уже не общалась с прессой, и нью-йоркский папарацци щелкнул ее просто на улице. На снимке она была словно не в фокусе — что-то расплывчато-непонятное. Вроде невразумительных газетных фотографий бывших подружек «Роллинг Стоунз» в фазе движения от метадона к менопаузе и дальше — к растворению в воздухе. Казалось, на снимке — отражение Пусси в кривом зеркале: тело раздутое, а голова маленькая. Как будто привычка кусать губы сыграла дурную шутку: весь жир, поднятый в губы, нашел дырочку и протек через шею обратно в тело.

Итак, сидели мы в холле отеля, на низком столике громоздились пивные бутылки, и к нам как раз подошел очередной пиар-агент, чтобы пригласить наверх очередного журналиста, — как вдруг парень, который пописывает для одного еженедельника, посвященного рок-музыке, обронил: «А я вчера брал интервью у Пусси…» Однако начало его рассказа я пропустила — отвлеклась на знакомое лицо у стойки администратора. Журналисты, постоянно работающие с магнитофоном, иногда делают подобную ошибку во время самого обычного разговора: перестают слушать в уверенности, что потом можно будет перекрутить пленку и восстановить пропущенное. Так люди, которые привыкли смотреть DVD-фильмы, могут не очень внимательно смотреть телепередачу.

Когда я опять «подключилась», парень рассказывал, что сразу после похорон Тейлора Пусси улетела в Нью-Йорк, где она жила вместе со своей бывшей костюмершей. Затем вернулась в Великобританию, закрутила роман с менеджером группы Джеком Мэкки и переселилась из отеля в его квартиру.

— Джек хотел организовать ее возвращение на сцену, — рассказывал парень, — носился с разными проектами, связывался с музыкантами, заказывал подходящие для нее песни. Он из тех редких менеджеров, которые душой сродняются с группой и искренне пекутся о своих ребятах. Но Пусси в конце концов бросила и его, и музыкальный бизнес вообще. Сказала, что хочет пожить какое-то время одна и в покое. Ведь это смешно — ей уже прилично за тридцать, а она еще никогда не жила в собственном доме и самостоятельно. Словом, собрала вещички и упорхнула в Нью-Йорк — с обещанием сообщить свой новый адрес и телефон, как только она там обоснуется. И как в воду канула. Ни слуху ни духу. Конечно, затеряться в таком огромном городе ничего не стоит. Но и тамошний музыкальный мирок — одна большая деревня, где всё про всех известно, и не успел ты что-нибудь подумать, как про это уже болтают на всех углах. Выходит, Пусси сознательно избегала любых контактов со старыми знакомыми.

Через какое-то время Джек Мэкки забеспокоился всерьез и стал ее разыскивать. Когда обычным путем ничего не получилось, он вбухал бездну денег в объявления во всех крупнейших газетах и журналах, в том числе и в женских. Даже организовал несколько фальшивых статеек-заманок: мол, ее ищет суперпопулярный режиссер, чтобы предложить роль в потрясающем фильме; или ее бывшая костюмерша и близкая подруга беременна, выходит замуж и хочет, чтоб Пусси была подружкой на свадьбе; или ее бывший телохранитель и хороший приятель умирает от рака и мечтает повидаться перед тем, как отдать Богу душу. Однако всё напрасно. Пусси ни на что не отзывалась…

Следует отдать менеджеру должное: шли годы, а он не унимался. И таки нашел ее! В Нью-Йорке. В препоганом районе. В крошечной однокомнатной квартирке. С ее деньжищами она, разумеется, могла купить себе лучшие апартаменты в лучшем районе города. Но тогда ее бы нашли в два счета. Мало того что она забилась в эту нору, она и телефон заводить не стала! Чтоб и через это случайно не засветиться! Чтоб совсем недоступной быть!

Неуемный Мэкки, раздобыв адрес Пусси, стал засыпать ее телеграммами. Не отвечает! Тогда он прыгнул в самолет и явился в Нью-Йорк лично.

Квартирка оказалась в доме, который был словно из детективного фильма об убийстве в трущобах: мусор у парадной, мусор в холле, штукатурка отваливается кусками, кругом носятся детишки всех возрастов и цветов кожи… Пусси жила на втором этаже — в конце длиннющего коридора, у пожарной лестницы. Ну, звонит Мэкки в дверь. Никто не отзывается. Однако у него чувство — хозяйка дома. Мэкки приходит еще раз, и еще раз, и еще раз. И на следующий день приходит. В квартире шорохи, но по-прежнему не открывают. Тут уж он, конечно, свирепеет. Молотит в дверь кулаками и орет. Выходит дюжий сосед и обещает намылить ему шею, если он не уймется.

Короче, на третий день Мэкки возвращается с парой горилл. «Пусси, — орет он у двери, — я только ради тебя океан перелетел. И пока ты не откроешь, я с места не двинусь!» И снова ноль реакции.

Мэкки велит своим ребятам: крушите дверь! Те вмиг выламывают замок. Но дверь открывается на дюйм — и дальше ни-ни. Во что-то массивное намертво уперлась!

Парень замолчал, держа театральную паузу. Вся компания смотрела на него во все глаза и ловила каждое слово.

— Ну а что потом? — поторопил сотрудник «Таймс», который рисковал не услышать самое интересное, потому что у лифта как раз появился пиар-агент и знаками звал его наверх.

Рассказчик не спеша взял со стола свою пустую бутылку — опрокинул ее в рот почти вертикально и досмаковал последние капли пива. Затем торжественно произнес:

— Продолжение на страницах нашего журнала.

— Ах ты, гад паршивый! — процедил сотрудник «Таймс», резко встал и ушел прочь.

Рассказчик лукаво улыбнулся и продолжил:

— Охота мне даром продавать историю типу из общенационалки!.. Ладно, ребята, поехали дальше. Гориллы налегли плечами, и дверь медленно поддалась. Мэкки говорит, то был самый жуткий момент в его жизни, когда он заглянул внутрь — в полную неизвестность. Дверь была приперта огромным металлическим шкафом для хранения документов. И таких монстров в комнате было несколько. Плюс чертова уйма картонных ящиков всяких размеров — один на другом. Но пришедшие различили всё это не сразу — даром что день, в комнате было темно, потому что гигантский холодильник — такой только в магазинной подсобке увидишь! — почти полностью закрывал окно.

Затем Мэкки разглядел и хозяйку. Бледная как глист, месяцами или даже годами она была заперта без света в этой комнате! Лицо одутловатое, некогда золотые волосы превратились в коричневую липкую шапку, которая отсвечивала, как конский каштан. По узким переулочкам этого городка шкафов Пусси двигалась только бочком и осторожно — рулила собой, как машина, что норовит втереться в освободившийся крохотный просвет между другими. Рядом с по-прежнему миниатюрной Пусси костоломы Мэкки выглядели несуразными великанами. Мэкки жестом велел им убраться в коридор.