Читать книгу "Провинциал и Провинциалка - Владимир Маканин"

– Гнать! Гнать! – наседали старухи, и после нескольких подзатылков Ключарев очутился в парной. Здесь нечем было дышать. Тем более из-за скопившегося народа. Отец подвел его к самой двери, расчистил место на нижней ступеньке, и тут стало полегче.

После бани возвращались в барак уже одной общей толпой. Взбесившиеся, опаленные паром бабуси (им не понравилось в мужском отделении – тесно) кричали, теребили всех и чуть ли не подозревали в случившемся умысел.

– Но, товарищи! Послушайте! – пробовал говорить речь Калабанов, инженер и гроза всех в Поселке, образ его укладывался в емкое словцо – «начальник».

Его перебивали:

– Паразит! Позорник, куда ты смотрел?! – И бабуси кричали и непрощенно грозили крючковатыми пальцами.

Дядька Ваня и его приятели хохотали и били себя по бокам, это еще больше злило бабусь.

– Паразит!.. Вредитель!

Терпение Калабанова лопнуло, и он гаркнул:

– Молчать, ведьмы!.. В другой раз совсем выгоню! – Он и пришел-то в баню за компанию, париться не любил. Позже, когда он на мотоцикле стал носиться к своей татарочке, он часто и охотно рассказывал, что татарские бани, если б не грязь, значительно лучше и полезнее.

– А сейчас, значит, раз-раз – и за пивом! – пересиливал всех командный голос дядьки Вани.

Глава 2

Ключарев бреется. Утро ни то ни се – будто бы солнечное, но поминутно набегает тень. Блики.

– Мы пошли, – говорит жена.

Это значит, что жена и дети уже оделись, готовы и стоят у самых дверей. Дети, цветы нашей жизни, – Дениску в школу, а Тонечку в детский сад. Жена разведет их по местам, как разводят караульных, и (не заходя домой) поедет на работу. Обычное утро Ключаревых. В прошлом году Дениска учился в школе во вторую смену, и во времени получалась чересполосица. Сейчас лучше. Сейчас гораздо лучше. С самого утра день начинается четко и строго: все по местам.

– Ты что-то нервничал вчера? Заснуть не мог? – спрашивает жена.

Она заглядывает на минуту к нему в ванную – она в легком пальто, май месяц, но тепло не балует. Дети топчутся в коридоре.

Ключарев продолжает бриться и видит ее, отражающуюся в зеркале, – в легком клетчатом пальто.

– Не спалось… Весна, может быть, влияет.

– Хорошо же она на тебя влияет!

– Ворочался, что ли? – улыбается Ключарев.

– И даже на пол меня столкнул… Ну, мы пошли.

– Ага.

Дверь хлопнула. И слышно, как гудит лифт. Ключарев бреется – шлифует наиболее трудное место у подбородка. Из зеркала глядит сонное собственное лицо, слишком знакомое, чтобы что-то такое о нем подумать… Финита. Он прошагал в комнату – и теперь продувает электробритву, распахнув окно. И вот тут, накладкой к механическому движению руки (он открывал окно), мелькает мысль, что скоро он увидит Старый Поселок. Даже не мысль, след мысли. Как зализ мелкой речной волны – лизнула, и нет ее, и только холодок по телу.

– А приятно подумать! – говорит Ключарев самому себе в лифте, хотя ясно, что Поселок за тысячу километров и что никак его Ключарев увидеть не может. И что даже на интуицию, на некое предчувствие свалить – тоже натяжка… Но ведь приятно.

Ключарев выходит из метро. Магазин. Витрины. Ключарев идет вдоль громадных стекол, и рядом идет его отражение. Тридцать лет. Ровный шаг. Портфель в руке. Специфика лица… И в общем-то, уже ясно: научный работник. Или, скажем, юрист. Нет, все-таки научный, научно-технический – плечи выдают. Они, плечи-то, обтекаемей, да и помягче. Так или иначе, но определенный вес среди людей. Довольно густая, хлесткая речь (это уж обязательно при случае!) и довольно средненькая зарплата. Ключарев подмигивает своему отражению:

– Как дела?..

Эта типичность и похожесть на других любопытна сама по себе (мысль Ключарева начинает понемногу просыпаться)… Похожесть не только обедняет. Она ведь, в общем-то, и оберегает человека. Страхует его. Так сказать, в генетическом смысле. Как ни верти, в этой неуловимости, неотличимости от других, несомненно, есть что-то защитное. Но додумать Ключарев не успевает. Стоп. Встреча.

– Жду тебя, – говорит человек, слегка пряча глаза, хитрые глаза хитрого зама. Он и действительно зам. Но не в том отделе, где работает Ключарев. – Стою и жду.

– Да уж вижу.

Он лишь немногим старше Ключарева, и церемоний быть не может. И будто бы два знакомых встретились. И говорят будто бы о футболе.

– Ну так как насчет перехода в наш отдел?

– Никак.

– А ты хорошо подумал?

Толпа спешащих на работу оттесняет их с середины тротуара. К какой-то стене. Вот тут… Тут они стоят и курят.

– Ключарев, ты все-таки подумай!.. Ведь хорошей темы вам не дадут. Ты ж не так наивен, как твой начальник.

Ключарев пожимает плечами: дадут не дадут – кто знает!.. А знает, между прочим, он сам, Ключарев, – то есть знает, что не дадут. Догадывается. Бывает тема, что не размахнешься (молодые говорят, не проявишься), – это темы, где знай вкалывай для заказчика. И не жди, что оценят. И не почему-то, а потому что сам заказчик-то цены своей работе пока не знает. А бывает тема – золотая жила. О таких темах трубят и шепчутся. Там сыплются диссертации и открытия и, уж во всяком случае, для творчества простор.

– Простор – это прекрасно, – говорит Ключарев, на минуту как бы поддаваясь. – Ты хорошо уговариваешь.

– Профессионально.

– Пусть так… Но ведь вашему отделу тоже такую тему не дадут.

– Я не говорю, что дадут. Я лишь утверждаю, что у нас она появится скорее, чем у вас.

Это уже намек на Ивана Серафимовича, начальника Ключарева. У него непоколебимая репутация мямли. Странный народец эти замы. Ну уйдет Ключарев от мямли. А к кому попадет? К такому же мямле. Да, двадцать пять рублей лишних. И только за то, что он переметнется к ним (уж говорил бы тридцать – оно понятнее!)… И ведь трогает, ведь не пустяк. Это ведь в разговоре двадцать пять – чепуха, а в жизни – это кое-что иное, оно ведь ежемесячно. «Ключарев? Хороший парень. И работать умеет. Но ты знаешь, он ведь ушел от своих за двадцать пять рублей надбавки». – «Не может быть». – «Ей-богу. Я сам ему это предложил». Вот именно этот хитроватый зам так и скажет однажды. Тот еще народец.

– Зачем так цинично?.. Я же с тобой говорю открыто.

– Да вот ведь и я открыто, – улыбается Ключарев.

– Я ведь тебе и честно, и откровенно…

– И за спиной моего начальника, – подхватывает Ключарев ноту. – Это честно?

– Но с тобой-то я честен и откровенен.

Оба замолкают. «Подожди. Не так будем петь, когда ты будешь у нас работать», – думает зам. Для Ключарева это тоже не секрет. Догадаться не трудно… Двадцать пять рублей как воздушный шар. То как бы приближаются к Ключареву, то опять возвращаются в гигантский карман хитрого зама.