Читать книгу "Ткач иллюзий - Эва Бялоленьская"

Некоторое время спустя маг покинул Стрельцы, чтобы по поручению своего начальства поступить на работу в другом месте, но воспоминание о тихом ребенке осталось в его сознании, точно шип.

Через год до него дошло известие от Круга магов: на плоскогорье Ленн вспыхнула эпидемия, и каждый маг обязан помочь с ней бороться. Так судьба снова забросила Белобрысого в Стрельцы.

Зараза оказалась страшнее, чем все, которые он видел до той поры. Людей косила злокачественная разновидность легочной асфиксии. Болезнь проявлялась внезапно. И уже через несколько дней больной, которого рвало кровяными сгустками, умирал от удушья. Императорская гвардия задерживала и возвращала гонимых страхом беглецов, пытавшихся выбраться из окруженных войском районов, но чаще всего смерть уже таилась в них самих.

Белобрысый вспоминал те дни как сплошной кошмар. Кожа на руках у него лопалась и кровавила от беспрестанного мытья в щелочи. Все вокруг воняло кровью, гноем, отходами и уксусом, который якобы мог помешать распространению заразы. Два других врача заразились и умерли. На окраине деревни постоянно горели погребальные костры. Жители Стрельцов собирали дрова, плача, молясь и ругаясь — никто не мог быть уверен, что это будет не его собственный костер. Умерло много детей. Некоторые выжили, утратив обоих родителей. Бывало и так, что матери выгоняли из дома детей, заметив у себя первые признаки болезни и боясь за жизнь любимых. Белобрысый и сам едва держался на ногах от усталости, когда направился в сарай, в котором собрали всех этих заплаканных, беспомощных, сопливых бедолаг. Дети спали на соломе, прижавшись друг к другу, точно брошенные щенки. Самые младшие плакали и звали родителей, не понимая, что уже никогда их не увидят. Большинство детей были истощены, покусаны вшами. Половина с температурой, воспалившиеся царапины, синяки, гноящиеся глаза, больные животы… Лекарь смазывал мазью раны, заглядывал в глаза, в уши, заставлял выпить горький настой против поноса. Механически повторял: «Мама придет потом».

Один ребенок сидел далеко в углу, повернувшись ко всем спиной. Он монотонно раскачивался, ударяясь головой о стену. Только когда Белобрысый вытащил мальца из угла и глянул на измученное личико, он узнал раскосые карие глаза и темные локоны сынка Тучи.

Зараза пошла на убыль, выжившие вздохнули с облегчением, начиная заново отстраивать свой мирок. Для мага тоже начиналась новая глава в жизни. Он покидал Стрельцы, ведя за ручку худенького четырехлетку, который упрямо не поднимал глаз от земли. Маг понимал, что его ждут большие, очень большие перемены. И начинать приходилось с маленьких шажков, приноравливаясь к детской походке.

* * *

С того дня прошло много лет. Камушек вырос и стал уже почти совсем взрослым молодым человеком. Белобрысый честно признавался, что не раз проклинал принятое тогда решение. Не раз овладевали им усталость и разочарование. У Камушка был нелегкий характер. Особенно кошмарны были первые недели, когда взаимопонимания, казалось, невозможно было достигнуть даже по пустякам. Однако сквозь сомнения, ошибки и детские слезы одинокий мужчина и мальчик-сирота стали понемногу притираться друг к другу, пока не выросла между ними неразрывная связь.

Камушек был очень смышленым ребенком. Он быстро научился читать и писать. Одерживал он победы и в области магии — умел придать самый невероятный и фантастический вид даже крошечному стебельку травы. Наконец он принялся формировать сам воздух, который покорялся его воле, точно глина — пальцам горшечника. Но всего этого было недостаточно, чтобы стать полноправным членом Круга. Ему не хватало одной-единственной вещи. Деревья, которые он создавал, не шумели. Животные были немы. Фантастические чудища безмолвно разевали пасти.

К сожалению, он никогда так и не научился говорить. Может, Белобрысый был неумелым учителем, а может, паренек не сумел постигнуть его науки и понять, что существует мир звуков. «Речь», «шум» — это были для него пустые слова. Поэтому он никогда не старался тихо прикрыть за собой двери или аккуратно поставить таз. Напрасно маг укладывал ему губы, показывал, как выдыхать воздух, и клал ладони ребенка на свою гортань. Камушек чутко откликался на каждое движение, точно стебель травы на дуновение ветра, но речь оставалась для него только совершенно непонятной дрожью горла.

Наблюдатель читал в мыслях своего подопечного и глазами мальчика видел окружающую действительность как чудный край цвета, форм и запахов. Мир без названий. Для Камушка вода была мокрая и блестящая, но никогда не плескалась. Гроза означала для него блеск молний, но мальчик даже не подозревал о существовании грома, перекатывающегося по небесам, как тяжелые мельничные жернова. Правда, он догадывался, что ему чего-то не хватает, что из-за злого каприза судьбы ему не позволено узнать тайну, известную всем, кроме него. Может, именно поэтому с возрастом он чувствовал себя все более ущербным и становился все более непокорным. Это напоминало струну, которую медленно натягивают все сильнее и сильнее, пока она, в конце концов, не лопнет.

* * *

Два дня спустя после случая с яблоком эта струна наконец лопнула. День склонялся к вечеру. Белобрысый и Камушек сидели за столом. Маг переписывал свои разрозненные наблюдения со сланцевых табличек на пергамент. Паренек небрежно шкрябал что-то на своей табличке. Выражение лица у него было угрюмым. Его чертилка страшно скрипела. Когда маг попросил проверить, не застрял ли в острие какой-то царапающий осколочек, Камушек раздраженно отшвырнул чертилку в угол. Белобрысый поморщился. У парнишки явно был один из тех плохих дней, которые в последнее время случались все чаще и чаще.

Камушек стал развлекаться, создавая иллюзорных птиц, которые прогуливались по столу в разных направлениях.

«Птицы не могут заблудиться в чаще, хоть они такие маленькие. А у некоторых самцы и самки выглядят совершенно одинаково. Интересно, они иногда ошибаются?»

Перо мага на миг зависло над листом.

«Нет», — он сделал короткий жест пальцем.

«Никогда?»

«Никогда».

«Почему?»

«Они никогда не ошибаются, потому что все птицы поют по-разному. Они слышат друг друга и…»

Наблюдатель понял, что совершил ошибку еще прежде, чем сложил ладони в последнем знаке. «Пение» и «музыка» — эти два понятия неизменно приводили Камушка в ярость, поскольку он никак не мог понять, что это такое. А теперь еще оказалось, что обычным пташкам доступно то, что ему никогда не постигнуть. И Камушек взорвался. Грохнул кулаками по столу так, что все на нем подскочило, а потом его ладони стали двигаться так быстро и нескладно, что Белобрысый с трудом мог уследить за ними. Лицо парнишки исказилось от бешенства.

«Поют… музыка… что такое музыка — опять то, для чего нужны уши. Ненавижу! Ненавижу! Я ничего не умею! Не умею, не учу ничего нового! Я не стану магом! Глупо! Погано! Лучше умереть! У меня нет ничего! Не быть, не делать и не болеть!»

Маг схватил его за руки, придержал их, пока в гневе и отчаянии мальчик не изобразил что-нибудь совсем страшное, не нанес оскорбления какому-нибудь божеству и не притянул несчастья. Наконец лицо Камушка утратило свое дикое выражение. В воздухе над столом появились иллюзорные письменные знаки «песня», «гром», «крик».