Читать книгу "Двойная рокировка - Ной Чарни"

Священник посмотрел на часы. Без трех минут восемь. Он допил кофе и пошел через площадь к церкви.

Неторопливо перебирая ключи, отец Аморозо нашел нужный и, отделив его от остальных, вставил в замочную скважину. Распахнув большую деревянную дверь, он накинул затвор, удерживавший ее открытой. Утренний ветерок тотчас же устремился внутрь церкви, освежая застоявшийся за ночь воздух.

Войдя внутрь, священник с досадой посмотрел в сторону пульта сигнализации и подумал: «Господи, придется с ней сегодня возиться». Потом возвел глаза к небу, мысленно прося прощения за поминание имени Господа всуе. Подойдя к своему кабинету, он откинул шторку и отпер скрывавшуюся за ней дверь. Потом пошел по проходу между скамьями, чтобы преклонить колена перед алтарем. Отец Аморозо хотел уже двинуться дальше, но вдруг что-то остановило его. Он не верил своим глазам. Должно быть, это ему снится. Внезапно он все понял и, отступив назад, воскликнул:

— О Боже мой!

Картина Караваджо, висевшая над алтарем, исчезла.

ГЛАВА 2

— Но это же подделка.

Зажав трубку телефона между ухом и плечом, Женевьева Делакло крутила шнур, наматывая его на запястье.

Ее небольшой кабинет выходил окнами на Сену. Над красноватой водой возвышались величественные желто-серые арки средневекового Парижа. Стол в кабинете был завален бумагами, еще недавно разложенными аккуратными стопками. Делакло принадлежала к той категории импульсивных педантов, которым для всего требуется строго определенное место, куда они, впрочем, редко что-то кладут.

Стены пестрели репродукциями одного художника — Казимира Малевича. Это были абстрактные полотна с пространными описательными названиями, обычно приводящими в ярость неискушенного зрителя, — «Черный квадрат», «Супрематизм с синим треугольником и черным прямоугольником», «Красный квадрат: реалистическое изображение крестьянки в двух измерениях». Последняя представляла собой слегка деформированный красный квадрат на белом фоне. Рядом висели дипломы в деревянных рамках, свидетельствовавшие о глубоких познаниях их обладательницы в области искусствоведения и торговли предметами искусства. На столе высилась стопка кремовых бланков с изящной гравированной надписью «Общество Малевича».

На коленях у Делакло лежал каталог предстоящих торгов «Особо ценные русские и восточноевропейские картины и рисунки», который аукционный дом «Кристи» собирался проводить в Лондоне. Каталог был открыт на странице 46, с описанием лота 39.

Казимир Малевич (1878–1935)

Супрематическая композиция «Белое на белом»

Холст, масло

54,6x36,6 дюйма (140x94 см)

Эстимейт: 4–6 млн фунтов стерлингов

История владения

Абрахам Штейнгартен, 1919–1939

Йозеф Клейнерт, 1939–1944

Галерея Гмаржинской, Загреб, 1944–1952

Отто Метцингер, 1952–1969

Люк Салленав, 1969

Выставлялась на торгах «Сотбис» в Лондоне 1 октября 1969 г., лот 55, где была приобретена настоящим владельцем

Выставки

Галерея Либлинг, Берлин, 1929, «Супрематизм и его влияние на русскую духовность», № 82

Галерея Гмаржинской, Загреб, 1946, № 22

Литература

«Арт джорнал», 1920, с. 181

Картина является первой в знаменитой серии супрематических композиций «Белое на белом» и считается самым ценным полотном в этой серии

— Джеффри, повторяю, это фальшак. Только не утверждай, что во мне говорит упертая француженка! Я действительно упертая француженка, но в данном случае это не важно. Ты собираешься выставить на аукцион поддельного Малевича. Передо мной лежит каталог. Почему я так уверена? Я скажу тебе почему. Потому что картина, которую ты собираешься продать, находится здесь. Она принадлежит «Обществу Малевича». Говорю тебе, она у нас в хранилище. Да, в подвале, тремя этажами ниже, прямо под моей задницей…

Малевич устанавливает грань между белизной и небытием, мастерски трансформируя этот резкий контраст в созерцательную медитацию внутреннего напряжения. Эти картины целиком из области чувств. Малевич отказался от изображения действительности и реальных объектов, посвятив весь свой талант передаче эмоций. Не стоит задавать вопрос: «Что здесь изображено?» Гораздо логичнее спросить: «Что вы чувствуете, глядя на это?»

— Послушай, картина находится у нас в хранилище уже несколько месяцев. Я ее там видела на прошлой неделе. Мы очень редко ее выставляем, так что она взаперти уже целую вечность. Не знаю, почему ты сразу с нами не связался… да, понимаю, солидный список владельцев… Ты считаешь, что сейчас она находится у тебя в кабинете. Но говорю тебе: это фальшак…

Это одновременно революция и идеология, абстрактные формы, которые каждый может истолковать по-своему. Малевич освобождает своих зрителей от оков иконографии, вводя их в мир напряженных чувств. Он сделал это задолго до того, как абстрактная живопись стала популярной.

— Конечно, у него много версий «Белого на белом», но только две такие большие. Одна находится у нас, другая — в частной коллекции в Лондоне. Все остальные, дошедшие до нас, гораздо меньше. Но в каталоге указана именно наша. Владельцы, правда, совсем другие, но если ты мне скажешь, что твои фотографы сняли для каталога картину, которая висит сейчас в твоем кабинете, значит, это подделка…

…Джеффри, «Общество Малевича» для того и создано, чтобы защищать его наследие. Ну представь себе, что какой-нибудь парень с улицы написал симфонию и стал утверждать, будто это неизвестная музыка Бетховена. Его бы в два счета разоблачили. То же самое и с этой картиной: ее либо подделали, либо неправильно приписали авторство…

…Но я же узнала эту картину, Джеффри! Ты спрашиваешь как? А как ты узнаешь жену, встречая ее на улице? Ты не женат? Ну, это не важно, ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Когда часто на что-нибудь смотришь, особенно на эту картину, то потом узнаешь ее мгновенно. Это же моя работа — отслеживать и защищать любое произведение Малевича. Поэтому я хочу, чтобы ты снял этот лот с торгов. У меня и без того хватает головной боли от подделок, а тут еще такая солидная фирма, как твоя, начинает выдавать фальшивку за подлинник…

Это объективное искусство, для понимания которого не требуются специальные знания, как в случае с картинами на мифологические сюжеты. Это освобождение от излишней суеты, преграждающей путь к чистым эмоциям. Это почти буддистская сосредоточенность, отвергающая внешние эффекты традиционной живописи. Она провоцирует зрителя.

Конечной целью Малевича является трансцендентная медитация и умиротворение. Однако неменьший успех картине приносит гнев зрителя, с негодованием восклицающего: «Какое же это искусство? Так и я могу нарисовать!» Но если он действительно попытается изобразить нечто подобное, то очень скоро убедится, что это невозможно. Несмотря на монохроматичную палитру, текстура и оттенки этой живописи необыкновенно глубоки и выразительны. Такое невозможно повторить. Но, приводя в ярость зрителя, картина тем самым выполняет свою задачу. Она вызывает эмоции. Супрематическое искусство метит в небеса, зажигая там новые эмоциональные созвездия, в которых каждый может увидеть частичку своего «я».