Читать книгу "Шпион, который явился под Рождество - Лоренсо Сильва"

И по тому, что случилось пятнадцатью минутами раньше.

Темные, средней длины волосы. Суровые, но приятные черты лица, которые свидетели затруднились бы описать иначе. Лет тридцать с небольшим.

Только сейчас Андрей понял, что больше ничего о преследуемом не знает, и разозлился еще сильнее. До сегодняшнего вечера ему казалось, что они с беглецом в одной команде — более того, друзья.

«А ведь я тебе доверял, Петр, тебе единственному. В чем еще ты мне соврал? Я за тебя поручился. Сказал Пахану, что на тебя можно положиться. Если я не верну то, что ты стащил, мне крышка».

Он перешел улицу и повернул направо, оставляя позади витрину картинной галереи, подсвеченную нанизанными в гирлянду электрическими звездами. Андрей подобрался чуть ближе — тринадцать человек между ним и беглецом, — плавно, не делая резких движений, чтобы не тревожить толпу и не вызвать подозрений у преследуемого. Хотя тот шагал уверенно, Андрей знал, что у него прострелена левая рука. Она висела плетью вдоль тела. Капли крови на снегу скрадывались тенями и затаптывались сотнями ног.

«Скоро ты ослабнешь», — не сомневался Андрей, удивляясь, как беглец еще держится.

Впереди заплясали сине-красные отсветы, и Андрей напрягся. Даже в этой праздничной, переливающейся разноцветными огнями кутерьме их ни с чем не спутаешь. Летящий снег делался красно-синим в свете мигалок на крышах двух полицейских машин, перегородивших въезд на Каньон-роуд. Красным по белому на дверях значилось «Полиция Санта-Фе».

Андрей втянул голову в плечи. «Нас ищут? Обнаружили трупы?»

У машин, притопывая от холода, переминались двое грузных полицейских в толстых бесформенных куртках. Неуклюже вскинув закоченевшие левые руки в свете приближающихся фар, они показывали подъезжающим машинам и грузовикам, чтобы проезжали мимо, не сворачивая на Каньон-роуд.

Впереди в толпе какая-то женщина встревоженно поинтересовалась:

— Почему здесь полиция? Что-то произошло? Может, не ходить туда?

— Все в порядке, — успокоила ее спутница. — Улицу перекрывают каждый год. В сочельник Каньон-роуд становится пешеходной, транспорту проезд запрещен.

Андрей, стараясь не встречаться взглядом с блюстителями порядка, проследил, как Петр, обогнув полицейскую машину, вливается в праздничную толпу на Каньон-роуд. Полицейские, застывшие со скучающим видом, не обратили на него никакого внимания.

«Ну да, просто регулировщики, — убедился Андрей. — Это ненадолго, но к тому времени я уже перехвачу груз и смоюсь».

Почему, интересно, Петр не побежал к полицейским за помощью? Поразмыслив, Андрей догадался. «Сукин сын знает: мы готовы на все, чтобы вернуть похищенное. А эти два увальня даже пистолет из кобуры вытащить не успеют, если мы нападем».

Приглядевшись, он заметил, что Каньон-роуд впереди сужается и толпа делается еще плотнее. Санта-Фе — небольшой город, население всего семьдесят тысяч. Прежде чем приступить к заданию, Андрей успел провести рекогносцировку тесно застроенного городского центра и убедиться, что ответвлений от Каньон-роуд практически нет. Самая настоящая воронка.

«Теперь все закрутится быстрее, — подумал он. — Сейчас, приятель, я тебя перехвачу. А там разберемся, кто ты такой есть».

Андрей сузил глаза еще больше, сосредоточившись на темном затылке Петра, примериваясь, как всадит туда пулю. Делая вид, что любуется праздничным убранством, он миновал красно-синие сполохи и вступил в зону поражения.

* * *

В отличие от своего преследователя человек, называвший себя Петром, смотрел во все глаза, обострив чувства до предела и подмечая каждую мелочь.

Вдоль Каньон-роуд выстроились одноэтажные строения в стиле пуэбло: плоские крыши, скругленные углы, терракотовая штукатурка — туристам на загляденье. Большинство этих зданий (некоторые восемнадцатого века) были переделаны в художественные галереи, число которых перевалило за сотню, и улица стала одним из самых посещаемых мест в Соединенных Штатах.

Этим вечером очертания домов подчеркивались светом бесчисленных мерцающих свечей — местные называли их «фаролитос», — расставленных в заполненных песком кульках вдоль тротуаров. Некоторые переворачивались, задетые неосторожной ногой, бумага загоралась, но остальные стояли не шелохнувшись и мерцали, еще не заметенные снегом.

С обеих сторон горели костры, и от треска поленьев преследуемый каждый раз вздрагивал, будто от выстрела. Хвойные поленья от местных «пиньонес» источали ароматный дым, напомнивший ему ладан.

«Отвлекаешься… — предостерег он сам себя, стараясь забыть о боли в простреленной руке. — Какой, к черту, дым? Сосредоточься. Ищи выход».

По-настоящему его звали Пол Каган, однако за годы кочевой жизни он успел сменить много разных имен. А сегодня решил вновь стать собой.

Левый карман парки болтался лоскутом — оторвали, пытаясь задержать. Пол вспомнил, какой испытал ужас, когда полез за сотовым и рука нащупала пустоту. Вывалился… Сердце тоже сразу куда-то провалилось. Без связи с куратором помощи ждать неоткуда.

Телесного цвета наушник у Кагана тоже имелся, крохотный, незаметный в сгустившихся сумерках. В складках парки скрывался миниатюрный микрофон, однако гарнитура уже пятнадцать минут безмолвствовала. Разумеется, преследователи сменили частоту, чтобы он не подслушал, как его собираются ловить.

Изо всех сил стараясь слиться с толпой, Пол напрягал слух и зрение, оценивая обстановку и замечая все и вся: христославов, мерцающие огни в витринах и в кронах деревьев, галеристов, предлагающих прохожим кружки с обжигающе горячим какао. Он искал способ уйти от погони, понимая при этом, что, если выведет преследователей в безлюдный переулок, шансов на спасение не останется.

Не только у него самого, но и у другого, укрытого сейчас полой его куртки.

Пол почувствовал, как тот шевельнулся. Испугавшись, что задушит объект, он потянул застежку молнии, впуская под куртку свежий воздух. Если оттуда и доносились какие-то звуки, Пол ничего не слышал — все перекрывали уличный шум и песнопения. Зато и в толпе никто не различит и не заметит, что спрятано у него под паркой.

«Мы — восточных три царя…»[2]

«Да, все правильно, очень даже с востока», — подумал Каган. Ладанный запах смолистых поленьев вызвал в затуманивающемся сознании мысли о дарах, принесенных тремя волхвами младенцу Христу: ладан — как священнику, золото — как царю и смирну, бальзамирующую благоуханную смолу, — как обреченному на смерть…

«Нет, это не про того, кто скрывается у меня под курткой, — перебил сам себя Каган. — Клянусь Богом, я сделаю все, чтобы уберечь его от гибели».

* * *

— Пол, у нас для тебя новое задание. Как твой русский?